Сокол Ясный - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 60
- Предыдущая
- 60/109
- Следующая
Шло время свадеб, Угляну что ни день звали куда-то, где надо было охранять женихов и невест от порчи и сглаза. Собираясь справлять свадьбу, люди первым делом приходили к ней с подношениями и звали в гости – оберегать молодых. В следующий месяц после Макошиной недели бывало, что Угляна ездила с одной свадьбы на другую, не заходя домой. Младину она сразу же стала брать с собой, и вдвоем они объездили десятки весей и выселок.
– Гляди во все глаза! – перед первым же выездом предупредила Угляна девушку. – Если увидишь по дороге женщину незнакомую, девку раскосмаченную или бабку, сразу мне говори. Они, сестры мои бывшие, уж который год ни одной свадьбы не пропускают, все пытаются испакостить. Самим не свезло, так хотят чужое счастье отнять, а заодно и мне навредить.
Речь шла о Глуховичах, из которых была родом Угляна. После того как стало известно, что она пять лет прожила у колдуна, превращенная в кошку, а потом ушла в лес и стала волхвитой, девок из ее рода никто больше не брал замуж, и невест ее братьям и племянникам не давали. Род вымирал и вырождался. И давно уже ходили слухи о злых старых девках-простоволосках, стремящихся испортить свадьбы, дабы украсть немного чужого счастья.
– Было однажды прошлой осенью, – рассказывала Угляна по дороге, когда Бессон из рода Бельцов вез их на свадьбу своего сына и племянника. – Ехали мы с Воротиловичами по невест в Ильгов городок. Знаешь, голядь там живет. Едем с невестами назад, а вдруг из лесу как выскочит одна, как закричит: «Дорога вам на лес!» – и клок волчьей шерсти кидает под ноги коням. Да я-то ждать не стала, кричу: «Дорога нам на поле!» – и в нее заговоренным корнем бросила. У нее дурищи, оленьи рога и выросли, да здоровенные такие! Она ни с места, рогами запуталась в ветках, и шагу ступить не может.
– И что же? – спросила изумленная Младина, воображая жуткое зрелище: женщина с оленьими рогами на голове, застрявшая в кусте.
– Взяли ее мужики, морду в кровь разбили, чтобы больше колдовать не могла, и в реку сбросили, – со злобой ответила Угляна. Ненависть родни изрядно отравляла ей и без того трудную жизнь. – Не знаю, выплыла или нет…
– Шею свернуть надо было, – оглянулся правивший лошадью Бессон. – Ты смотри, мать, как следует. Если нам такая оленица повстречается – сильное слово ей скажи, чтоб прям померла на месте! У меня сын-то всего один, не хочу, чтобы он со своей свадьбы волком убежал!
По прибытии на место у ведуньи находилось много дел. Старшие в роду встречали ее на пороге и подносили угощенье – нарочно для нее испеченный пирог. В этот раз все быстро прослышали, что ведунья обзавелась выученицей, и пирог стали делать вдвое больше.
– Вот нам радость, что ты с помощницей теперь! – обрадовалась большуха Бельцов. – Мы уж думали, где ж ты найдешь-то себе? Как Хитрован когда-то Паморока нашел, незнамо где подобрал. Отец наш рассказывал, сам Хитрован-то хороший был мужик, не вредный, ему поднесешь чарку, пирожком угостишь, поговоришь вежливо, он все и сделает, как надо! А с Памороком не столковаться было иной раз, хоть по шею в пироги его посади! Сам все к девкам подбирался, а не то грозил… тьфу на него! Мы и боялись, ты себе из этих выученицу возьмешь… ну… бывших твоих… – Баба замялась, будто ей приходилось говорить о чем-то уж очень неудобном. – А у тебя теперь дочка своя нашлась! – Обойдя опасное место, она с облегчением расплылась в улыбке. – Своя-то дочка завсегда лучше, и матери такая радость при себе ее держать! Отдавать никуда не надо!
Сежане радовались, что у Угляны появилась преемница. Хоть та и не была еще старухой, всем известно, что волхидника в любое время могут нави и игрецы утащить, и лучше, если волхвита подготовит себе смену загодя. Волхидник, умерший, но не передавший другому своих игрецов, причинит много зла округе, это тоже все знали. Теперь уже стало известно, что-де Младина – родная дочь Угляны, которую та когда-то отдала Заломичам на взращение, и бабы поговаривали, что якобы всегда замечали у девки угрюмый взгляд, верный признак избранного игрецами.
– Уж точно лучше, чем из этих порчельников! – Другая бабка даже сплюнула. – Сестра моя третьего года внучку выдавала, а как из ворот вышли, какая-то девка старая ей на покрывало дубовый листок и брось! Брат сбросил листок, а девка та и пропала! А у мужика рука разболелась, которой он листок-то тронул, и помер потом!
Угляна бросила на Младину короткий взгляд и кивнула. В этом рассказе она тоже узнала кого-то из Глуховичей.
Пока две ведуньи угощались и отдыхали с дороги, женщины рода, набившись в избу, продолжали толковать про волшбу и прежних волхидников: с наступлением зимы с ее долгими ночами, свадьбами, Колядой это становилось особенно любопытно. Матери нынешних невест любили порассказать, как во времена их девичества Паморок, тогдашний сежанский волхидник, злой и завистливый мужик, портил свадьбы!
– Он сам-то до баб молодых охочий был, Паморок, да только кто же за него пойдет? – рассказывали женщины. – Так и жил один. И вот однажды женили двух парней Пестуновых сыновей, они тогда уже своим родом жили. Позвали Паморока на свадьбу, кормили, поили, а ему невеста одна приглянулась. Вот привели ее, рушник перед печью расстелили, говорят ей: стань на рушник. А она: не хочу! Почему, спрашивают, не хочешь? А она говорит: там огонь, я сгорю! И как ни уламывали ее, так и не хотела, все ей вместо рушника огонь чудился. Бабка их сама пошептала на воду, рушник полила – тогда угас огонь, она и встала. А другой жених как пошел с невестой спать, поднимает одеяло – а там медведица, да ревет на него! Он в одной сорочке из овина на снег выскочил! Едва все себе не отморозил. Ему невеста медведицей казалась, а она и не поймет, куда побежал-то?
– Про этот случай много разговоров было, – соглашалась большуха в роду Бельцов. – У Бодриловичей как женили парня, не стали Паморока звать. Вот поехали за невестой: одиннадцать мужиков и сам жених с ними.
– В том-то все и дело! – Старшая дочь даже хватала ее за руку, так ей хотелось вставить слово. – Одиннадцать мужиков и жених с ними – всего двенадцать их было! Нельзя же на свадьбу четным числом ехать! Нечетным надо!
– Да они и хотели так, да брат жениховский захворал, не смог поехать. Его утром поднимают, зовут умываться, а он собакой лает! Под лавку забился, выходить не хочет! Так и поехали без него! А это Паморок постарался, чтобы, значит, они неправильным числом поехали и он до них добраться смог. Так вот, едут они и видят: медведь через дорогу идет! Лошади сбесились, мужиков из саней повыкинуло, они за топоры, а медведь остановился и ревет, а в пасти так пламя и пышет. А они все раз – и побежали волками! Так и бегали. Оголодали все: знают, что если оборотень сырого мяса поест, то уже нельзя ему назад человеком стать. Побежали родичи к Памороку, подарков ему нанесли, пирогов со свадьбы, стали в гости звать, если только будет милостив и порчу с мужиков снимет. Он и согласился. Вот сядет под окном ночью и ждет. Выйдет из леса волк-обротень, Паморок его сорочкой накроет, он и опять человеком станет. У них у многих потом по клоку волчьей шерсти осталось. Один старик к нам заходил, показывал, я сама видела.
– Это все правда, только это не у Бодриловичей было, а у Муравичей! – поправляла ее невестка, которая сама была из Бодриловичей. – Они тогда всех мужиков воротили, только самого жениха не могли сыскать – уж больно далеко со страху убежал! Упросили, чтобы Паморок сам его поискал. Ну, он и пошел. Ушел в лес, три дня его не было. Потом поехал один мужик в лес по дрова, едет назад, глядь – идет Паморок, а рядом с ним волк бежит, будто собака, и худющий такой. Это и был жених, его Паморок за три леса сыскал. Мужик спрашивает: что же ты его не обратишь опять в человека-то? А волхидник отвечает: «Коли я его сейчас оборочу, мне его кормить придется. А так я его отпущу, он в лесу дичь какую поймает, принесет, я костерок разведу, изжарю, сам поем и ему дам. Пущай пока волком побудет!»
– Это Вторак, Селинегов сын, из Гнездиловичей рассказывал, как он Паморока с волком-женихом повстречал! – встряла еще одна женщина. – Это у них в роду было! А как привел он жениха домой, накинул на него сорочку, а хвост волчий под нее не поместился – сам жених человеком стал, а волчий хвост остался! Свадьба расстроилась тогда совсем: невеста не захотела за хвостатого жениха идти! Сказала, люди засмеют, у всех мужья как мужья, а у меня с хвостом!
- Предыдущая
- 60/109
- Следующая
