Парадоксы Младшего Патриарха - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 94

• Предыдущая
• 94/99
• Следующая

Вот именно, вредного. Интай за время пути не только окреп и плечи расправил. Он и весь как-то расправился. Въедливый сделался, дотошный. На первый взгляд оно вроде и неприметно: слово скажет, ответ не успеет выслушать – и уже о другом. Но теперь сказанное впроброс слово не тонуло в море прочих, не менее интересных. Оно всплывало с самого глубокого дна, волоча за собой целые охапки новых вопросов. Раньше я эти вопросы хоть предугадывать мог, теперь же…

– Послушай, – не вполне внятно произнес Интай, вволю напрыгавшись по лужайке под моим беспощадным присмотром.

Это ничего, что не вполне внятно. Не так он и устал, как ему кажется. На самом деле у него даже дыхание почти не сбилось. Еще один-два вдоха, и он заговорит бойко и ясно.

– Да? – подбодрил я его.

– Я все спросить хотел… почему меч не на меня, а на тебя набросился?

– Все еще себя виноватишь? – вопросом на вопрос ответил я.

Интай немного подумал.

– Наверное, уже нет, – честно ответил он и натянул рубаху. – Просто непонятно.

– А что тут непонятного? – пожал плечами я. – Это ведь не ты, а я меченый. Ты вот давеча опасался, не Оршан ли тебя науськал. А я знал, что не Он. Знал, а объяснить не мог. Теперь вот только понял. Да если бы ты волей Оршана меч из ножен вытащил, от тебя бы волоска неразрубленного не осталось. Этот меч на демонов заговорен был. Чуял он их. И окажись ты перчаткой, в которую демон руку просунул… ясно тебе?

– Ясно, – поежился Интай.

– А я у железяки заговоренной не просто на дороге к демону оказался. Меченый я. На алтаре лежал, еле в пасть не попал. Это неважно, что я жертва недоеденная. Для меча – неважно. Пахнет от меня алтарем этим, и все тут. Другое дело, что на мне бы он не остановился. Раз уж догадало тебя рядышком очутиться, он бы тебя со мной заодно покромсал. Отдохновения ради. Я ведь жилистый, верткий. А ты ему на один замах, да и тот вполсилы.

– Дурак ты, мастер! – брякнул Интай и тут же до того устыдился собственной неожиданной дерзости, что аж краской залился. Даже уши зарделись у бедолаги.

Это хорошо, что он меня дураком честить привыкает. Худо только, что краснеть от своих слов начал. Зря. Тогда, в первый раз меня дураком отлаяв, он в лице не переменился: времени обдумать сказанное у него не было.

А теперь оно и вовсе ни к чему.

– Никогда не красней, если говоришь чистую правду, – безжалостно ухмыльнулся я. – Кто врет, тот пусть и краснеет.

Нет, стыдиться Интаю решительно нечего. Это мне есть чего устыдиться. Ведь и верно – ну почему я сразу все как есть не рассказал? Скромничать вздумал. Конфузиться. Глазки потупливать смиренно. Я, мол, не воин, не боец никакой, что вы, я просто мимо гуляю… дурак и есть. Точь-в-точь красотка из пущего кокетства пожимается, плечиком поводит – я, дескать, и никакая не красавица… а сама в рожу вцепится, стоит кому согласно кивнуть. Эх, Дайр Кинтар – и перед кем в игры играть вздумал? Перед мальчишкой, который и без того определил тебя в герои? Или перед собой? Так ведь ты про себя сам все знаешь. Ну что, докривлялся? Доскромничался? Остался без оружия – скажи еще спасибо, что живой покуда. Что оба вы живые. Нет, прав Интай, определенно прав: дурак ты, мастер!

Покуда я этак умничал над собственной дуростью, руки мои отламывали от лепешки кусок за куском. Интай, тот и вовсе как-то очень быстро отужинал и устроился на ночлег. Я еще последнего куска дожевать не успел, а Интай уже спал, приладив крепко сжатый кулак себе под щеку. Он спал так спокойно, так глубоко, что у меня от одного его вида внезапно начали слипаться глаза. Я зевнул, растянулся на спине, взглянул в тихое ночное небо и немедленно заснул. Не знаю, долго ли я спал, но вот проснулся…

Ох, не приведи меня Боги еще хоть разок так проснуться!

Больно же…

Вы когда-нибудь увесистый пендель под зад получали? Правда? А если то же самое горящим поленом со всего размаху?

Еще не вовсе проснувшись, я шлепнулся наземь. Прохладная земля и ночная роса как-уж-нибудь с горящими штанами управятся. К тому времени, когда штаны погасли, я проснулся, понял, откуда пахло паленым и почему мне так больно, и решил, что действовал правильно. Вот только кто и зачем меня подпалил?

Интай, конечно. Он так и стоял с занесенным поленом. Полено пылало, с треском разбрызгивая искры, и в отсветах пламени на лице Интая читалась решительная готовность отхолить меня треклятым поленом поперек хребта еще раз – еще даже и не раз, а сколько понадобится – а потом, конечно же, проститься со своей молодой жизнью, потому что после подобных поступков, как правило, долго не живут.

Та-а-ак…

– Не надо, – осторожно попросил я. – Если можно, пожалуйста, больше не надо.

Интай отшвырнул полено обратно в костер, подскочил ко мне и начал немилосердно драть меня за уши.

– Проснись, – бормотал он, всхлипывая, – ну пожалуйста, ну проснись же…

– Уже, – кротко сообщил я.

Руки Интая судорожно замерли, но ушей моих он так и не отпустил. Да и вглядывался он в меня очень недоверчиво. С подозрением вглядывался.

– Тебе что, своих ушей недостаточно? – с возмущением поинтересовался я. – Отпусти немедленно.

Вот теперь он поверил!

Интай обмяк и не столько сел, сколько как бы сполз по невидимой стенке наземь. Потом он посмотрел на меня в упор и заплакал, уже не таясь, в голос, совершенно по детски. Он даже слегка икал от горя и непомерного облегчения и размазывал слезы по щекам.

– Погоди, – взмолился я. – Успеешь поплакать. Ты мне сперва расскажи что случилось.

Интай опустил глаза, вновь поднял и устремил на меня туманный от слез взгляд.

– Ну, я ведь заснул лежа, – терпеливо объяснил я, – а проснулся стоя с горящей задницей… как-то ведь я стоймя очутился, верно?

Интай всхлипнул чуть потише и кивнул.

– Что стряслось? – продолжал допытываться я. – Я что, вскочил и попытался во сне тебя убить?

Эта мысль меня не на шутку тревожила. До сих пор я за собой склонности ходить во сне, а тем более драться, не замечал. Но… кто его знает? Иные бойцы, не просыпаясь, вполне способны убить ни в чем не повинного человека – а проснувшись, руки на себя наложить с горя. Так ведь убитого бедолагу тем не воскресишь.

– Нет, – помотал головой Интай. – На меня ты просто наступил.

– Как? – опешил я.

И тут Интая прорвало новыми рыданиями.

– Страшно так… ты совсем как не ты, а глаза открытые совсем… – Обрывки фраз налезали друг на друга, торопясь успеть, пока их не вытолкнут изо рта новые, такие же бессвязные. – И ты идешь, а я тебя спросил, а ты не ответил… и наступил мне на руку, спокойно так наступил, совсем спокойно. – Интая передернуло.

Я его понимал. Не то было страшно, что мастер невесть зачем вскочил, да еще наступил на ученика. Нет, страшным было именно спокойствие, именно спокойствие, с которым я это проделал. Вот так вот взял и наступил. Как на опавший лист или прошлогоднюю траву. И даже не оглянулся. Наверняка ведь не оглянулся.

– Я тебя зову, кричу, а ты не слышишь. Идешь и не слышишь. Я тебя удержать пробовал, и тряс тоже, а ты идешь. Молчишь и идешь. А что мне было делать? А я тогда полено из костра схватил и тебя… того… поленом…

– Ты молодец, – серьезно сказал я.

– Почему? – совсем уже сиплым от слез голосом спросил Интай и шмыгнул носом.

Вот ведь балбес! Он что же – полагал, что в ответ на его признания я озверею и переломаю ему хребет все тем же поленом? И это в благодарность за спасение жизни?

– Потому что худо мое дело, – признался я. – Знаешь, ты меня теперь будешь перед сном связывать. Я тебе покажу, как. Уж лучше засыпать связанным, чем просыпаться с палеными штанами.

– Зачем? – Я уж и забыл, как здорово Интай умеет таращить глаза. Он даже всхлипывать перестал.

– Затем, чтоб меня сонного не съели. Это ведь Оршан. Алтарь уже близко… вот Он и сумел меня позвать. Очень даже просто. Я же меченый. А во сне человек собой не владеет. Вот Он и позвал. – Я вздрогнул. – И ведь я почти ушел… почти. Если бы не твое полено…

• Предыдущая
• 94/99
• Следующая