Витторио-вампир - Райс Энн - Страница 35
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая
Другой ангел мрачно тряхнул головой.
– Я не согласен, – произнес он спокойным и мелодичным голосом. – Нам не следует заходить так далеко. Ты думаешь, такое не заставит зарыдать меня самого?
– Что? – вскричал я. – Что заставило вас зарыдать?
Оба ангела обернулись. Они пристально смотрели на меня. Одновременно оба прижали свои яркие, разноцветные, нарядные крылья, как если бы пытались таким способом стать невидимыми. Но для меня они оставались не менее заметными – сверкающие, непорочные и столь узнаваемые. В глазах их застыло изумленное выражение. Что было во мне столь удивительного?
– Гавриил! – закричал я. – Я узнал тебя. Я узнал тебя по картине «Благовещение». Вы оба – Гавриилы, я знаю живопись, я узнал тебя: там и тут – Гавриил и Гавриил, как может быть иначе?
– Он видит нас, – сказал ангел, жестикулировавший с таким поразительным красноречием. Он говорил приглушенным голосом, но, как оказалось, слова достигали моих ушей. – Он слышит нас, – произнес он, и удивление на его лице возросло. Однако он по-прежнему выглядел воплощением невинности и, как всегда, слегка обеспокоенным.
– Во имя Господа, о чем ты говоришь, мальчик? – спросил старший из моих попутчиков. – Ну же, соберись с мыслями. У тебя ведь в этих сумках целое состояние. Пальцы унизаны кольцами. А теперь расскажи все толком. Я отведу тебя к твоей семье, если ты хотя бы ответишь, кто ты такой.
Я рассмеялся. Я кивнул головой, но не спускал глаз с двух ошеломленных и изумленных ангелов. Их одежды показались мне легкими, почти прозрачными, как если бы ткань была соткана столь же неестественным образом, сколь неестественной казалась их светящаяся изнутри кожа. Все в их внешности было абсолютно исключительным, все отличалось утонченностью, все было пронизано каким-то внутренним свечением.
«Явившиеся ниоткуда, из воздуха, намеренно притворились, что существуют и действуют» – кажется, таковы были слова Аквината в «Сумме теологии», по которой я изучал латынь?
Ох, как чудодейственно прекрасны они были и сколь надежно удалены от всего остального вокруг, остановившись на улице в ошеломлении, в этой наивной простоте, размышляя и пристально глядя с любопытством и состраданием на меня самого.
Один из них, с цветочным венком на голове, тот, у которого были небесно-синие рукава, именно тот, сразу завоевавший мое сердце, как только я вместе с отцом увидел его в «Благовещении», тот, в которого я тогда же влюбился, пошел мне навстречу.
Приближаясь, он становился все выше, превосходя по росту любого из обычных людей и столь переполненный любовью, беззвучно шелестящий своей просторной, падающей изящными складками одеждой, что казался еще более бестелесным и поразительно цельным – возможно, даже самим творением Божьим, а не существом из плоти и крови.
Он тряхнул головой и засмеялся.
– Нет, ибо ты сам – прекраснейшее из Божьих созданий, – произнес он тихим голосом, который тем не менее не в силах были заглушить окружавшие меня болтовня и шум.
Он шел так, как если бы был простым смертным, чистыми босыми ногами по мокрым, грязным камням мостовой флорентийской улицы, незаметный для людей, которым не было дано видеть его. Он стоял теперь совсем близко от меня, распахнув крылья, а затем плотно сложил их снова, так что я успел только заметить сквозь перья, что они крепились над его покатыми, как у юного мальчика, плечами. Лицо его, сверкающе чистое, лучилось всеми оттенками, изображенными Фра Филиппо. Когда он засмеялся, я ощутил, как все мое тело затрепетало от чистейшей радости.
– Я что, и в самом деле лишился рассудка, архангел? – спросил я. – Сбылось их проклятие, и потому я разговариваю столь невразумительно, что вызываю презрение грамотных людей? – Я громко рассмеялся.
Мои слова ошеломили благородных спутников, столь усердно старавшихся помочь мне. Они совершенно растерялись.
– Что ты сказал? Повтори снова!
Но в кратчайший миг меня посетили воспоминания, наполнившие сердце, душу и разум, словно само солнце затопило светом мрачную тюремную камеру, прогнав оттуда безнадежную тьму.
– Так это тебя я увидел на той луговине, когда она пила мою кровь?!
Он поглядел мне прямо в глаза, невозмутимый, сдержанный ангел со спадающими с головы изумительно светлыми кудрями, с гладкими, безмятежными ланитами.
– Архангел Гавриил! – произнес я с благоговением. Слезы наполнили мои глаза, и казалось, что я вот-вот зарыдаю от радости.
– Мой мальчик, мой несчастный несносный мальчик, – сказал старый торговец. – Здесь нет никакого ангела. Пожалуйста, будь внимательнее.
– Они не могут нас видеть, – спокойно сказал мне ангел. И снова на его лице засияла милая улыбка, а во взгляде отразился свет проясняющихся небес, и он внимательно всмотрелся в меня, как если бы проникал все глубже, стремясь постичь мою душу.
– Я понимаю, – отвечал я. – Им не дано знать об этом!
– Но я не Гавриил, тебе не следует так ко мне обращаться, – произнес он, весьма любезно и успокоительно. – Мой юный друг, я слишком далек от того, чтобы называться архангелом Гавриилом. Я – Сетий, и я всего лишь ангел-хранитель. – Он был терпелив со мной и на удивление сочувственно относился к моим рыданиям и к этой толпе незрячих и растревоженных смертных, окружившей нас.
Он стоял так близко от меня, что я мог бы прикоснуться к нему, но не осмеливался.
– Мой ангел-хранитель? И это правда?
– Нет, – сказал ангел. – Я не твой ангел-хранитель. Таковых для себя ты должен найти сам. Ты видишь перед собой ангелов-хранителей другого человека, хотя мне неведомо, почему и как это случилось.
– А теперь прекрати молиться, – с раздражением сказал старик. – Расскажи, кто ты такой, мальчик. Ты уже произнес какое-то имя раньше, имя твоего отца, повтори его нам.
Второй ангел, стоявший неподвижно, как если бы слишком потрясенный, чтобы сдвинуться с места, внезапно нарушил свою обычную сдержанность и тоже подошел ко мне, босой и спокойный, как будто камни, лужи и грязь никак не могли испачкать его или причинить иной вред.
– Пойдет ли это на пользу, Сетий? – спросил он. Но его устремленные на меня светлые, переливчатые глаза выражали такое же заботливое внимание, такую же легкую укоризну и всепрощение.
– А ты, ты ведь изображен на другом полотне. Я узнал и тебя, я люблю тебя всем сердцем, – сказал ему я.
– Сынок, с кем это ты разговариваешь? – потребовал ответа младший из моих попутчиков. – И кого это ты любишь всем сердцем?
– Ах так, значит, ты слышишь меня? – Я обернулся к нему. – Ты понимаешь меня?
– Да, а теперь назови свое имя.
– Витторио ди Раниари, – сказал я, – друг и союзник Медичи, сын Лоренцо ди Раниари из замка Раниари на севере Тосканы. Мой отец умер, как и все другие родичи. Но…
Оба ангела стояли прямо передо мной, рядом. Склонив головы друг к другу, они смотрели на меня, и казалось, что простые смертные не могли встать между ними и мной. Если бы только у меня хватило смелости! Мне так хотелось к ним прикоснуться!
Крылья того, кто первым заговорил со мной, были подняты, и нежная, мерцающая золотая пыльца осыпалась с пробудившихся перьев, трепещущих, сверкающих… Но ничто не могло сравниться с задумчивым голосом и удивительным лицом самого ангела.
– Позволь им довести тебя до Сан-Марко, – предложил тот из ангелов, который назвался Сетием. – Пусть монахи примут тебя под свой кров. Эти люди настроены благожелательно, тебя поместят в келью, о тебе позаботятся. Лучшего места невозможно и представить – ведь этому дому покровительствует Козимо, а ту келью, в которую тебя поселят, расписывал сам Фра Джованни.
– Сетий, он знает все это, – заметил второй ангел.
– Конечно, но я подбадриваю его, – сказал первый, с самым простодушным видом пожимая плечами и недоумевающим взглядом окидывая своего сотоварища. Ничто так не отличало их лики от лиц простых смертных, как выражение глубочайшего удивления.
– Но ты, – сказал я, – Сетий, если можно называть тебя по имени, ты хочешь допустить, чтобы они забрали меня от вас? Ты не можешь так поступить. Пожалуйста, не покидайте меня. Умоляю вас. Не оставляйте меня одного.
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая