Изнанка королевского дворца - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/77
• Следующая

Дело, опять же, знакомое, жена будет довольна, с тестем договоримся… А радостей и на стороне поискать можно. Пару смазливых служаночек в дом взять или по старым подружкам пройтись.

Лиля-нынешняя об этих мыслях догадывается. У прежней в мозгу полыхает пожар первой юношеской любви. И скажите мне – кто в этот период способен рассуждать разумно и взвешенно?

Наконец Маркус решает, что почва достаточно подготовлена. И дарит девочке колечко.

Лично Лиля такое и от Лешки не приняла бы. Они с Лешкой сами себе на кольца заработали, сами и заказали две одинаковые полоски золота, сплетенные в виде косы. А тут… дешевенький даже на вид ободок с непонятным камушком. Ладно. Дорог мне не твой подарок, дорога твоя любовь.

Увы.

Маркус недооценил решительность Августа Брокленда. Ловеласа мгновенно вышвырнули с волчьим билетом и строгим запретом на посещение верфи. А для доходчивости еще и собак спустили. Зубастеньких…

Лилю, наплевав на истерики, скандалы и крики, отправили в загородное поместье, где из мужчин были садовник, конюх и разнорабочий. Всем глубоко за полтинник, и страшные они, как черти. Еще есть охрана, но все женатые.

Там-то девушка и начала заедать горе, выплакиваясь на груди у верной Марты. А Август решил озаботиться поисками мужа. Ведь девушка созрела.

– Лилюшка, ты в порядке?

Лиля встряхнулась. Оказалось, что она все это время сидела, как зомби. Глаза в одну точку, и фейс кирпичом.

– Да, папа. Я в порядке.

– Вспоминаешь негодяя… Лиля, ты только не дури.

Лиля вскинула брови. А потом поняла, чего опасается отец, и принялась хохотать, да так звонко, что Нанук недовольно поднял голову и повел хвостом. Мол, чего расфыркалась, хозяйка?

– Ой… Не могу… ой… пап, ты всерьез считаешь, что мне эта пакость нужна?

Август вполне ощутимо расслабился. И мирно пояснил:

– Кто ж знал. Тогда ты была влюблена, как кошка. Первое чувство…

– Так не последнее же, – ухмыльнулась Лиля.

Август принял ее шутку. И кивнул.

– Да, для последнего чувства мелковат он будет.

– Зато для Нанука в самый раз, да, моя лапочка?

Пес, услышав свое имя, поднял голову, улыбнулся хозяйке черными губами, и опять опустил лохматую башку на лапы. А что тут неясного? Он хозяйку никому в обиду не даст.

– А что во-вторых, если этот прохвост только во-первых?

Август кивнул.

– Мне пришлось серьезно поговорить с гильдейскими. Малышка, ты понимаешь, что тебе будут пакостить? Ставить палки в колеса, устраивать кражи, поджоги, порочить твою репутацию?

Лиля пожала плечами:

– Наверное, будут.

– Да не наверное. Еще как будут… Девочка моя, ты сейчас оказалась в очень неудачном месте в очень неудачное время.

– Вот как?

– Понимаешь, король давно хотел укротить гильдии. Но альтернативы не было.

– А теперь есть я и мои мастера.

– И при должном обучении и правильном подходе…

Лиля кивнула, осознавая, что ее будут жрать. Открыто и откровенно.

– А что хочет король? Чтобы все производство было в руках государства?

Август медленно кивнул.

– Да. Времени потребуется много, но…

– Этого и при жизни Миранды не увидят, – вздохнула Лиля. – Пап, но у нас все равно нет выбора. Если выбирать: договариваться с гильдиями или с королем, я – за короля. Тут на двух стульях посидеть не удастся.

Август кивнул еще раз.

– Рад, что ты это понимаешь. И раз уж так, следи-ка ты за своими мастерами. Сама понимаешь…

Лиля все понимала.

– У Ганца есть задумки на этот счет.

– Расскажешь?

– Лучше он сам потом расскажет…

Мурзик притаился за кучей мусора. Хорошей такой кучей, качественной, и собирался просидеть тут не меньше часа. Во-первых, времени хватит прожевать краюху хлеба, недавно украденную в пекарне. Остатки ковриги лежали за пазухой. Отнесет домой. Но кое-что и самому надо съесть, чтобы ноги носили.

Во-вторых, Толстяк Рони, который как раз остановился на этой же улице со своей тележкой и яростно торговался за ковригу хлеба с Толстухой Маго. Если эта гнида его увидит, обязательно начнет требовать деньги.

А платить Толстяку Мурзик, он же Марис Ремзи, не собирался. Тем более по медяку в день, как тот требовал. Совсем охамел и зажрался, гад! Где ж мальчишке срубить медяшку в день! Хорошо если едой удастся наскрести или находками. А так-то… Да будь у Мурзика медяк, он бы его уж точно Толстяку не отдал, домой бы чего получше купил, а то мелкие все время голодные. А он самый старший, ему уж десять стукнуло. Кормилец. Мамке помогает, хоть и крохами – а все дело.

А где мальчишке заработать?

В подмастерья? Так взнос нужен. И мастер может ему не платить, только кормить-поить, тогда маме он помогать не сможет. А пока еще выучишься… Это если мастер не будет жлобом и не зажмет тебя в «вечниках», или вечных, долговых подмастерьях. Знал Мурзик двоих таких. У одного уж борода седая, а он все подмастерье.

Не, это к Мальдонае…

А остальное… Сложно мальчишке заработать в Лавери. Очень сложно.

Толстяк вдруг замолчал. Ор – и его, и Маго, – прекратился. И было это так неожиданно…

На улице появился франт. То есть Мурзик таких слов не знал. Он просто увидел хорошо и дорого одетого мужчину. С мечом у пояса, с золотым шитьем на тунике, с пером на шляпе и даже при перчатках, с ума сойти!

Рони, увидев такое, перестал торговаться, бросил Маго ковригу и припустил по улице. И Мурзик отлично знал зачем.

Сейчас свистнет Кривому Луи, и тот встретит франта в каком-нибудь переулке. После чего в этом переулке окажется одним голым обезображенным трупом больше. Не новость для городской стражи.

Мурзик подумал.

А если попробовать поговорить с франтом? Мурзик его попробует вывести, а тот ему даст монетку. Почему нет?

Толстяк и так на Мурзика злится, хуже не будет… А если что – он убежит. Он легкий, ловкий, по крышам лазит, как кот…

Мужчина как раз прошел мимо облюбованной Мурзиком кучи, и мальчишка решился.

– Эй, дядя!

Ганц Тримейн – а это был именно он, обернулся. Увидел чумазую мордаху, поглядывающую на него с опаской. и усмехнулся.

– Чего тебе, племянничек?

– Ты никак помереть хочешь?

Ганц фыркнул.

– У меня другие планы. А что?

– А вот сейчас соберет Толстяк свою кодлу, и встретят тебя в переулке. И тряпки не оставят срам прикрыть, – прошипел мальчишка.

– Может быть, – Ганц пожал плечами. – А тебе что за корысть меня предупреждать? В альдоны податься решил? Так молод еще, не возьмут.

Мальчишка хихикнул, показывая дыру на месте молочного зуба.

– Не, туда мне рано. Хошь, провожу так, чтобы не нашли?

– Хошь.

– А что дашь?

– Медяк пойдет?

– Три медяка, – заявил Мурзик, шалея от своей наглости.

Но Ганц не разозлился.

– Два, и по рукам.

Мурзик выскользнул из-за кучи. Но приближаться не спешил.

– Деньги покажь!

Ганц помахал в воздухе монеткой. Потом сплюнул на землю и растер каблуком:

– Чтоб мне сдохнуть, если обману.

Клятвы городского дна королевский доверенный знал. Работа такая.

Мурзик кивнул.

– Давай за мной, дядя.

И припустил в противоположном Толстяку направлении, на всякий случай держа дистанцию между собой и клиентом. Ганц последовал за ним. Оглядываясь по сторонам, но и без лишних опасений. Сейчас еще не ночь. Да и места не самые безлюдные. И он – дичь кусачая.

Но выйти без приключений им не удалось.

Толстяк оказался весьма проворным. И когда дорогу мужчине и ребенку перегородили трое парней, Мурзик резко побледнел.

– Толстяк!

– Ты далеко не уходи, крысеныш. – Толстяк тоже узнал мальчика. – Сейчас с этим придворным разделаемся и тобой займемся. Эй, ты, богатенький. Если трепыхаться не будешь, мы тебя даже не поуродуем. Но налог за проход по нашей улице заплатить придется.

Ганц оглянулся. Сзади подходили еще двое.

Много?

Пятеро на одного – да, много. Но не в том случае, если у тебя есть пара козырей в рукаве. Кстати, в прямом смысле.

• Предыдущая
• 45/77
• Следующая