Магия успеха - Разумовский Феликс - Страница 13
- Предыдущая
- 13/118
- Следующая
ГЛАВА 4
— Напрасно вы принесли все это. — Врач устало глянул на пакет в руках Прохорова и вздохнул. — Она глотать не может.
В больничном воздухе витал запах хлорки, стиранных в щелоке простыней и какой-то безнадежности: попал сюда, и уже не человек.
— Поговорить-то хоть с ней можно? — Серега вдруг вспомнил, как мать пришла к нему в школу на выпускной вечер — стройная, нарядная, красивее всех девчонок, и голос его предательски дрогнул. — Недолго, минут пять всего…
— Вы, молодой человек, не понимаете, — подняв рыжие брови, врач покачал белым колпаком и чем-то стал похож на китайского фарфорового болванчика, — у нее же кровоизлияние в мозг. Не может ходить, говорить, делает под себя. Не узнает никого… Рановато, конечно, да ведь экология у нас, знаете ли, социальные факторы, стресс… Надо подождать немного.
Насчет стресса Прохоров не сомневался. Когда в Чечне убили его брата Витьку, а государство, выкраивая на компенсациях, объявило его без вести пропавшим, он вместе с матерью и батей трижды ездил в Ростов. В морг, где лежат останки погибших в Чечне солдат. Неопознанные. Чтобы опознать Витьку, пришлось везти то, что осталось от его головы, в Петербург, где врач-стоматолог и дал окончательное заключение — да, это челюсть десятиклассника Прохорова. А вот в собесе «огромную» сумму в сто двадцать шесть тысяч, положенную на погребение, не дали: погиб боец в девяносто четвертом, а похоронили-то в девяносто шестом. Непорядок! Как раз после этого Серегин батя и запил, а мать как-то сразу состарилась, всю зиму пролежала с сердцем и вот теперь — паралич…
— Не узнает никого? — Серега, сгорбившись, сник, и на его скуластом, покрытом шрамами лице появилось выражение такой растерянности, что врач участливо тронул его за рукав:
— Ну-ну-ну, не надо так отчаиваться, сделаем все, что можем. Что в наших силах.
Неожиданно помрачнев, он замолчал и поманил Прохорова за собой в ординаторскую:
— Не так давно появился новый метод борьбы с параличом, так называемая фетальная терапия. Занимается им в Петербурге клиника «Еврокласс», советско-шведская. Но лечение чертовски дорогое. — Он присел к столу, кратко изложил историю болезни и, протянув Сереге бумажный лист, как-то неловко улыбнулся. — Вот, на всякий случай возьмите.
Объяснил, как доехать до «Еврокласса», вытащил из кармана «Стюардессу», закурил, и Серега вдруг понял, что врачу мучительно стыдно за свою беспомощность. За отсутствие лекарств, за драные простыни, за упитанных веселых тараканов, от которых спасу нет. За державу обидно. Ведь врач как-никак, целитель страждущих, клятву Гиппократа давал…
— Спасибо вам, доктор. — Он убрал историю болезни матери подальше и, вспомнив про пакет с фруктами, поставил его на стол. — Отдайте кому-нибудь, кто еще глотать может.
И только уже внизу, на улице, понял, что сморозил глупость. Стоял погожий летний день. В душном воздухе летали стрекозы, девушки щеголяли в шортах и сетчатых, абсолютно ничего не скрывающих майках, но Прохорову было наплевать. Он вдруг отчетливо осознал, что, кроме матери, никто никогда не ждал его поздними вечерами, ну, может быть, Рысик, когда хотел жрать и не бегал где-нибудь во дворах по кошкам. Кстати, о кошачьих харчах. У продовольственного лабаза Серега припарковался, купил полкило печени и пачку геркулеса «Ясно солнышко». Всяких там «Вискасов» и «Китикетов» Рысику перепадало мало, потому как он страдал песком в уретре и однажды уже испробовал катетер. Себе же Прохоров взял чего попроще, пельменей, — дешево и сердито, к тому же «Равиоли», если и подзадержится в дороге, не раскиснут.
Однако время было ни то ни се, и ехать народ упорно не желал. Тормоз окончательно уже решил рулить к дому, когда заметил фигуристую телку, зазывно махавшую рукой.
— Куда изволите?
Бывают все же чудеса на свете — изволили к его же собственному дому! Однако закончился вояж весьма прозаически.
— Держи, шеф. — Пассажирка извлекла пятирублевую монетку и, чтобы не касаться водительских пальцев, небрежно бросила ее на приборную доску. — Бензином у тебя в тачке воняет, жуть.
Сама она благоухала «Шалимаром», изрядно разбавленным нежным девичьим потом, — жарко все-таки, лето.
— Да ладно, подруга, оставь себе. — Подобного хамства Тормоз не выносил и, ухмыльнувшись, сунул красавице пятирублевку в щель между прекрасными выпуклостями. — Купи себе тампакс и засади поглубже…
— Козел! — Взвизгнув, блондинка выкатилась из машины, вытащила застрявшую в трусах монету и с видом оскорбленной добродетели направилась к Серегиному подъезду. — Пидор, чтоб тебе самому засадили поглубже!
«Если соседка, то живет здесь недолго. — Посмотрев ей вслед. Тормоз оценил стройные щиколотки и перевел взгляд на округлости ягодиц под полупрозрачной тканью. — Что-то этой жопы я не видел». Привычно заковав машину в противоугонные кандалы, он вошел в подъезд и сразу же услышал глас Рысика — полный экспрессии, негодования и готовности сожрать целого быка. Расположившись у родного порога, хищник яростно драл когтями дерматин, время от времени разбегался., взлетал в воздух и ломился в дверь всеми четырьмя конечностями, а уж орал-то, словно голодный тигр:
— Мя-я-я-я-са!
Учуяв Тормоза, он потишел и, лихо вспрыгнув на хозяйское плечо, принялся урчать прямо в ухо — уважаю, мол. Рыжие бока его ввалились, нос расписали когти конкурентов, а хвост был мелирован чем-то на редкость вонючим, — и где только нелегкая носила! «Да, за любовь надо платить. — Запустив домочадца, Прохоров вошел следом, закрыл за собой дверь. — За простыни, за лекарства, за операцию… За все…»
В квартире было душно. Мухи нарезали круги над кошачьим лотком, в солнечных лучах роились пылинки, а из конуры Прохорова-старшего раздавался даже не храп, а утробные, нечеловеческие хрипы. Сморщив нос — опять все углы облеваны! — Тормоз набрал в кастрюлю воды и, поставив на огонь, с уханьем залез под ледяной душ, — жара. Да, жарко, — мощно приложившись к поилке, Рысик с ходу вылакал половину содержимого и, принюхавшись, начал подбираться к пакету с печенью, а в это время полилась песня и на кухню заявился Прохоров-старший.
- Предыдущая
- 13/118
- Следующая
