Смилодон - Разумовский Феликс - Страница 9
- Предыдущая
- 9/60
- Следующая
А потом тайга закончилась и пошли мари. С одуряющим запахом лишайников, перегнивших мхов, трав и голубики, с выматывающим душу жужжанием гнуса, с болотами, где коричневая вода поверху затянута поволокой плесени. Унылое однообразие, никаких ориентиров. Только одиночные корявые лиственницы, то ли еще живые, то ли уже скрученные ветром насмерть. Качнешь такую летом, еще не опушенную листвой, да вдруг и вырвешь неожиданно, а под корнями у нее белым-бело. Снег-снежок, лед-леденец. Тоска. Походишь в мареве день-другой, нанюхаешься болотной пряной прели — и все, амба, хана, кайки. Психика не выдерживает, жить не хочется. Ломаешься, как спичка.
Однако Буров за жизнь держался крепко. К вечеру второго дня он выбрался из царства гнуса, разнотравья и загнившей воды, разрешил себе немного поспать и снова, чутко вслушиваясь, двинулся лесными тропами. Тайга вскоре пошла какая-то странная, низкорослая, изогнутые деревья стояли облезлые, как при линьке петухи. Интуитивно, по каким-то неподдающимся определению признакам, ясно чувствовалась близость предгорья. Все верно сказал шаман, все точно…
“Еще немного, еще чуть-чуть”, — возликовал Буров, невзирая на сгущающуюся темноту, прибавил шагу, но тут же, умерив радость, выругался и бросился под ближайшую ель. Его чуткое ухо уловило посторонний звук. Раскатистый, стремительно приближающийся, басовито сотрясающий ночные небеса. Вертушка. Вертолет. Вроде бы МИ-4. Ну да, точно, четверка. Смотри-ка, старушенция еще летает. И хрена ли ей здесь, на ночь глядя? Уж не по его ли душу? И не дай бог кто-нибудь еще сечет в ноктовизор <Прибор ночного видения.>сверху… Да, похоже, инструктора-кинологи у вэвэшников не такие уж и мудаки, поставили-таки барбосов на след. Эх, “скрылевку” <Специальная, не пропускающая теплового излучения тела накидка конструктора И.Скрылева.>бы сюда или на худой конец простыню. Мокрую, белую <Тоже помогает от ноктовизора.>. Завернуться в нее и изображать описавшуюся моль. Шутковал Буров про себя, крепился, а собственно, радоваться особо было нечему. Если его сейчас засекут — а это уж как пить дать, к гадалке не ходи, — то утром вертолет высадит розыскную группу, собачки примут след, и все, финита ля комедия. Ночью навряд ли сунутся, сфинктер тонковат. Будут, скорее всего, ждать рассвета. А значит, резюме одно — вперед. Обратного хода нет. Времени, чтобы сопли жевать, тоже.
Вертолет между тем покружил-покружил, сделал боевой разворот и оглушительно, и, как показалось Бурову, торжествующе рыча, убрался. Все стало тихо в тайге, только ветер шелестел в кедровых лапах да ухал где-то отмышковавший филин. Его время. Ночь. Ясная, с полной, круглобоко выкатившейся на небо луной. В ее призрачном свете кедры казались седыми великанами, величественными и нереальными. Завораживающе красивыми…
Только Бурову было глубоко плевать на красоты природы, он двигался вперед с упорством загнанного зверя. Предчувствие его не обмануло — лес поредел, перешел в предгорье, характер местности менялся на глазах. Идти вскоре пришлось через курманы — стотонные глыбы, одетые в кедрач. Они, эти глыбы, играли, раскачиваясь, и каждый промах, неверный шаг давал ощущение почище, чем на американских горках. Чувство последнего в жизни шага. За которым — ничто. Так, поневоле участвуя в этом дьявольском аттракционе, Буров прошкандыбал всю ночь и аккурат перед рассветом вышел к Кровавой скале. Точь-в-точь такой, как ее описывал шаман — отвесной, словно вырубленной топором, цвета киновари, с остроконечной, словно бычий рог, вершиной. Перед ней идеальным полукругом лежала каменистая пустошь, границу ее отмечали небольшие, вытесанные из гранита пирамидки. Шаман называл их ошо — вехами, знаками жизни. А еще он рассказывал, что раньше у Кровавой скалы находилась Золотая баба, ее в незапамятные времена поставил туда верховный бог Ур. Чтобы забирала на себя все людское зло и отправляла его на небо, очищая землю. Так продолжалось долго, многие тысячи лет. Потом Золотой бабы не стало, и некому теперь справиться со злом, скопившимся за вехами ошо. Плохое сделалось место, опасное, однако. Только Айыы-шаманы и Великие воины могут появляться здесь и заходить в пещеру Духов, чтобы Мать Матери Земли Аан открывала им двери в другие миры. Трусам, педерастам и ментам путь сюда, однако, заказан.
“Ну что, пойдем знакомиться с такой-то матерью”, — Буров хмыкнул, переводя дыхание, высморкался и тут же обостренные рефлексы заставили его броситься бежать. Спотыкаясь, падая, из последних сил. На пределе возможностей.
В воздухе ясно слышался лай. И не просто лай, а исступленное, захлебывающееся, с судорожными повизгиваниями тявканье. Это значит, что псари-кинологи на всю длину отпустили по водки, и собачки, как ополоумевшие, рвутся с них по его, Бурова, душу. Судя по гаму, барбосов с полдюжины, от всех не отмахнешься. Да и пока суть да дело, вэвэшники подтянутся. В скверном настроении, с калибром пять-сорок пять. Да, ситуевина.
“С одесского кичмана бежали два уркана”, — Буров как на крыльях долетел до границы, отмеченной ошо, остановившись на миг, вытащил заточку и, с легкостью перешагнув невидимую грань, рванул из последних сил к скале. “Великие мы воины, такую мать, или нет?”
Ноги его подгибались, пот заливал глаза, из оскаленного, широко открытого рта вырывалось судорожное хрипение. Очень похожее на предсмертное. Однако подыхать Буров пока что не собирался. А если уж придется — то в тесной компании. На бегу он поудобнее взялся за нож, мысленно настроился на последний решительный бой и все крутил, крутил головой, оглядываясь назад. Словно ас-истребитель. Ну, где же вы, собачки, лучшие друзья человека? А вот, наконец появились. И верно, полдюжины, шесть хвостов. Шесть зевлоротых, отверстых пастей, двадцать четыре сильных лапы, а уж клыков и не сосчитать. Разъяренные, взмыленные, готовые убивать. Ближе, ближе, ближе. Рычание, пена, горящие глаза. Не домашние животные — зверье. Только вдруг все резко переменилось. Добежав до невидимой черты, отмеченной вехами ошо, псы словно налетели на какую-то стену — заскулив, остановились, сникли, поджали хвосты и принялись выть. Словно по покойнику. Однако уж во всяком случае не по Бурову. Сразу воодушевившись, тот прибавил шагу и направился к треугольному, в обрамлении мхов, неприметному отверстию в скале. Скорее всего, это и был вход в пещеру Духов, где обреталась та самая Матерь Матери. Самое время познакомиться с ней…
Душераздирающе скулили псы, мчался на седьмом дыхании Буров, солнце величаво выплывало из-за красно-кровавой скалы. А у заповедной, помнящей тысячелетия пустоши появились между тем гвардейцы-вэвэшники. С ходу было сунулись вслед за Буровым, однако сразу же утратили весь свой пыл и, растерявшись, сбившись в кучу, замерли. Правда, в отличие от псов, без повизгиваний, организованно и молча. Не понимая, откуда взялся этот безотчетный, не поддающийся оценке ужас.
— Противник слева! К бою! — справился все же с неуставной эмоцией лейтенант, проглотил слюну и вяло приказал: — Снайпер, огонь!
— Есть! — бледный как полотно ефрейтор вздрогнул, сняв с предохранителя СВД, с клацаньем дослал патрон, изготовился, прицелился, нажал собачку. Выругался, дернул затвором, снова надавил на спуск. Ничего. Только страх, пот в три ручья, дрожь в пальцах да щелканье бойка. Осечка. Еще одна. Еще. Это у надежной-то, проверенной временем винтовки Драгунова…
А Буров тем временем достиг скалы, убрал заточку, глубоко вздохнул и, не испытывая ничего, кроме одуряющей усталости, нырнул в узкий, в обрамлении лишайников, лаз. Замер на мгновение, осматриваясь, удивленно присвистнул и побежал вперед по уходящей вглубь галерее. Шаман так и говорил — сигай смело, небось не споткнешься. Фонарь там без надобности.
Фонарь действительно был не нужен. Пол, стены и потолок, видимо покрытые светящимися бактериями, излучали тусклое багровое сияние.
“Да, интим еще тот”, — Буров втянул ноздрями влажный воздух, хотел было плюнуть, но сдержался, проглотил тягучую слюну и даже не заметил, как очутился в громадном — девятиэтажный дом построить можно! — зале. Истинные размеры его терялись в полутьме, потолок был в сталактитах, стены — обильно усыпаны кристаллами гипса. Он совсем неплохо подошел бы под пещеру Алладина.
- Предыдущая
- 9/60
- Следующая
