Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 10

Кобе трудно жить в ее доме. При первой возможности он возвращается в опасный Тифлис и растворяется в революционном подполье.

Начинается жизнь профессионального революционера, именуемая «нелегальным положением». Фальшивые документы, бесконечные явочные квартиры, подвалы, где прячут подпольные типографии… Тайное сообщество молодых людей, именуемое «Тифлисский комитет РСДРП»…

«Это было время людей от 18 до 30 лет. Революционеры старше этого возраста насчитывались единицами… Слова «комитет», «партия» были еще новы, овеяны свежестью и звучали в молодых ушах заманчивой мелодией. Вступивший в организацию знал, что через несколько месяцев его ждут тюрьмы и ссылка. Честолюбие заключалось в том, чтобы продержаться как можно дольше до ареста, твердо держаться перед жандармами» (Троцкий).

Но прошли эти несколько месяцев, а Коба все еще на свободе.

Иремашвили: «Я несколько раз посещал Кобу в его маленькой убогой комнатке. Он носил черную русскую блузу с характерным для всех социал-демократов красным галстуком. Его нельзя было видеть иначе, как в этой грязной блузе и нечищеных ботинках. Все, напоминавшее буржуа, он ненавидел…»

«Грязная блуза, нечищеная обувь были общим признаком революционеров, особенно в провинции», – с сарказмом пишет Троцкий.

Да, наивный юный Коба старается походить на настоящего революционера. Все как положено: носит грязную блузу и ходит в рабочие кружки объяснять пролетариям учение Маркса. Здесь вырабатывается его убогий стиль, столь понятный полуграмотным слушателям. Стиль, который потом принесет ему победу над блистательным оратором Троцким.

Восток требует культа. И «азиат», как называл его большевик Красин, нашел своего бога – Ленина.

«Он преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его мыслями, копировал его настолько, что мы в насмешку называли его «левой ногой Ленина», – вспоминал революционер Р. Арсенидзе.

И бог Кобы не обманул его. Вышедшая в 1902 году работа Ленина «Что делать?» была взрывом бомбы. До нее марксисты безнадежно повторяли: пока в России по-настоящему не разовьется капитализм – ни один волос не падет с головы самодержавия. Революция отодвигалась в темноту времени, революционеры должны были работать для грядущих поколений. Своей книгой Ленин вернул им надежду. Он заявил: мощная законспирированная организация профессиональных революционеров при помощи насильственного переворота в силах осуществить революцию. Ибо Россия – страна вековой покорности. В России нужно лишь захватить власть – и общество покорится. Тайная организация героев сможет опрокинуть самодержавие. Как все это по душе Кобе!

Продолжать находиться в Тифлисе – значит увеличивать опасность ареста… Между тем, согласно Троцкому, арест входил в «обязательную программу» революционера, ибо «открывал возможность самого волнующего – выступления на суде».

Истинные революционеры жаждали быть арестованными, чтобы превратить суд в трибуну для пропаганды. Но этот путь закрыт для Кобы с его тихим голосом, медленной речью, грузинским акцентом. Только на свободе, в конспиративной тени, он чувствует себя уверенно.

Коба направляется Комитетом в Батум.

Батум – южный порт с узкими улочками, ветром с моря, прохладными двориками, где стираное белье плещется на ветру, как паруса кораблей. Город, где надо любить и веселиться. Здесь продолжается его тайная работа. Сверстники влюбляются, женятся, делают первые шаги в карьере, а Коба одержимо мечется по нелегальным квартирам. Готовится мощная демонстрация, похожая на восстание. Будет много крови.

Он помнит завет: в великой крови рождаются великие революции.

Теперь у безвестного юноши появился дотошный летописец – полиция. Семнадцать лет его жизни в новом веке опишут полицейские протоколы. Останутся его точные словесные портреты, фотографии анфас и в профиль.

Я просматриваю дела Тифлисского жандармского управления. Донесения о деятельности Тифлисской организации РСДРП, о рабочих сходках под руководством Джугашвили…

«Он все более становится вождем маленькой кучки сторонников Ленина в Грузии», – писал Иремашвили. Да, он сразу – Вождь. И деспот. В полицейском донесении сообщалось: «Во главе Батумской организации находится Джугашвили… Деспотизм Джугашвили многих возмутил, и в организации произошел раскол».

Но зато каковы результаты его деспотизма!

Тихий Батум потрясает невиданная демонстрация рабочих. Столкновения с полицией: полтора десятка убитых, множество раненых. Кровь и ярость! Опять удача!

Аресты в городе… И снова он успевает исчезнуть – бежит в горы. Вспоминает революционер Като Бачидзе: «Через горное селение Кром проходил Коба, вынужденный скрываться после демонстрации. Крестьянка приютила его, дала умыться и отдохнуть».

Горы, солнце, белые домики, старики в тени деревьев лениво пьют вино… время остановилось… Здесь испокон веков жили его предки… Нет, эта жизнь не для него. Но в Тифлис возвращаться опасно – там его давно ищут; и в Гори нельзя – там его будут искать. Он решается на неожиданный шаг – вернуться на место преступления, в Батум. Такой дерзости полиция не ожидала.

Ему удается продержаться целый месяц. В это время он занимает следующую ступеньку в иерархии заговорщиков – избран в состав Всекавказского комитета РСДРП.

А потом была южная весенняя ночь и тайная сходка революционеров. Но среди них оказался провокатор – и дом был окружен полицией.

И полиция продолжила писать его биографию:

«Рапорт пристава четвертого участка г. Батума об аресте в 12 часов ночи 5 апреля 1902 года И. Джугашвили на сходке рабочих в квартире М. Даривелидзе».

По счастливому городу в час, когда вываливались из трактиров его беззаботные сверстники, Кобу везут в тюрьму. Впервые. И сразу – в страшную батумскую тюрьму. Начинается его путешествие по тюрьмам: батумская, кутаисская…

Азиатская тюрьма: побои надзирателей, грязь, абсолютное бесправие заключенных, расправы уголовных над политическими. Вначале Коба растерялся, заметался, выбрасывает через окно тюремного замка отчаянную записку без подписи. Он просит передать ее матери: «Если спросят: «Когда твой сын выехал из Гори?» – говори: «Все время находился в Гори».

Конечно, тюремный надзор перехватил почту. За наивным поступком – отчаяние потерявшего голову.

Но скоро он освоится в тюрьме.

Петр Павленко: «Учимся понемногу, учимся», – Иосиф Виссарионович любит повторять эти слова. С мягким акцентом и тихой усмешкой».

«Учимся понемногу, учимся»… Он открыл: в тюрьме, наряду с властью надзирателей, существовала незримая власть уголовников. И ему, нищему сыну пьяницы, нетрудно найти с ними общий язык. Он – свой. Так он исполнил заповедь «Катехизиса революционера» – соединился с разбойничьим миром. Он понял потенциал преступников в революции.

И Ленин всегда ценил его умение найти общий язык с уголовниками. В гражданскую войну, когда части, составленные из бывших арестантов и пьяных солдат, бунтовали, Ленин тотчас предлагал: «А не послать ли нам туда товарища Сталина – он умеет с такими людьми разговаривать».

Его новые знакомые уважали физическую силу. У него ее не было. Но, привыкший с детства к побоям, он доказал им иное: презрение к силе. В это время начальство тюрьмы решило преподать урок политическим. Урок по-азиатски.

Из воспоминаний революционера Н. Верещака: «На следующий день после Пасхи первая рота выстроилась в два ряда. Политических заключенных пропускали сквозь строй, избивая прикладами. Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках».