Зона бессмертного режима - Разумовский Феликс - Страница 16

• Предыдущая
• 16/69
• Следующая

– Ничего, Кларочка, не переживай, – ласково посмотрел на нее Бродов. – Все тайное когда-нибудь становится явным. Бог даст, может, доживем. А что это за папирус такой, Весткарский? Нельзя ли поподробней?

В глубине души он был полон сомнений – что же все-таки для женщины важнее: ум или красота? А с точки зрения мужчины? Может, все-таки разумный компромисс? И если это так, то где найти ее, с золотой серединой?

– Можно и поподробней, – согласилась Клара, покладисто кивнула и жадно приложилась к бутылке с минералкой. – М-м, пить хочется. То ли с омуля, то ли с коньяка… Так, значит, папирус, папирус… Весткарский папирус… Назван он так в честь одной дамочки, привезшей этот папирус из Египта и подарившей его вроде бы Берлинскому музею. А говорится в нем помимо всего прочего о том, как его величество Повелитель Верхнего и Нижнего Египта Хуфу, правогласный[55], воплощение Озириса, общался с магом по имени Деди, почтенным мудрецом ста десяти лет от роду. Сей волшебник будто бы знал о секретных помещений Тота, которые его величество желал всем сердцем задвинуть в собственном горизонте. Только задвинул или нет, не ясно, потому как папирус этот не имеет конца. А именно множество пробелов-лакун[56]. Кстати, интересно, интересно… Очень интересно… Так, так, так… Верно говорят, хорошая мысля приходит опосля… Ребята, извиняйте, пойду увековечу.

Она еще отхлебнула минералки, резко поднялась и рысью подалась вон из кухни. Минута – и из комнаты послышалось приветствие включенного компьютера. Процесс увековечивания премудрого пошел.

– Кандидат наук. Шесть книжек уже написала, – гордо прокомментировал Женька, встал и принялся возиться с посудой. – А ты, командир, когда найдешь даму сердца? Не органа малого таза?

– А кто ж его, Женя, знает. Меня девушки хорошие не любят, – отшутился Бродов, коротко вздохнул и, дабы не муссировать тему, начал вспоминать, как они вояжировали на «Академике Павлове» [57]. По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там.

– Да уж, раньше были времена, – шмыгнул носом Женька, – а теперь мгновения. – Он тяжело вздохнул, поднялся, вытащил из холодильника водку. – Давай, Даня, по чуть-чуть. Холодненькой. За тех, кто в море.

Приняли «Столичной», зажевали «Краковской», вспомнили, как куролесили в водах Адриатики. Еще – у островов Паг, Керкенна, Дуги-Оток, Валетта, в проливе Кварнер, в заливе Габес, у берегов Туниса, Алжира и Марокко. Долго сидели, выпили всю бутылку – было чего вспомнить. А потом на кухню заявилась Клара, бодрая, довольная, светящаяся оптимизмом, и принялась кормить их рассольником и пловом. По ее лицу было видно сразу – творческий процесс успешно завершен, все премудрое и прекрасное надежно увековечено.

– Ну-с, о чем на этот раз? – с улыбкой осведомился Бродов, работая ложкой. – Какие мысли?

– Все те же, фантастико-криминальные, – сказала Клара, интригующе кивнула и неожиданно сделалась на удивление серьезной. – Они вернутся. И попытаются опять взять контроль над человечеством. Весь вопрос только в том – как. Мы ведь уже не прежние лулу. Скорее всего, на Земле будет заварена такая каша, какую расхлебать своими силами люди будут не в состоянии. Вот тут-то боги и выйдут на арену в качестве спасителей голубой планеты. Всего этого отчаявшегося, потерявшегося человеческого скопища. Вот такой вот, братцы, футуристический прогноз, донельзя мрачный, пессимистический и чернушный. А может, я просто воинствующая паникерша, принявшая не в меру французского коньяка? Ладно, будущее покажет, как говорится, будем живы – не помрем. Данила, пироги греть? С капустой, грибами и с рисом и яйцом…

– Греть, греть, всенепременнейше. Равно как и эту аппетитную, тающую во рту кулебяку.

За чаем, пирогами и разговорами время летит быстро, они даже не заметили, как наступило утро.

– Ого, как скоро ночь минула, – глянул на часы Бурундук, встал, зевнул, вздохнул истово, так что затрещали связки, потянулся. – Пора мне, братцы, на трудовую вахту. А то Васильевич будет рвать и метать. Не обижайся, командир, Клара тебя проводит. Жаль вот только, что ненадолго ты, проездом.

– Не переживай, брат, – успокоил его Бродов и хитро подмигнул. – У нас все рассчитано. Я ведь из Египта возвращаюсь по дуге, через Питер. Так что бог даст – увидимся, через двенадцать ден встречай. Да я еще позвоню.

– Ну вот и славно, – воодушевился Бурундук, по-быстрому оделся, обнялся с Бродовым и пулей выскочил сменять Васильевича. Выстрелил замок, хлопнула дверь, ухнул лифт, и наступила тишина.

– У тебя когда самолет-то, Данила? – посмотрела в окно Клара, еле-еле сдержала зевок, зябко, словно на пронизывающем ветру, передернула пухлыми плечами. – А… Тогда поехали, я еще заправиться хочу.

Ладно, собрались, оделись, присели на дорожку. Пошли. На улице ощутимо холодало, падал снег, «копейка» выглядела несчастной и замерзшей. Словно старая больная кошка, скорчившаяся на канализационном люке.

– Ну вот, блин, гололед проклятый, как сказал Александр Матросов, бросаясь на амбразуру. – Клара отключила сигнализацию, не сразу поладила с дверями и сделала гостеприимный жест: – Давай, Данила, залезай.

– Есть. – Бродов положил сумку назад, сам сел вперед, попробовал устроиться с комфортом в кресле. Наивный…

Клара между тем освободила руль, сунула на место провод и, чавкая противно мембраной бензонасоса, подкачала топливо в чрево карбюратора. Чиркнул стартер, двигатель подхватил, из жерла глушителя повалил сизый дым. Символизируя дым ладана, на который дышали поршни и кольца.

– Чертово давление, – пожаловалась Клара, постучала по мигающей ало лампочке и, с натугой включив скорость, под звяканье кардана тронулась. Казалось, порулила не в аэропорт – к месту вечной стоянки транспортного средства.

И снова потянулись вдоль дороги ландшафты – унылые, скучные, припорошенные хилым снежком. Совсем размякла, рассопливилась, ударилась в распутство зимушка-зима.

– Так, вот здесь семьдесят шестой, кажись, есть. – Не доезжая до железнодорожной станции, Клара прижалась влево, лихо развернулась и встала на бензоколонке – возиться с баком, заправочным шпалером и проклятущим металлом. Бродов же, пользуясь моментом, вытащил пачку долларов, запечатанную банковской лентой, с рожами дяди Франклина, радостно ухмыльнулся и сунул в «бардачок». Для него это пустяковина, а Женьке будет приятно.

– Бензин дерьмо, спинным мозгом чую – этилированный, – прокомментировала процесс Клара, благополучно завелась и через четверть часа уже прощалась на парковке у аэровокзала. – Ну, Данила, счастливо долететь. Позвони оттуда, скажи, что и когда, мы встретим. Эх, завидую тебе белой завистью: Египет, фараоны. Вот, возьми на дорожку, еще неизвестно, какой у них там харч, – и протянула Бродову увесистый пакет внушительных размеров. – Да бери ты, бери, нам с Женькой все одно не сожрать. А потом мне мучное вообще вредно.

Смешно так сказала, нараспев, с артикуляцией кота Матроскина – у нас, мол, этой сметаны – завались.

– Ну, спасибо, Клара, спасибо. Этого я тебе до смерти не забуду, – усмехнулся Бродов и покачал съестное на руке. – Ну ладно, пойду.

Он чмокнул Клару в ноздреватую щеку, вылез, повесил сумку на широченное плечо и, уже закрывая дверь, сказал:

– Встречать, надеюсь, будете на новой тачке. В «бардачке» посмотри.

Данила улыбнулся, резко хлопнул дверью и, широко шагая, подался к зданию аэровокзала. Настроение у него было лучше некуда.

Не только у него – на второй этаж Пулково-I прибывали путешественники, являющие собой даже на первый взгляд воплощение счастья. Словно очумелые бросались они к стойке с логотипом турфирмы, хватались за конверты с авиабилетами и ваучерами[58], шуршали документами, рассматривали их, любовно убирали и изнемогали от нетерпения. Глаза их при этом лихорадочно блестели, губы улыбались, члены подергивались. Многие уже успели набраться на дорожку, им было хорошо и без Нила, и без пирамид… Руссо туристо, облико морале.

• Предыдущая
• 16/69
• Следующая