Рождение и гибель цивилизаций - Курляндский Виктор - Страница 30
- Предыдущая
- 30/117
- Следующая
История Североамериканских Штатов коротка и весьма наглядна. Достаточно назвать имя президента, чтобы определить ту или иную эпоху. Выборы президента проводятся в високосном году. Править президент начинает в год принятия решений и правит четыре года. Более удачного ритма и придумать нельзя, тут американцам здорово повезло. Выборы в високосном году — не столько принятие нового решения, сколько отмена старых. Вот почему вероятность переизбрания старого президента всегда меньше, чем кажется. Зато новый президент в год принятия решения (годы Быка, Змеи, Петуха) не испытывает слишком сильного народного давления и волен действовать относительно свободно. Возможно, такое согласие с природным ритмом — одна из причин уникального явления, свойственного, пожалуй, только Америке. Именно там из весьма заурядных претендентов вырастают очень хорошие президенты.
В истории США достаточно хорошо просматриваются не только 4-летний, но и 12- и 36-летние ритмы. Началась означенная история в ничем особенно не выделяющемся 1753 году. Через 12 лет, в 1765-м, на конгрессе по поводу гербового сбора американцы уже чувствовали себя самостоятельным народом и отказались признать за метрополией право на обложение налогами колоний, не имеющих своих представителей в английском парламенте.
Еще через 12 лет Соединенные Штаты приняли Декларацию независимости. Истинно революционным стал 1789 год, когда под давлением народных масс были приняты 10 поправок к конституции («Билль о правах»), провозгласивших основные демократические свободы. В том же году началось президентство в США. Первым президентом стал Джордж Вашингтон. Так начинается вторая фаза первого 144-летия США.
Третья фаза всегда наступает менее заметно: доктрина Монро (невмешательство Европы в дела Америки и наоборот), президентом становится Джон Куинси Адамс. А вот четвертая фаза в экономических циклах Запада всегда наступает бурно. В 1861-м президентом становится великий Авраам Линкольн, начинается Гражданская война, длившаяся, как и положено, четыре года, за этим последовала реконструкция Юга, что в сумме дало так называемую буржуазно-демократическую революцию. Структурный гороскоп называет все это иначе. Согласно его теории четвертая фаза экономического цикла порождает политическое чудо, некий строй, который почти без изменений просуществует до наступления следующей четвертой фазы, то есть до 2005 года.
В 1897 году начинается второе 144-летие США. Президентом становится Уильям Мак-Кинли. Четвертая, освобождающая фаза сделала свое дело: США вышли па первое в мире место но объему промышленного производства. Однако следующий кризис был не за горами: Великая депрессия (1929–1933). Из кризиса вывел страну Франклин Рузвельт. В 1933 году началась вторая 36-летняя фаза. Наступление третьей фазы не связано со слишком глубоким кризисом, однако помнится нам хорошо. 1969 год: разгар вьетнамской войны, массовые демонстрации протеста, президентом становится Никсон.
Теперь произведем простейший арифметический подсчет и легко увидим, что с 1993 года США входят в длительный 12-летний идеологический ступор, который разрешится революционным 2005 годом. Весьма вероятно, что именно 2005-й подарит очередного великого президента так же, как великих президентов подарили 1933-й (Рузвельт), 1861-й (Линкольн), 1789-й (Вашингтон. Это игра в чет-нечет, дающая наиболее четкие аналогии через 72 года).
Трудно удержаться и не сослаться на умную книжку Артура Шлезингера-младшего «Циклы американской истории», написанную в 1986 году и изданную у нас, кстати, осенью 1992 (намекаю на то, что моя статья уже вышла). В этой книге много ритмических версий, но результирующей признана версия с 30-летним периодом. «В какой-то момент, который наступит около 1990 г., должно произойти резкое изменение в национальных настроениях и ориентации — изменение, сравнимое с теми взрывами новаторства и реформ, которые последовали после прихода к власти Теодора Рузвельта в 1901 г., Франклина Рузвельта в 1933-м и Джона Кеннеди в 1961 г.». Красиво сказано — два Рузвельта, Кеннеди. Наша теория скромнее, зато, думается, точнее. Предлагаем Артуру заочный спор. В какой-то момент, который наступит около 2005 года, должно произойти резкое изменение в национальных настроениях и ориентации.
Теперь два слова о стихиях. Нет никаких сомнений в том, что с 1933 по 1969-й стихии сыска, подозрительности, шпиономании доминировали в США. Достаточно вспомнить о печальной судьбе супругов Розенберг, о жути маккартизма, о знаменитом национальном комплексе «красные под кроватью», о внезапных вспышках террора. А главное здесь то, что США почти всю фазу участвуют в войнах: Вторая мировая, Корея, Вьетнам. После 1969 года США стремительно сворачивают свое присутствие во Вьетнаме и в дальнейшем стараются не столько воевать самим, сколько добиваться успеха чужими руками. Политическая мощь США многократно возрастает.
О четвертой фазе пока умолчим — эго дело будущего. А вот первая фаза (1897–1933), как и полагается мистической фазе, утопает в тумане. Внимание в те годы было приковано к Европе, об Америке думали мало. А между тем там происходило удивительное. Убогая, деревенская держава вдруг (?) начинает умнеть (Белл, Эдисон, Форд), обрастать могучей промышленностью, богатеет и жиреет на глазах. Ей еще трудно вырастить свою науку, свое искусство, но Европа уже грузится на пароходы, готовая помочь новой сверхдержаве. Именно в первой (мистической) фазе рождается великая «фабрика грез» американского, то бишь мирового, кино, рождаются новые жанры кино, весь его строй на многие годы вперед. Для нас же главным остается атмосфера ватной тишины в стране. Страна спала и во сне толстела, готовясь проснуться и стать великой державой.
Для полноты картины надо было бы рассмотреть еще и Восток — как там дела с распределением стихий. Однако, как вскоре выяснится, следить за трансформацией политики на Востоке можно, лишь памятуя о правиле романтизации угнетенных стихий. А потому разговор об обратной логике Востока откладываем до главы «Романтики времени».
Хотя речь и идет о теории, совсем пренебрегать иллюстрациями не стоит. Существование обратной логики слишком парадоксально, чтобы поверить в нее сразу и безоговорочно. Поэтому еще раз, подобно Алисе, попавшей в Зазеркалье, попробуем проверить: сон все это или не сон. Открытие обратной логики было сделано в год рождения идей (1993). Проверкой идей лучше всего заниматься в год реализма, завершительства, подведения итогов. Таким стал 1995 год. Первой вышла работа «Кошкин дом», посвященная второй фазе современной имперской России.
«Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!» — кричала кондукторша из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Сам же Михаил Булгаков (1891–1940) родился в год Кота и всю свою творческую жизнь прожил в России кошачьего 36-летия (1917–1953). Так что Котам в это время не только не было ничего запрещено, но, напротив, все сходило с рук, все удавалось.
Строго говоря, это 36-летие принадлежало трем знакам — Коту, Козе и Кабану (каждому но 12 лет). Но в имперское время открытые знаки имеют значительное преимущество, ибо олицетворяют единение народа и подъем государства. Лидерство Кота в означенном 36-летии очевидно, однако не стоит все несчастья этого времени сваливать на сам знак. Коты и мучители, и мученики, и праведники, и грешники. Тяжелое им выпало время — убить крестьянскую Россию, родить индустриальную, выиграть, разделить имперскую Россию на национальные территории.
Уже 1917 год показал новый стиль российского времени: Если роль Ленина сводилась в основном к долгому дореволюционному воспитанию партии нового типа, то Троцкий (1879–1940), подобно Коровьеву, буквально «соткался из воздуха» и явился истинным гением (злым или добрым — кому как нравится) и революции, и всей Гражданской войны. Произошло это оттого, что сама стихия революции, ее внезапные повороты, кровавые вспышки, авантюризм гораздо ближе вечно бунтующему Коту, чем планомерной Лошади.
Впрочем, необходимо помнить, что прекрасный партизан, кавалерист и бунтовщик, Кот остается самым слабым полководцем, ибо не в состоянии просчитать будущее сражение, целиком уповая лишь на внезапность, смелость и везение. Поэтому, оставив полководческую славу Петухам, Змеям и Обезьянам, Кот прославился как классический комиссар. Троцкий был, по сути, комиссаром и вдохновителем всей российской армии, создав ее из ничего, подобно все тем же булгаковским специалистам по материализации чувственных идей. Па микроуровне образ классического комиссара на собственном примере вывел Дмитрий Фурманов (1891–1926), также, разумеется, Кот.
Однако истинный царь кошачьего царства не торопился выходить на первые роли. Как это и бывает в сообществе братьев наших меньших, лидером стал самый некрасивый, невоспитанный и злобный Кот. Именно Сталин (1879 1953) встал па царство, которое благополучно длилось до самого конца 36-летия.
Сталин был бездарным полководцем, бездарным политиком, да и вообще малокультурным человеком. Однако все эти недостатки ничего не стоили перед единственным достоинством — масштабом личности. Тиран и деспот, но вселенского масштаба, а стало быть, самый лучший для второй (кошачьей) фазы самого главного имперского цикла в мировой истории. Сталин и Булгаков, Сталин и Мандельштам (1891–1938) в каждой из таких нар противостояли великие глобалисты. Булгаков — венец мировой прозы, Сталин — последний всемирный деспот. Oil и не открывали новых дорог, они закрывали длинную череду мировых персонажей. Кот ведь не только завершитель, но еще и реализатор: еш дело — итоги. Кстати, разрушительный пафос легко можно увидеть и в романе Булгакова, недаром сгорает рукопись, сгорают дома, исчезают люди, но никто не рождается, ничего не возникает.
Милые кошачьему сердцу погромы можно видеть и па кинопленке. В лучшем фильме главного режиссера З6-летия Григория Александрова «Веселые ребята» то коровы громят банкетный зал, то музыканты крушат все подряд на заурядной репетиции. Фильм настолько угодил Сталину, всей стране и даже миру бесшабашной, ликующей радостью в лохмотьях, что пойманное настроение пытались удержать на все 36-летие. В «Цирке» (1936) чуть причесанная атмосфера «кошкиного дома» еще сохранилась. Но уже в «Волге-Волге» (1938) свет тускнеет, а в «Светлом пути» (1940) уже все фальшь. Впрочем, после войны у Александрова открылось второе дыхание: фильмы «Весна» (1947), «Встреча на Эльбе» (1950) — одновременно и пафосные, и игривые, одним словом, соответствующие своему времени и его главному знаку.
Еще сильнее тяга к пафосу видна у Котов-актеров. И если в другие эпохи и в другом исполнении богатыри выглядят ненатурально, то Котов патетика только украшает. Первейший в этом ряду, конечно же, Николай Черкасов (1903–1966). Его Александр Невский, вещающий лозунгами, или режиссер Громов из «Весны» — вот лицо эпохи. «Кто на Русь с мечом придет, от меча и погибнет» — разве это не главные слова 36-летия, ушедшего па подготовку к войне, войну и послевоенное восстановление? И Кот как один из самых боевых знаков лучше других показывал, как надо жить. Павел Кадочников (1915–1988) — это майор Федотов, умудрившийся в немецком застолье выпить «За нашу победу!» («Подвиг разведчика», 1947). Он же Алексей Мересьев («Повесть о настоящем человеке», 1948). Истинное народное лицо эпохи — Борис Андреев (1915–1982): Саша Свинцов («Два бойца», 1943) или Илья Муромец в одноименном фильме (1956).
Разумеется, национальный характер всего народа не может воплотить один знак, пусть даже всего на 36 лет. Нужен хотя бы один оппонент. Лучший вариант второго полюса — Кабан (в следующем 36-летии такой парой будет пара Лошадь — Тигр). Идеальную пару для всей эпохи изобразили Борис Андреев и Марк Бернес (1911–1969, Аркадий Длюбин в фильме «Два бойца»). Кот — простой, открытый, внушительный, былинный пафосный герой, Кабан — ироничный, хитроватый, скрытный, но не менее героический и самоотверженный. Кроме Бернеса, были и другие народные любимцы «кабаньего» племени — Михаил Жаров (1899–1981, Ментиков — «Петр Первый», 1937; Семибаб — «Беспокойное хозяйство», 1946), Сергей Столяров (1911–1969, Мартынов «Цирк», Алеша Попович — «Илья Муромец»). Насколько пафос пронизывал все мироощущение народа, показывает замечательный детский фильм «Тимур и его команда» (1940), поставленный Александром Разумным (1891–1972). Даже дети превращаются в пламенных трибунов, и все это натурально, без всякой фальши.
Если кино находилось в то время под строжайшим контролем государства и лично товарища Сталина, то в литературе не все было однозначно. Она жила своей жизнью, не подчиняясь указующему персту главного Кота. Кроме Булгакова и Мандельштама, активно и честно творили
Викентий Вересаев (1867–1945), Николай Заболоцкий (1903–1958), Константин Симонов (1915–1979), Михаил Светлов (1903–1964). Особое место в нашей литературе занимал Илья Эренбург (1891–1967), уникально совместивший честность пера и близость к верхам. Роль в Отечественной войне Эренбурга необычайно велика.
Удивительное дело, но даже музыка, не подверженная государственному ритму сфера, явление скорее интернациональное, все же сделала поворот в сторону «кошкиного дома». В первую очередь речь идет о гениальном Сергее Прокофьеве (1891–1953), умершем чуть ли не в одночасье с «большеусым». Другой гений — Арам Хачатурян (1903–1978), создатель «Гаянэ» (1942) и «Спартака» (1951).
Архитектурным символом эпохи стал завораживающе мрачный знаменитый «Дом па набережной» (комплекс па улице Серафимовича) архитектора Бориса Иофана (1891–1976), хотя, прямо скажем, Коты далеки от лидерства в архитектуре, в ней, как и в военном деле, лидируют логики (Петух, Бык, Змея). «Дом на набережной» — а не Кремль или университет — это и есть самый главный «кошкин дом», в котором толкают речи, веселятся, арестовывают, предают, доносят, а потом завешивают былые грехи мемориальными досками…
И все-таки самым удивительным в феномене доминирования одного знака на протяжении 36 лет является выживаемость Котов в сталинской мясорубке. То ли Сталин чувствовал своих и ire карал, то ли время их охраняло. Уж на что Мандельштам перешел все пределы возможного, а и того Сталин не велел убивать. Эренбург, единственный член антифашистского еврейского комитета, который не был расстрелян, не был даже арестован. Михаил Булгаков и белую гвардию воспел, и заграницу рвался, ни одной буквой не польстил повой власти, а остался жив и даже был опекаем хозяином страны. Как вышло, что Николай Вавилов был репрессирован, а его родной брат, родившийся в год Кота, Сергей Вавилов (1891–1951), возглавил Академию наук?
Еще загадочнее судьба некоторых Котов — иностранцев. Например, избежал преследования главнокомандующий финнов Карл Густав Маинергейм (1867–1951), воевавший против нас две войны, а в результате ставший президентом Финляндии (1944–1946). Был оправдан фашистский преступник Франц фон Лапеп (1879–1969).
Многих Котов еще можно было бы вспомнить: сталинского патриарха отца Сергия (Старогородского, 1867–1944), Николая Вознесенского (1903–1950), в 40 лет уже возглавлявшего Госплан. Ясно, что то суровое 36-летие было звездным временем Кота, знака весьма любимого в России. После 1953 года Кот заметно помельчал и стал совсем ручным, подчинившись другим, более мощным знакам. Помните, как писал С. Маршак: «Тили-тили-тили-бом! Погорел у кошки дом. Не найти его примет. То ли был он, то ли нет»…
- Предыдущая
- 30/117
- Следующая