Величайший дракон - Раули Кристофер - Страница 22

• Предыдущая
• 22/85
• Следующая

Сто девятый марнерийский оставался на посту в Чаще до конца месяца, рубя и перетаскивая бревна из леса. Ко времени возвращения в Марнери они все стали легче на один-два фунта, потоньше в талии и потверже в мышцах.

Они вышли на дорогу твердым шагом легионеров, четыре мили в час, несмотря на пыль, дождь и пронизывающий ветер, который дул все утро, а временами налетал и днем. На перекрестке с дорогой в Ринз они встретились с кавалерийским отрядом, ехавшим навстречу, и обменялись кратким приветствием.

Релкин заметил, что кое-кто из всадников хмурился. Кавалеристы не любили уступать первую» роль в сражениях эскадронам драконов и пехоте, и время от времени между этими двумя крыльями армии вспыхивали конфликты. Обычно разборки выносились в питейные заведения, поэтому все воины должны были ходить туда без оружия. Это было невыгодно для дракониров, так как они, в большинстве случаев, были моложе и слабее, но иногда появлялся кто-нибудь вроде Ракамы, и тогда ситуация резко менялась. Такие стычки были своего рода традицией Легионов.

Сами драконы были безразличны к присутствию кавалерии, если не считать Пурпурно-Зеленого, который глядел на лошадей с совсем другими мыслями в голове.

Возможно, чувствуя его интерес, лошади становились нервными, несмотря даже на то, что их учили выносить близкое присутствие драконов. Пугливость скакунов расстраивала всадников, и они старались миновать драконов как можно быстрее. Мальчики-дракониры открыто скалились в сторону всадников и получали в ответ каменные взгляды.

Когда лошади прошли, Кузо приказал Сто девятому двинуться вперед, они возобновили марш и вскоре поравнялись с королевским Охотничьим домиком в Парке Ринз. По приказу они повернули головы налево и начали чеканить шаг.

Сонные стражники немного подтянулись и отсалютовали в ответ. Сквозь деревья дракониры видели, как просвечивают белые колоны старого домика короля Абелиса Всем было известно, что королева пережидала чуму здесь, в своем домике. В городе это было воспринято как неизбежное, но и немного печальное событие. Королева не пользовалась такой уж большой любовью у народа.

Потом они прошли поворот к лесу Затерявшегося оленя, и у них ожили воспоминания о ночах, когда они копали погребальные ямы.

Всякая веселость покинула их, пока это место не осталось далеко позади.

«Жаль, что этот лес лежит так близко от дороги», — подумал Релкин. Печальные воспоминания омрачили этот маршрут, который они за несколько лет проделали уже сотню раз, а то и больше.

Это был хороший переход, он укладывался в один день, в основном по ровной местности и с несколькими питейными заведениями по дороге. Если они сохраняли твердый шаг, то обычно приходили в Марнери как раз, чтобы успеть дать драконам обильный обед, после которого те могли поплескаться в купальном бассейне. Кстати, именно эта последовательность событий весьма воодушевляла громадных вивернов, и они до самого Марнери сохраняли быстрый шаг. Но вот сегодня этот марш был омрачен тенью чумы.

Однако Релкин постарался отогнать от себя мысли о могилах и чуме. Он стал думать об Эйлсе, дочери Ранара, которая должна была к этому времени вернуться в город.

После того, как в городах разразилась чума, она уехала в Видарф, где помогала сестрам ухаживать за больными и умирающими Релкин поблагодарил Старых богов, а заодно и Великую Мать, что те помогли девушке пережить все это. Он прекрасно понимал, через какой ад пришлось ей в свое время пройти.

Эйлса выдержала и теперь на короткое время вернулась в Марнери перед поездкой в Ваттель Бек. Она слишком долго не была дома. Ее родные требовали, чтобы она вернулась и приняла участие в жизни клана. Ведь она все еще оставалась дочерью Ранара, а это значит, была его наследницей, носительницей главенства над кланом. По крайней мере, пока не выйдет замуж за кого-нибудь из не входящих в клан. В этом случае главенство переходило к другой ветви семьи. Наиболее вероятно, клан должен был возглавить ее двоюродный брат Доррин.

Конечно, Эйлсу огорчала заметная потеря в статусе, а ее ближайшие родственники не только огорчались, но и, между прочим, все были на нее злы. Тем не менее, она твердо решила идти собственным путем в жизни. В этот путь вписывался и Релкин.

Релкин чувствовал, что ее разрывают переживания. Он чувствовал неприязнь ее родни, граничащую с ненавистью, ведь она стала угрозой их социальному статусу. Он знал, как все это ее мучает, но она продолжала держаться за него. И потому он был готов умереть за нее тысячу раз.

У Релкина были свои секреты, свои провинности, свои, если их так можно назвать, любовные приключения с Лумби и Ферлой, случившиеся за время долгого пребывания в Эйго. Он никогда не говорил о них с Эйлсой, а она никогда, похоже, ничего подобного не подозревала. Получалось так, что она верила, будто у него настолько чистое сердце, что он не может ни при каких обстоятельствах изменить ей.

Но Релкин оправдывался тем, что правда была не такой уж застывшей и раскрашенной в белое и черное и то, что произошло, было возможно только из-за уникальных и странных обстоятельств.

Тогда ему временами казалось вполне возможным, что, если он вообще выживет, то закончит свои дни затерянным в сердце Темного континента. Он будет жить среди Арду, хвостатого народца далеких джунглей. Чувство растерянности и бурные эмоции просто переполняли его. Он занимался любовью с Лумби, а потом с Ферлой, феей волшебного грота Мот Пулка.

Теперь казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни.

Он любил Эйлсу больше всего на свете, как грешник любит истинного святого. И он любил ее за то, что она была готова так много отдать за их любовь. Со временем их планы только становились подробнее и четче. Они поженятся в Марнери, а затем переедут в долину реки Бур вместе с драконом, лошадьми и наемными рабочими и там построят собственную ферму.

К несчастью, на ближайшие десять лет Релкин вполне мог отправиться на острова Гуано.

Сто девятый, отдав четкий краткий салют страже, прибыл в Драконий дом с громкими победными криками. Пока подкатывали пиво, драконы разобрали котлы с едой. Мальчики-дракониры тем временем убрали инструмент и оборудование, а затем принялись за собственный обед. Релкин, уже выходя из дверей, прихватил краюху хлеба. Он ел на ходу, и к тому моменту, когда достиг конца идущей зигзагами Водяной улицы, у него осталась лишь небольшая корочка.

А пока он спускался с холма, он покончил и с ней.

К счастью, у Эйлсы была масса причин посетить юридическую контору Лагдален. Тетушка Кири сидела в приемной, пока он встречался с Эйлсой во внутреннем кабинете Лагдален. Это было единственное место, где они могли спокойно побыть вместе без посторонних. Релкин полдороги протрусил вприпрыжку, со все возрастающим возбуждением, и не открыл, а рванул дверь.

Гладколицый охранник внимательно осмотрел его, затем знаком разрешил ему пройти.

Релкин с удовольствием отметил, что со времен Аубинасского бунта поведение охранника улучшилось.

Эйлса ожидала его, очаровательная в своей клановой твидовой накидке и четырехугольной шляпе. Когда он вошел, она бросила шляпу на стул, бросилась к нему, и они обнялись.

Тетушка Кири нахмурилась, застонала и начал молиться, чтобы не только отвлечь себя, но и хоть как-то воздействовать на молодежь.

Когда эмоции несколько поутихли, он обрел голос.

— Я скучал, — сказал он.

— Я тоже очень скучала, — ответила она со слезами на глазах.

На этот раз объятия продолжались еще дольше. Тетушка Кири вынуждена была сосчитать клумбы с розами и одновременно помолиться Великой Матери за эту ветреную девчонку, которую ей приходится оберегать. Наконец молодежь разорвала объятия.

— О, Релкин, дорогой мой, что мы теперь будем делать?

Суд должен был состояться через две недели.

— Будем бороться. Возможно, Боги, наконец, благосклонно взглянут на меня, и мы добьемся правосудия.

• Предыдущая
• 22/85
• Следующая