Вавилонская башня - Разумовский Феликс - Страница 91

• Предыдущая
• 91/134
• Следующая

– Вы же взрослые люди, должны понимать, у нас учреждение особое, – непререкаемо заявила очкастая медсестра, заведовавшая окошком с надписью «Не стучать». – Кроме того, пускаем строго по одному, а один посетитель у него уже сидит.

– Кто?! – ужаснувшись, разом спросили Звягинцев и Шихман, но окошко со стуком захлопнулось. Таких справок здесь не давали. Седовласые мужчины беспомощно переглянулись… Обоих посетила одна и та же мысль. О хомяковских бандитах, явившихся то ли добивать Кратарангу, то ли выпытывать у него какие-то сведения. Столь же синхронно они повернулись к Виринее, возлагая на неё последнюю надежду… Но в это время снаружи послышалось породистое урчание ещё одного дизеля, и рядом с их «восьмидесятым» воздвигся второй, тютелька в тютельку такой же. Ну не мог же, в самом деле, Евгений Додикович Гринберг допустить, чтобы некий пожилой соплеменник катал его Виринею на ничего не боявшемся внедорожнике, а он, Евгений Додикович Гринберг, такой возможности не имел?

Вот деликатно квакнула сигнализация. Войдя в вестибюль, майор Грин жестом фокусника вытащил из нагрудного кармана пачку спецпропусков. Естественно, фальшивых, но таких, что без специальной аппаратуры от настоящих не отличить. Даром ли они с Борькой вылавливали образцы из местами засекреченных и даже заминированных бездн Интернета, а потом распечатывали и заполняли? Самым большим затруднением для двух бывалых шаромыжников явилось, представьте, добывание такой же поганой бумаги, на которой были отпечатаны оригиналы, но чего не сделаешь ради любимой.

Словом, получилось так хорошо, что Евгений Додикович со свойственной ему практичностью даже подумал, а не перейти ли на печатание денег, но потом мысленно махнул на это дело рукой. Не в деньгах счастье. И даже не в их количестве.

Счастье состояло в том, чтобы с небрежным поклоном вручить один из пропусков Виринее и галантно предложить ей ручку:

– Позвольте вас проводить?

Операцию, насколько было известно Льву Поликарповичу, Кратаранга перенёс тяжелейшую. Поэтому профессор стихийно ожидал увидеть перемещённого бледно-восковым – один нос, торчащий из серых подушек, – и, возможно, вменяемым, но вполне чумовым после наркоза.

К его радостному изумлению, Кратаранга сидел в постели и, ловко действуя одной рукой, с аппетитом уплетал домашние пирожки, запивая их тоже далеко не больничным бульоном, доставленным в термосе. Рядом стояла Ефросинья Дроновна Огонькова. Она держала большую расчёску и дожидалась, пока подопечный поест, чтобы расчесать его спутанную белую гриву.

Она и была тем единственным посетителем, которого к нему допустили. Между прочим, стояла она не просто так, а в боевой стойке, и во взгляде, обращённом на дверь, читались тревога и готовность защищать раненого от любого врага.

– Их Кратарангой зовут, – опустив расчёску и отчего-то густо покраснев, сообщила она новоприбывшим. – Они мне сами сказали.

«А мы уже знаем», – могли бы ответить Шихман, Звягинцев, Гринберг, Виринея и Евтюхов. Но не ответили: врождённая деликатность помешала.

– Он совсем нормальный и уже сам встаёт, хотя официальной экспертизы ещё не было, – вернула их к суровой реальности ключница, сопровождавшая визитёров. – Однако, если что, вон там около двери красная кнопка!

Для верности она вытянула палец, доступно показывая, как следует нажимать на тревожный звонок. И, пообещав вернуться минут через сорок, пошаркала вглубь бесконечного коридора.

– Ну как, брат, здоровьишко? – Евтюхов без лишних разговоров с ходу распахнул потёртый портфель, с которым обычно ходил в лабаз за водочкой, и принялся выгружать на тумбочку харч, купленный без всяких оглядок на «можно – нельзя», зато от чистого сердца. – Знаем мы эти больничные рационы, заворовались они все…

Синие глаза под стрельчатыми бровями тем временем внимательно и с живым любопытством изучали гостей. Лев Поликарпович перехватил их взгляд и с окончательным облегчением понял, что Кратаранга был в самом деле нормален. Ну не может быть у сумасшедшего таких глаз. Мудрых, проницательных и бесстрашных. Звягинцев даже вдруг вспомнил, как был некогда в Ереване и посетил там хранилище древних рукописей – знаменитый Матенадаран. Так вот, помимо книг десятого века, выставленных для обозрения под стеклом, в Матенадаране имелись витражи, изображавшие занятых беседой учёных с великолепными телами то ли воинов, то ли атлетов. Лев Поликарпович, тогда ещё не профессор, даже усмехнулся, мысленно сравнив красочные витражи с социалистическими плакатами, на которых молодой учёный непременно изображался худосочным очкариком с газетой «Правда» в руке…

Мог ли он представить, что спустя много лет повстречает совершенно матенадаранского персонажа, шагнувшего из времён, когда ещё не придумали разделить телесное и духовное и объявить одно высоким, а другое – греховным и низким?

– Здравствуй, – вдруг проговорил Кратаранга по-русски, обращаясь сразу ко всем.

– Это они сегодня выучили, – пояснила Фросенька и опять покраснела. – Пока больше не знают.

А Кратаранга остановил взгляд на Виринее, отложил пирожки и протянул к ней незабинтованную руку, добавив несколько слов уже на своём языке. Виринея приняла приглашение, подошла и вложила ладошку в его ладонь. Когда они молча уставились друг другу в глаза, все прочие, находившиеся в палате, невольно затаили дыхание – и Евтюхов, и даже несостоявшийся нобелевский лауреат Шихман, потому что рядом с ними происходило нечто неподконтрольное современной науке. Кратаранга и Виринея явно общались, но как?.. Некоторую ясность в эту тему мог бы внести Кот Дивуар, но они его с собой в больницу почему-то не взяли…

Спустя несколько минут Кратаранга выпустил руку Виринеи и покачнулся. Все-таки он был ещё очень слаб. Бдительная Фросенька бережно подхватила его и помогла опуститься на взбитые подушки. Виринея отступила было прочь, но хайратский царевич остановил её повелительным жестом. А потом медленно, размеренными движениями семь раз вдавил палец в больничное одеяло, оставив на нем семь отчётливо видимых ямок. Вместе они складывались в рисунок наподобие ковша.

• Предыдущая
• 91/134
• Следующая