Легенды Крыма - Кузина Т. Т. - Страница 31
- Предыдущая
- 31/59
- Следующая
Однажды на крымском полуострове появился купец по прозвищу Золотой Слон. Не напрасно, видать, люди купца так прозвали. Сам он был роста громадного, руки и ноги толстые, как у слона, а нос длинный, словно хобот. Сундуки его были набиты золотом, накопленным за долгие годы стяжательств.
Походил Золотой Слон по степи, посмотрел, как люди живут, послушал, что говорят, и начал на мысе Казантип какое-то здание строить. Тысяча бедняков работала на каменоломнях, другая тысяча подвозила камни к месту стройки, а еще одна тысяча укладывала эти камни в стены.
Здание росло изо дня в день и, наконец, стало таким огромным, что люди удивлялись: зачем, мол, купцу такое большое, такое длинное? Зачем высокие стены и башни с бойницами? От кого обороняться задумал?
— Жить здесь буду, торговать буду, помещение большое надо, — отвечал купец любопытным. — А что стены высокие да башни грозные — люблю спать спокойно.
Когда крепость, которую люди прозвали Длинною, была, наконец, построена, Золотой Слон нанял вооруженную охрану и начал свозить туда зерно. Он скупал его у местных жителей за небольшие деньги, а часто выманивал и без денег. Он дрожал над каждой копейкой, над каждым зернышком…
Шли годы. Амбары Длинной крепости уже были наполнены миллионами четвертей хорошо высушенной пшеницы. А жадный купец все покупал ее и покупал. Хлеб повышался в цене.
Однажды по Крыму странствовал какой-то путешественник. Шел он, говорят, из Великой Руси, северной страны, в Индию, южную страну. Повстречал он у Длинной крепости Золотого Слона и спрашивает:
— Правда ли, что это сооружение наполнено потом народным со слезами пополам?
— О, странник божий, — смиренно отвечал купец, — народ любит слухи разные распускать. А ты спроси: обидел ли я кого-либо? Отнял ли у кого что-нибудь? Нет. Люди сами мне несут.
— Но зачем тебе столько?
— Торговать буду, на то я и купец.
— Недоброе дело ты, видать, задумал, — покачал головой путешественник. — Смотри, как бы не просчитался.
И вот наступил неурожайный год, которого с нетерпением ждал Золотой Слон. В выгоревшей крымской степи — ни одной копны пшеницы, ни одного стога сена. Звери уходили в другие края, птицы со зловещими криками улетали. Ревели домашние животные. А люди с надеждой обращали свои взоры к замку купца и говорили:
— Он не даст погибнуть с голоду нам и детям нашим.
А Золотой Слон, усилив вооруженную охрану, поджидал уже покупателей. Прежде всех к нему обратились горожане. Он назначил неслыханно высокую цену: по пятьдесят червонцев за четверть. С проклятием платили горожане такие бешеные деньги. Затем к купцу приехали заморские торговые люди. А в заключение начали являться бедные хлебопашцы, у которых Золотой Слон когда-то выманивал мешок пшеницы за пучок вяленой рыбы.
Люди, не имевшие денег, умоляли богача одолжить им хоть по одной четверти зерна с тем, что они в будущем привезут ему по десять четвертей.
— Спасибо вам, — нагло отвечал купец. — Не для того я десять лет собирал зерно, чтобы на зерно его выменивать. Давайте червонцы!
Все больше и больше становилось голодающих, все чаще и чаще они обращались к Золотому Слону с просьбой дать им хлеба. Но неумолим был купец. И люди сотнями гибли здесь же, у Длинной крепости, за стенами которой лежало столько хлеба, что его хватило бы прокормить целые города и страны.
К тому времени возвращался из далеких стран русский путешественник. Увидел он сожженную солнцем степь, увидел тысячные толпы у стен крепости и все понял. И решил он помочь несчастным труженикам, которые умирали от голода, но не смели взять хлеб, лежавший рядом.
— Люди! — громко сказал путешественник, взобравшись на камень. — Подумайте, кого вы просите, кого умоляете? Разве вы не знаете Золотого Слона? Да ведь он всю свою жизнь готовился к этому злодеянию! Не даст он вам хлеба, не ждите и не надейтесь. А пока у вас есть еще силы — берите хлеб силой. Он ваш, этот хлеб. Вы взрастили его своими руками. Берите же, не бойтесь, вас много, а он один!..
— Правда твоя, человек хороший! — прокатилось по степи.
И хлынули на Длинную крепость толпы голодных. Не выдержали толстые стены, не помогли высокие башни с бойницами. Стража, побросав оружие, в страхе разбежалась, а Золотой Слон хотел спрятаться от народной мести, зарылся с головой в пшеницу да там и задохнулся.
На том, месте, где была Длинная крепость, остались только развалины, которые свидетельствуют об алчности человеческой и о великих силах, таящихся в народе.
Легенда записана В. Кондараки (“Легенды Крыма”, M., 1883). Печатается в обработке Г. Тарана.
К а з а н т и п — мыс на берегу Азовского моря.
Оксана
Оксана, Оксаночка, ох и хороша дивчина. Что и говорить — красивая! Много слов красота не требует. О красоте не языком говори, глазами смотри. А глаза всегда подскажут. Да что тут подсказывать? И так видно…
Гей-гей, Оксана, Оксаночка, статная, сильная. Никто не мог сказать, что видел хоть раз слезы на глазах Оксаны. Слезы — это для слабеньких.
Черноусые казаки не вдруг заговаривали с ней. Не то чтобы побаивались, но были осторожны. Куда девался металл в голосе казаков. Голос мягчал, становился вкрадчивым.
В жаркий день в селе тишина. Каждый прохлады ищет, от жары прячется. А Оксана на сильных плечах коромысло несет с холстами — белить на реку.
Гей-гей, Оксана, Оксаночка, если бы знала ты, если бы ведала — в ту пору не пошла бы на реку холсты белить. Не пошла бы, если б знала, что беда движется из степи далекой.
Словно гром загремел. Оглянулась Оксана — небо чистое, откуда быть грому?! Но все ближе, ближе надвигалась беда.
Из далеких степей на село, лежавшее в тихом забытьи, налетела орда крымская. Поднялся стон и плач…
Не вздумай, Оксана, бежать назад в село, не в те руки попадут твои холсты, не ты, не твой милый будет носить белые сорочки. И тебя грязные руки заграбастают!
Так и случилось. Пригибаясь, осторожно выглядывая из-за кустов, вдруг кинулась на нее целая толпа. Ох, как отбивалась Оксана, как кусала грязные пальцы! Не кричала, нет, только стонала от бессильной ненависти. А потом, связанная сыромятным ремнем по рукам, захлестнутая за шею, пошла, куда потянули. Молча. Ох, не им бы глядеть в твое лицо, Оксана, в твои глаза!
Радовались татары — богатый урожай им достался, много купцы дадут денег. Видит Оксана — вот пошла соседская семья. Сыновья окровавленные, избитые. Ловко охватила петля сзади, уже теперь не вырвешься. Остап — могучий, как дуб. Подходили к нему, тыкали в богатырскую грудь, причмокивали. От этого прикосновения у старого Остапа ходили желваки на щеках. Связанный, но не покоренный… А тетушка? Прижала последыша — девочку, плетется сзади босыми ногами, слез не вытирает…
Впереди пути-дороги страшные, выжженные села, кровавые тропы. Назад оглянешься — горят хаты, горит счастье человеческое, горит честь девичья — все горит. Только одни мельницы машут своими крыльями, будто прощаются. Скрипят телеги, везут в чужие земли полоненных, везут хлеб, потом взращенный.
Вот и Кафа. Большой двор, обнесенный высокой стеной, большие ворота, железом окованные. Ох, сколько людей прошло через эти ворота, сколько с грустью-тоской оглянулось, когда они со скрипом закрывались.
Вот хозяин, а около него с бледным лицом евнух — пришли на торг. Вырвали из семьи самую тоненькую, самую славную девочку, бесстыдно сорвали рубашонку… Рванулись связанные братья за сестру постоять. Ну и что ж? Упали окровавленные у ног сестры.
Торг идет. Вот и вторая обнажена по грудь. Оксана даже не поморщилась, она стояла, как из камня, прекрасная в своем скорбном гневе. Так хороша, что даже у торговцев телами человеческими язык прилип к гортани. Не расхваливался этот товар, незачем, и так видно. Такой красы еще не было. Такой силы, осанки тоже никто не видывал.
Опасливо похаживали вокруг евнухи. Смелая, чувствовали, с этой рубашки не сорвешь. И стояла она в гневе своем так хороша, что люди, будто желая навеки запечатлеть ее облик, закрывали глаза.
- Предыдущая
- 31/59
- Следующая
