Падение Константинополя в 1453 году - Рансимэн Стивен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/57
• Следующая

Константин, очевидно ободренный трудностями, с которыми столкнулся султан, направил к нему послов с жалобой на то, что суммы, обещанные на содержание принца Орхана, до сих пор не уплачены. Послам было также поручено осторожно напомнить султану, что при византийском дворе находится возможный претендент на оттоманский трон. Когда посольство добралось до султана — вероятно, это было в Бурсе, — принявший его Халиль-паша был смущен и разгневан. Он уже достаточно хорошо изучил своего господина, чтобы представить, какова будет его реакция на подобную дерзость. Вся система мирной политики, сторонником которой он являлся, была бы в случае такого заявления поставлена под угрозу, так же как и его положение в качестве великого везира. В разговоре с послами он не смог скрыть своего раздражения. Мехмед, однако, ограничился тем, что холодно пообещал им рассмотреть этот вопрос по возвращении в Адрианополь[122]. Он нисколько не был задет оскорбительным и пустым требованием византийцев: теперь у него был предлог нарушить клятвенное обещание не вторгаться да византийскую территорию. Мехмед намеревался вернуться в Европу обычным для турок путем — через Дарданеллы, однако его известили, что по проливу курсирует итальянская эскадра.

Тогда он повернул к Босфору и переправился через него со своей армией от района крепости Анадолухисар, построенной Баязидом. Земля на противоположном, европейском побережье официально еще принадлежала Византии, но Мехмед пренебрег полагавшейся в таких случаях обязанностью спросить разрешения императора на то, чтобы высадиться там. Вместо этого он острым взглядом приметил, как полезно было бы построить крепость в этом узком месте пролива, как раз напротив Анадолухисар.

Вернувшись в Адрианополь, Мехмед приказал изгнать всех греков из городов на нижней Струме с конфискацией всех их доходов. Затем зимой 1451 г. он разослал во все свои владения приказание набрать тысячу искусных каменщиков и соответствующее количество чернорабочих, с тем чтобы весной все они прибыли в выбранное им место в самой узкой части Босфора, прямо напротив деревни Асоматон (ныне Бебек), где берег заметно вдается в воды пролива. С окончанием зимы его топографы сразу же исследовали отмеченный участок, и рабочие начали разрушать окрестные церкви и монастыри, извлекая из них строительный камень, который годился к повторному использованию[123].

Действия султана вызвали замешательство в Константинополе. Было ясно, что это первый шаг к осаде города. Император поспешно направил султану посольство, чтобы указать на нарушение им торжественного договора и напомнить, что в свое время султан Баязид спрашивал согласия императора Мануила, прежде чем строить крепость Анадолухисар. Послов отослали обратно без аудиенции. В субботу 15 апреля начались работы по сооружению новой крепости. Константин в ответ арестовал всех находившихся в то время в Константинополе турок, однако затем, осознав тщетность подобного жеста, приказал их отпустить. Вместо этого он направил султану нагруженных подарками посланцев с просьбой по крайней мере не причинять вреда греческим деревням, расположенным на Босфоре Султан игнорировал и эту миссию. В июне Константин предпринял последнюю попытку получить от Мехмеда заверения в том, что постройка крепости предпринята не для того, чтобы затем напасть на Константинополь. На этот раз его послы были брошены в тюрьму, а затем обезглавлены. По существу, это означало объявление войны[124].

Крепость, названная тогда турками Богаз-кесен, что значит «перерезающая пролив», или, иначе, «перерезающая горло», а сейчас известная под именем Румелихисар, была закончена в четверг 31 августа 1452 г. Мехмед, собрав в районе крепости свою армию, подступил к стенам Константинополя. Он провел там три дня, тщательно осматривая городские укрепления. Сомнений в его намерениях ни у кого не оставалось. Одновременно султан объявил о том, что каждый корабль, проходящий вверх или вниз по Босфору, должен останавливаться у крепости для досмотра; тот, кто не подчинится, будет потоплен. В подкрепление своего приказа он распорядился установить на одну из башен, расположенных ближе к воде, три еще невиданных по своим размерам орудия. И это была не пустая угроза. В начале ноября два венецианских корабля, шедшие из Черного моря, отказались подчиниться требованию остановиться. На них навели пушки, но кораблям удалось уйти невредимыми. Однако третий корабль, пытавшийся две недели спустя последовать их примеру, был потоплен пушечным выстрелом, а его команда во главе с капитаном Антонио Риццо захвачена в плен и доставлена в Дидимотихон, где в то время находился султан. Мехмед приказал немедленно обезглавить всю команду, Риццо же посадить на кол, а труп его выставить у дороги[125].

Судьба венецианских моряков развеяла всякие иллюзии, которые еще питал Запад относительно характера султана и его намерений. Венеция ощутимо осознала, в какое затруднительное положение она попала. В Константинополе венецианцам принадлежал отдельный квартал, а их торговые привилегии были в 1450 г. подтверждены Константином. Однако Венеция вела очень выгодную торговлю также и в оттоманских портах; кроме того, среди венецианцев находились и такие, кто считал, что турецкое завоевание Константинополя, возможно, обеспечит левантийской торговле бoльшую стабильность и дальнейшее процветание. С другой стороны, было ясно, что, захватив Константинополь, султан обратит затем свой взор на венецианские колонии в Греции и в Эгейском море. Во время дискуссии в сенате в конце августа только семь голосов было подано за то, чтобы предоставить Константинополь его собственной судьбе, 74 же сенатора придерживались иного мнения.

Но что Венеция могла сделать? Она сама тогда увязла в хоть и небольшой, но дорогостоящей кампании в Ломбардии. Ее отношения с папой нельзя было назвать сердечными, тем более что папа так и не расплатился за несколько галер, нанятых у республики в 1444 г. Сотрудничество с Генуей было исключено. Посол Венеции в Неаполе получил указание просить помощи у короля Альфонса, однако тот дал уклончивый ответ. У венецианского флота было достаточно забот по защите колоний, а переоборудование торгового судна в военное было делом дорогостоящим. В сложившихся обстоятельствах престиж Венеции требовал разрыва отношений с султаном. Однако венецианские военачальники в странах Леванта получили довольно двусмысленные инструкции: они обязаны были помогать христианам и защищать их, но в то же время не провоцировать турок и не нападать на них. Императору между тем было послано разрешение вербовать на Крите солдат и матросов[126].

В таком же затруднительном положении оказалась и Генуя, причем ее реакция была еще более нервозной. У нее тоже были свои проблемы в Европе, и она тоже нуждалась в судах для защиты как своих территориальных вод, так и колоний на Востоке. Правительство Генуи обратилось один или два раза с призывом к народам христианского мира послать помощь против турок, но сама она оказать такую помощь не была готова. Частным генуэзским гражданам было дано разрешение поступать по собственному усмотрению. Особое беспокойство в Генуе испытывали относительно Перы и черноморских колоний. Подеста Перы получил указание придерживаться в отношениях с турками такой линии, какую он сочтет наиболее подходящей в сложившейся ситуации, в надежде на то, что даже в случае падения Константинополя колонию удастся сохранить. Такие же инструкции получила и компания Магона, правившая островом Хиос. В любом случае турок не следовало зря раздражать[127].

Рагузане, так же как и венецианцы, недавно получили от императора подтверждение своих привилегий в Константинополе. Но и они тоже вели торговлю в оттоманских портах; кроме того, они не хотели рисковать в борьбе с султаном потерей хотя бы одного корабля своего и так небольшого флота, если только не шла речь о широкой коалиции[128].

• Предыдущая
• 22/57
• Следующая