Сибирочка (сборник) - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая

Тот указал на дальнюю дверь в самом конце коридора.

– Ну, беги скорее одна к дедушке! Я уже видела отца, не хочу мешать вам и пойду тихонько за тобою! – проговорила Вихрова, обращаясь к Сибирочке, и умышленно замедлила шаги.

Сибирочка не заставила Вихрову повторять это приглашение и стрелою пустилась бежать по коридору прямо к указанной двери. Вне себя, вся запыхавшаяся, взволнованная и счастливая, она рванула эту дверь и, широко распахнув ее, влетела в комнату.

– Дедушка! Миленький! – вырвалось радостным криком из ее груди, и она упала в широко раскрытые объятья находившегося в комнате старика.

Теперь она была как безумная. Она обвила ручонками его шею, целовала его седую бороду, белые волосы, которые были так похожи на дедушкины волосы, целовала лицо и мочила это лицо слезами, радостными, счастливыми слезами, шепча одну только фразу, словно в забытьи:

– Дедушка! Миленький! Дедушка!

– Ха-ха-ха-ха! Пора прийти в себя, внученька! Довольно наобнималась и нацеловалась! Садись теперь сюда и слушай меня хорошенько, что я тебе буду говорить!..

Этот грубый смех и голос, совсем не похожий на голос и смех дедушки, заставили затрепетать Сибирочку с головы до ног. Она тихо вскрикнула и отскочила от мнимого деда к двери. Но старик, точно ожидая этого, опередил девочку и, прежде нежели она достигла порога комнаты, быстрым движением затворил дверь и запер ее на ключ.

Лицо Сибирочки покрылось смертельной бледностью. В глазах отразился ужас: только теперь она убедилась, что перед ней не дедушка, а Иван Зуб. Последний между тем расхохотался еще грубее.

– Что запрыгала? Что, небось признала по голосу-то?… Старого знакомца своего признала, голубушка?… – хрипло ронял он слова своим грубым голосом. – Ну, и ладно… Слушай же теперь хорошенько меня. Ты теперь в моих руках. Теперь что захочу, то и сделаю с тобой. Если будешь покорна мне, забуду прошлую обиду, забуду, как ты с негодяем Андрюшкой меня и отца с братом полиции выдала. Прощу тебе все, только за это ты меня своим дедушкой признать перед всеми должна. Слышишь? Я твой дедушка отныне, Степан Михайлович, птицелов сибирской тайги… Слышишь? Так ты и знай! И повезу я тебя с собою в Сибирь, и будешь ты жить в ней до тех пор, пока отца и брата не вызволим из неволи, а там отпущу тебя на все четыре стороны, коли умна и покорна мне будешь. Слышишь, что говорит тебе Иван Зуб? С теми же широко раскрытыми, почти вытаращенными глазами и до смерти испуганным лицом Сибирочка слушала, точно в каком-то страшном кошмаре, эти речи.

– Иван Зуб! Иван Зуб! – воскликнула она не своим голосом.

Да, это был Иван Зуб! С первого же звука узнала она голос лесного бродяги, своего злейшего врага, и почти онемела от ужаса.

Зуб видел впечатление, произведенное им на Сибирочку, и, желая несколько ободрить ее, произнес, значительно смягчая свой грубый голос:

– Ишь, зашлась со страху, глупая! Ну, чего испугалась? Говорю тебе: в холе у меня будешь заместо дочери жить, если признаешь меня за своего покойного дедку и другим меня за него выдавать будешь. Согласись, глупенькая, тебе же лучше станет. Ну же, тебе говорю, согласись!

Что-то новое произошло в эту минуту с Сибирочкой! Только сейчас, казалось, она поняла все, что требовалось от нее. И странно – недавний страх при этих словах Зуба, казалось, сразу покинул ее. Как, признать этого злодея за дедушку?… За милого, доброго покойного дедушку?…

О, никогда! Никогда она, Сибирочка, не сделает этого. Пусть лучше он, этот злодей, убьет ее!

И, не помня себя от горя, ужаса, тоски и обиды за своего деда, она крикнула, вся охваченная одним сплошным гневом, одною мукою и тоской:

– Никогда! Слышите ли? Никогда я не сделаю этого, никогда, никогда, никогда!

– Ага, вот ты как! Ну, не прогневайся, миленькая! Как аукнется – так и откликнется! – почти прорычал взбешенный Зуб и, раньше чем девочка могла крикнуть, позвать на помощь, схватил ее на руки, быстро сунул ей в рот какой-то комок тряпиц и, связав ей лежавшей на стуле веревкой руки и ноги, грубо бросил ее на диван.

Потом быстро подскочил к ней и, нагнувшись к ее уху, зашипел злобно:

– Слушай ты у меня, мерзкая девчонка!.. Ты могла бы быть счастливой теперь… внучкой моей быть… дочерью любимой… как родной дочерью… а теперь… теперь… Постой же ты у меня… В Сибирь я тебя повезу все же с собою… Недаром приехал я сюда и разыскивал тебя за тысячи верст. Стало быть, ты мне нужна. Но кабы ты охотой ехала со мной, легче было бы тебе… А теперь одно скажу: лучше бы тебе и на свет Божий не родиться. Не раз помянешь Зуба и руку его… Дай только срок, улягутся все, я тебя проучу хорошенько… Небу жарко станет… Пока полежи одна-одинешенька да на досуге подумай обо всем! А вернусь я – иной у нас будет разговор с тобою…

И, сверкнув бешено горящими глазами, Зуб погрозил девочке своим огромным кулачищем и вышел из комнаты, не забыв повернуть ключ в замке с наружной стороны дверей.

Связанная, почти задохшаяся, Сибирочка лежала теперь, близкая к обмороку, поперек широкого грязного ситцевого дивана, без воли, без мыслей, без слез…

Сибирочке становилось с каждой минутой все хуже и хуже. Веревки резали ей руки и ноги. Тряпка, засунутая в рот бедной девочки, мешала ей свободно дышать. Она почти совсем задыхалась. Ее спутанные мысли отказывались работать… Уже не прежний ужас, а тяжелая тоска сковывала маленькое сердечко. Теперь уже самый страх перед тем, что будет, не терзал, как прежде, душу девочки. Она хотела только одного: хотела всеми притупленными в ее измученном мозгу мыслями, чтобы то, чему неминуемо было суждено свершиться, свершилось бы теперь, сейчас…

Так тянулись тяжелые минуты, может быть, и часы. Сибирочка не могла сообразить, сколько времени прошло, как неожиданно послышались быстро приближающиеся шаги по коридору и кто-то, подойдя к двери, повернул ключ в замке. В сильно сгустившихся сумерках, царивших в комнате, Сибирочка увидела Зуба. Он был страшен. Его глаза бешено сверкали. Лицо подергивалось судорогой. От него пахло вином, и, казалось, он едва стоял на ногах.

Медленно, неверной походкой подошел он к Сибирочке и, грубо схватив ее, с силой поставил девочку перед собою.

– Ну что, надумала наконец? Хочешь не хочешь, а нужно тебе сделать по-моему! – грубо проговорил он и сильно потряс девочку за плечи.

Та если бы и захотела отвечать своему мучителю, вряд ли бы могла сделать это. Тряпка, воткнутая ей в рот, не давала возможности девочке произнести ни одного слова. Тогда, видя это, Зуб освободил рот девочки, вынув оттуда грязный комок тряпиц.

– Ну, отвечай теперь, согласна ли исполнить мой приказ? Говори, а не то худо будет! – произнес он с плохо сдерживаемым бешенством.

Сибирочка едва-едва могла перевести дух и молчала… Только маленькое сердечко ее билось в груди, как подстреленная птица.

– А, так ты не хочешь говорить!.. – зашипел снова Зуб и изо всей силы отшвырнул от себя девочку, так что та, пролетев несколько шагов, тяжело рухнула на пол.

Злодей в один прыжок очутился подле нее; его перекошенное злобой лицо, со страшными от бешенства глазами и трясущимися губами, наклонилось близко-близко над лежавшей пред ним связанной жертвой. Он сжал свой огромный кулак и взмахнул им над головой Сибирочки…

Ужас, отчаяние, трепет перед побоями заставили Сибирочку собрать последние силы и прервать свое тяжелое, мучительное оцепенение.

– Помогите! – отчаянно и глухо крикнула она с мольбой.

В ту же минуту сильно затрещала ведущая в соседнюю комнату ветхая дверь, соскочила с петель, рухнула под чьим-то могучим напором плеча – и черная, как сажа, женская фигура появилась на пороге комнаты…

– Элла! – крикнула вне себя угасающим голосом Сибирочка.

– Да-да! Элла здесь, госпожа! – прогремела негритянка и с нечеловеческим, диким остервенением бросилась на Зуба.

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая