Меч без рукояти - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 71

• Предыдущая
• 71/90
• Следующая

– Вон туда, – флегматично отозвался Хэсситай. – Там есть небольшой городок.

– Выступать будем? – радостно оживился Байхин. Хэсситай помотал головой.

– Выступать мы там не будем, – отрезал он. – И вообще о том, что мы с тобой киэн… помалкивай, ладно?

Хэсситай был почти уверен, что удивленный Байхин приступит к нему с расспросами, и даже почувствовал легкую досаду, когда тот лишь кивнул в ответ – и только. А о чем досадовать, если вдуматься? Сам всю дорогу от него таился – вот и перестал парень расспрашивать, а навязываться с объяснениями нелепо. Ну да это беда поправимая. Со временем все он Байхину расскажет. А пока довольно и того, что наказ его парень выполнит. Хоть не так будет велика для него опасность…

Однако снова всем надеждам Хэсситая было суждено рассыпаться в прах.

Не только полотнище с городским гербом свисало с поперечины над тяжелыми воротами. Рядом весело трепыхался на ветру белый флаг с огромной черной слезой посредине. При виде него Хэсситай так и замер.

– Вот оно что, – с ненавистью выдохнул он сквозь сжатые зубы. – Послушай… ты, конечно, можешь решить, что я снова выискал предлог от тебя отделаться. – Он вынул кошелек и протянул его Байхину, избегая смотреть в глаза. – Думай, если хочешь. Об одном прошу – беги отсюда без оглядки. Денег тебе на проход через гору хватит… а прочее – не твоя забота.

Байхин ничего не ответил. Он просто молча стоял и смотрел на протянутую руку. Долго смотрел. До тех пор, пока она не опустилась, все еще сжимая кошелек.

– Ты всерьез полагаешь, что я брошу тебя и пущусь наутек? – негромко поинтересовался Байхин, по-прежнему не отрывая тяжелого взгляда от зажатого в ладони кошелька.

– Нет, – честно ответил Хэсситай, неловким движением запихивая кошелек за пазуху. – Но очень бы хотелось.

Он сел на обочину и смущенно погладил придорожную траву, пышную, сочную, летнюю – зима и впрямь осталась позади. Потом его руки задвигались, поправляя пояс и разглаживая несуществующие складочки кафтана – опять-таки без всякой к тому надобности.

– Даже и не мечтай, – сухо посоветовал Байхин. – Привычки у меня такой нет – друзей в опасности бросать. И удирать, перепутавшись невесть чего, – тоже.

– А ты перепугайся, – в тон ему ответил Хэсситай. – Целее будешь. Я тебе даже подскажу – чего.

– Сделай милость, – хмуро откликнулся Байхин, ковырнув ногой небольшой камешек.

– Изволь. – Хэсситай потеребил немного пояс, будто не вполне понимая, на что создана эта странная вещь, потом вздохнул, рывком развязал его и скинул теплый дорожный кафтан. – Надо же, до чего жарко… сразу как-то и не заметил, а ведь так солнце припекает…

– Я тебя слушаю, – безжалостно прервал его Байхин.

– Тебе когда-нибудь сказки слыхивать доводилось? – Вопрос был далеко не праздным: во многих знатных семействах слугам строго-настрого запрещалось тешить молодых господ низменными россказнями, годными разве что для услаждения слуха черни.

– Доводилось, – кивнул Байхин.

– А про дочь короля, которая не умела смеяться, слышал? – все еще избегая смотреть Байхину в глаза, осведомился Хэсситай. – Которая смертной тоской заболела…

– Смотря какую, – со странной сдержанностью ответствовал Байхин. В другое время Хэсситай бы призадумался о причинах подобной уклончивости, но теперь ему было не до того: он размышлял, как бы ему посильнее испугать Байхина, чтобы тот и думать забыл следовать за своим мастером.

– Ну как же, – напомнил Хэсситай. – Дочка разучилась смеяться, и его величество посулил выдать ее за того, кто рассмешит… а потом было хотел уклониться от своей клятвы, да не получилось. Помнишь?

– Да, – совсем уже безо всякого выражения произнес Байхин. – Там еще вроде незадачливым шутам головы рубили.

– Сказочка эта не на пустом месте взялась, – задумчиво сообщил Хэсситай, теребя травинку. – Хотя на самом деле кое-что было не совсем так… а знаешь, что именно?

– Не знаю, – бесцветным голосом вымолвил Байхин. – Но догадываюсь. Папаша-король не потому претендентам на руку дочери головы рубил, что опозорились. Он просто боялся, что кто-нибудь со второй попытки сумеет рассмешить принцессу.

– Откуда ты знаешь? – Хэсситай чуть не взвыл от изумления, до того верно догадка Байхина совпала с действительностью.

– Не знаю, – вздохнул Байхин. – Догадываюсь. Полагаю, у папочки-короля свой жених был для любимой дочки припасен… тот самый, за которого она идти отказалась… а потом и захворала этой… тоской. – Последнее слово он выговорил с таким отвращением, какого Хэсситай едва ли мог от него ожидать. Так говорят не о болезни сказочной принцессы, а о личном недруге.

– Правда твоя, – признал ошеломленный Хэсситай. – Но как ты угадал?

– А разве могло быть иначе? – пожал плечами Байхин. – Тоска смертная – это ведь не простая болезнь. Сначала человек забывает, как смеяться… а потом умирает… или становится послушным… очень послушным. Что ни прикажи, все сделает. Если бы принцесса выжила, она бы короля послушалась. И замуж бы пошла безропотно. Так что не сама она по себе заболела. Наверняка отец-король поспособствовал… а может, не только он. Но это дела не меняет. Пусть не он первый надумал – но ведь от совета не отказался.

И снова догадка Байхина оказалась ужасающе верной. Или… не просто догадка?

– А как от смертной тоски лечат, знаешь? – поинтересовался Хэсситай.

– Смехом, чем же еще, – устало повел плечами Байхин. – В сказке же сказано. Если удастся рассмешить… вот только обычно не удается.

– В сказке сказано, – пробормотал Хэсситай. – Может, ты вдобавок знаешь, откуда смертная тоска берется? Про это в сказке ничего не говорится.

– Изволь, – произнес Байхин, невольно передразнивая Хэсситая. – Достаточно наложить чары на любую заразную болезнь… дело мерзкое, таким даже черные маги брезгуют, но какой-нибудь честолюбивый и бездарный чародей может поддаться на уговоры… вроде заклинание не из сложных. Только больного потом надо взаперти держать, иначе все кругом поперезаразятся. Очень уж летучее поветрие. Папочка-король недаром дочку свою в башне запер и близко к ней не подходил. Не то и сам тоску подцепил бы… а ему это и вовсе ни к чему.

Охватившее Хэсситая подозрение превращалось в уверенность так быстро, что у него стеснилось дыхание и похолодели кончики пальцев.

– А это ты откуда знаешь? – сдавленно промолвил он, потрясенный своим внезапным прозрением.

– Так я и сам этой дрянью болел, – скучным обыденным голосом ответил Байхин и сел на придорожную траву рядом с Хэсситаем, словно признание отняло у него силы стоять.

– На мертвого ты вроде не похож, – будто размышляя вслух, промолвил Хэсситай, – не говоря уж о послушании…

Байхин криво ухмыльнулся в ответ на шутку.

– По части послушания у меня всегда было хуже некуда, – зябко ссутулившись, признался он. Солнце припекало вовсю, да и теплый дорожный кафтан Байхин до сих пор не удосужился снять – и все же его поза не казалась странной.

– Лет-то тебе сколько было? – спросил Хэсситай.

– Двенадцать, по-моему… или около того. Мое счастье, что кормилица мне сказки рассказывала… и про принцессу – тоже. Не то худо бы мне пришлось. А так я знал, что со мной творится. И знал, что я должен смеяться во что бы то ни стало, иначе мне каюк.

– Смеяться, – почти таким же бесцветным тоном, что и Байхин, произнес Хэсситай. – Что-то не верится мне, что к тебе шутов допускали.

– Ни-ни, – подтвердил Байхин. – Шуты, смешные истории и все такое прочее – под полным запретом. Это ведь для моего же блага…

На слове “блага” Байхин сощурился. Потом лицо его приняло прежнее выражение, но Хэсситаю и этой малой доли мгновения хватило.

Прости меня, подумал Хэсситай. Прости, если только можешь. Я никогда больше не буду ничего с тобой учинять для твоего блага. Клянусь.

– Не понимаю, – искренне признался Хэсситай. – Как ты сумел… от тебя ведь убрали все, над чем можно смеяться…

• Предыдущая
• 71/90
• Следующая