Пропавшая буква - Раскатов Михаил Евсеевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/19
• Следующая

Но вдруг он услышал храп. Тот самый храп, который издавали на все лады Кляксы, спавшие на раскладушке.

— Вот это музыка! — вскричал Кривпоч. — Ничего прекраснее в жизни не слыхал! Ее надо записать на пленку и заводить с утра до вечера!

— Ах, какой ансамбль! — воскликнул Ах.

— Ох, какое исполнение! — поддакнул Ох.

И схватившись за руки, Ах и Ох стали танцевать.

Саша и Алеша стояли с открытыми ртами. Такого танца они не видели никогда.

Сначала Ах и Ох топтались на одном месте, потом они все выше и выше начали вскидывать ноги, а под конец Ах решил перевернуть Оха через голову. Но Ох неудачно перевернулся и со всего размаха упал прямо на раскладушку! От неожиданности и испуга Кляксы завопили и вскочили на ноги, сбросив Оха на землю. Теперь уж завопил Ох, а испуганные Кляксы с удивительной проворностью сложили раскладушку и, толкая коляску с принцессой, умчались прочь.

Кривпоч хотел последовать за принцессой, но неожиданно заметил наших друзей. Он подбоченился и, покачиваясь из стороны в сторону, с важным видом направился к ним.

— Привет, приятели! — насмешливо закричал он Сливе и Знакам. — У вас, я вижу, важное дело? Ха-ха-ха!..

— Здесь у вас приятелей нет! — отрезал Твердый Знак.

— Вы все уяснили? — осведомился Мягкий Знак. Когда было нужно, он умел говорить насмешливо.

— Уяснил, я все уяснил, мой миленький Мяконький Значок, — ответил Кривпоч и вдруг закричал пронзительным голосом: — Да знаете ли вы, с кем говорите?! Я — Почерк!

— Кривой, — вставил Твердый Знак.

— Подумать только, какие мерзкие буквы! Они считают, что если они такие чистенькие и аккуратненькие, то могут оскорблять почтенных граждан!

— Ах, какое безобразие!.. Ох, какое возмутительное безобразие! — запричитали Ах и Ох.

— Ну что за подхалимы! — поразилась Слива.

— А я презираю аккуратность! Я ненавижу чистоту и всех чистюль на свете! Слыхали?! — кричал Кривпоч.

— Пожалуйста, не отвлекайте нас от дела, — сердито сказала Слива.

— Которого вам все равно не понять, — добавил Мягкий Знак.

— Не понять?! Эти жалкие буквы, кичащиеся своей прямотой, смеют утверждать, что мне, Кривому Почерку, не понять их дела! Да я весь этот ничтожный автомобильчик разберу и соберу в две минуты!

— Неужели? — удивилась Слива.

— В самом деле? — спросил Мягкий Знак.

— Ах, так! — зло сказал Твердый Знак. — Пожалуйста! Слива, отойди от “Стрелки”, дай Кривому Почерку исправить мотор.

Слива отступила в сторону, и Кривпоч, усмехаясь, приблизился к машине. Он натянул на руки грязные шелковые перчатки, а нос закрыл платком, смоченным одеколоном, чтобы не чувствовать запаха бензина.

Приготовившись таким образом к работе, Кривпоч свободной рукой потрогал все три колеса по очереди, потом вытянул шею, прищурил один глаз и заглянул в мотор. Но так как в моторе он не понимал ровным счетом ничего, то стал с ученым видом мэкать, хмыкать, экать и мдакать.

— Мммм… — замычал он, — дело… хм… эээ… серьезное… М-да… Хм… очень серьезное… Хм… тут… гм… эээ… требуется… эээ… ремонт… Испорчен… хм… насос… поврежден… ммм… трос… сел… эээ… вентилятор… не крутится… эээ… аккумулятор… М-да… хм… эээ… ммм…

— Ах, конечно, вентилятор, — закивал Ах.

— Ох, разумеется, акку… акку… аккуму… лятор, — закивал Ох.

Наши друзья покатились со смеху.

— Какой-то ут гороховый, — сказал Саша.

— А теперь смотрите! — объявил Твердый Знак.

Он открыл багажник, достал канистру с бензином и заполнил им бензобак. Потом он сел за руль, нажал на педаль стартера, и мотор заработал. Кривпоч открыл рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но не смог произнести ни слова. Может быть, он так бы и стоял с открытым ртом, а наши друзья спокойно уехали, если бы не Мягкий Знак. Он решил посмеяться над Кривпочем и спросил его:

— Скажите, пожалуйста, вы случайно не знаете, где находится мастерская по ремонту насосов, тросов, вентиляторов и аккумуляторов?

От злости Кривпоч сначала посинел, как баклажан, потом пожелтел, как лимон, и, наконец, покрылся фиолетовыми пятнами, похожими на большие чернильные кляксы. Не говоря ни слова, он бросился на Мягкий Знак. Но в тот же миг Саша и Алеша схватили Кривпоча за руки. Ах и Ох громко закричали, а Кривпоч сделал только одно движение и, как угорь, выскользнул из рук Саши и Алеши. Они снова схватили его, но он опять так же ловко вырвался, перебежал на другую сторону улицы и оттуда закричал:

— Ого, чего захотели — справиться со мной! Вы думаете, это так просто? Нет, не так-то просто это сделать! Ведь вы не сумели даже сохранить свои имена, и недаром теперь вас зовут Саа и Алеа! Ха-ха! Это вы довели до болезни букву! А скоро из-за вас заболеют и все остальные! Очень скоро! Уж моя повелительница позаботится об этом! А больная буква скоро умрет, и я с превеликим удовольствием приду на ее похороны! Ха-ха-ха! Дважды два — пять! Трижды три — семь! Четырежды четыре — девяносто четыре!

Твердый Знак не стал дожидаться окончания речи Кривпоча — он дал газ, машина тронулась, и через полминуты Кривпоч и его компания остались далеко позади.

Что больше всего поражало каждого, кто впервые попадал во Дворец Усердия, — это чистота. Собственно говоря, это был не дворец, а простой одноэтажный дом, сложенный из самого обыкновенного кирпича. Но он был таким чистым снаружи и внутри, что его действительно хотелось назвать дворцом. Во дворце был образцовый порядок: любая вещь, даже самая маленькая, всегда находилась на одном и том же месте. И не было случая, чтобы кто-нибудь нарушил это правило.

Дворец Усердия стоял на улице Разума, и его двери были всегда для всех открыты.

И только Кривпоч старался даже близко не подходить к этому дворцу.

Когда кто-нибудь спрашивал его, почему он не ходит по улице Разума, он отвечал небрежно:

— А что, собственно говоря, мне там делать?

Так отвечал Кривпоч, чтобы все думали: какая самостоятельная личность! На самом же деле Кривпоч просто боялся. Да, да, боялся! Несколько лет назад он вместе с буквами из своей компании задумал прогуляться по улице Разума, зайти во Дворец Усердия и посмеяться над его хозяйкой. Но смеяться ему не пришлось.

Едва Кривпоч ступил на улицу Разума, как его спутники почему-то замолчали. Даже Ах и Ох перестали восторгаться его знаменитой песенкой. И, если говорить честно, сам Кривпоч пел без особого воодушевления. Все это было так странно! Но Кривпоч не придал значения подобным мелочам и преспокойно вошел во дворец. И вот тут-то…

Впрочем, никто до сих пор не знает, что произошло потом. Известно только, что из Дворца Усердия Кривпоч вернулся один. Ах и Ох в тот самый момент, когда все входили во дворец, вдруг испугались и убежали домой. Что стало с остальными буквами — неизвестно. Говорят, они исправились, стали прямыми и красивыми, а некоторые настолько выросли, что превратились в заглавные.

Кривпоч даже заболел с горя. Несколько дней он не показывался на улице Разгильдяев и не пел свою любимую песенку. Он так изменился, что однажды собрал восемь букв: одну О, одну Б, две Е, одну Щ, одну А, одну Н, одну И и составил из них ОБЕЩАНИЕ. Он стал давать ОБЕЩАНИЕ всем, кому только мог. Он давал ОБЕЩАНИЕ, что выстирает свой костюм, но не стирал его, и ОБЕЩАНИЕ возвращалось к нему назад; говорил, что починит мостовую на улице Разгильдяев, но не делал этого, и опять ОБЕЩАНИЕ возвращалось назад. Кривпоч клялся, что начнет работать, снова давал ОБЕЩАНИЕ, и снова ОБЕЩАНИЕ возвращалось. Короче говоря, он так измучил все восемь букв, что они заболели — у них началось головокружение и появилась слабость в ногах. Кончилось тем, что они попали в больницу к доктору Поправочкину. А Кривпоч сразу же забыл о них. Тем более что принцесса Лень буквально не отходила от него ни на шаг. Каждый раз, когда Кривпоч давал свое ОБЕЩАНИЕ, принцесса очень волновалась. Считая, что это приступ тяжелой болезни, она начинала самоотверженно ухаживать за Кривпочем. И наконец, Кривпоч выздоровел. В один прекрасный день он вышел на улицу и запел:

• Предыдущая
• 5/19
• Следующая