Молдавские сказки - Крянгэ Ион - Страница 25
- Предыдущая
- 25/91
- Следующая
Идет Белый Арап со своими товарищами, идет и наконец-то
И как только прибыли, все шестеро — на царский двор: Белый Арап впереди, остальные позади, один другого наряднее и пригожее — нитки и лохмотья за ними стелются, как за войском папуковым[21].
Явился Белый Арап к Рыжему царю, поведал, кто они, откуда и зачем прибыли. Изумился царь дерзости и бесстыдству оборванцев, пришедших за его дочерью от кого бы то ни было. Однако не ответил он ни так, ни этак, только попросил переночевать под его крышей, надеясь, что до утра надумает, как ему быть… А сам втихомолку вызвал своего верного слугу и приказал уложить гостей в доме из раскаленной меди, чтобы заснуть им навеки, по примеру других женихов, может, почище этих.
Разжег царский слуга под медным домом костер — двадцать четыре сажени дров; огненным жаром раскалился дом. Когда же настал вечер, приходит слуга к гостям, просит располагаться на ночлег, а вещий Жерила товарищей в сторону отводит, на ухо им шепчет:
— Мэй, как бы не дернул вас черт раньше меня сунуться, куда поведет нас слуга рыжего пса, а то не видать вам завтрашнего дня. Один только на свете Рыжий царь. Славен он в этом краю невиданной добротой своей и неслыханным милосердием. Известно мне, как радушен он и щедр… за чужой счет. Вот бы только околеть ему поскорее; пусть живет три дня, считая с позавчерашнего. А дочка-то, дочка его! Приказал дьявол, она и родилась. Вылитый батька во весь рост, и даже почище… Как говорится: козел — через стол, а козленок — через дом. Но нашла коса на камень. Если уж я с ними в эту ночь не слажу, то, значит, и сам сатана не справится.
— Я тоже так думаю, — сказал Флэмынзила. — Запряг Рыжий царь волов в упряжку с чертом, но только выпряжет их без рогов.
— И еще, может, в придачу и плуг и телегу отдаст, лишь бы от нас избавиться, — добавил Окила.
— Слушайте, — сказал Жерила, — язык наш — враг наш. Пошли лучше спать, а то нас царский слуга ожидает, стол накрыл, объятья раскрыл. Ну-ка! Навостри зубы и марш за мной!
Затопали они — топ, топ, топ! Дошли до двери, остановились маленько. Как подул Жерила трижды — стал дом и не горячим и не студеным, как раз впору спать в нем. Ввалились они гурьбой, улеглись кто где — и молчок. А царский прислужник, проворно дверь заперев снаружи, злобно сказал:
— Вот и разделался я с вами. Спите, голубчики, вечным сном непробудным, потому постелил я вам на славу. До утра как раз в пепел успеете обратиться.
Сказал — и отправился восвояси. А Белому Арапу с друзьями и горя мало. Поразмякли у них от теплыни кости, стали друзья потягиваться и нежиться, назло Рыжему царю и его дочери. Один Жерила от холоду ежится, колени ко лбу поджал, сам ворчит:
— Только ради вас я дом остудил. Для меня он как раз впору был. Вот с недоносками спутался! Да ладно, отзовется вам это счастье. Вам, значит, млеть от тепла, а мне от стужи трястись? Не бывать этому, не стану себя покоя лишать ради черт знает кого. Сейчас вас за волосы таскать буду, никого не пощажу. Раз уж мой сон по ветру развеяли, пускай и от вашего проку не будет!
— Придержи-ка язык, эй, Жерила! — закричали остальные. — Ночь на исходе, а ты все языком треплешь. Чертово племя! Хватит, уже голова от тебя распухла! Кому еще взбредет с тобою связываться, тот пускай и несет свой крест, а нас ты совсем заговорил, ни минуты от тебя покоя! Словно разбитая мельница. Мелет и мелет по всякому пустяку, будто умом повредился. В лесу тебе жить, с волками и медведями, а не в царских палатах с порядочными людьми!
— Но-но-но! Вы с каких это пор помыкать мною стали, — обиделся Жерила. — А ну-ка, потише со мной, не то плохо придется. Я добр, пока добр. А попробуй меня из терпенья вывести…
— А ты не шутишь, эй, Губастый? Тьфу ты, храбрый какой! Как осерчает, так и в штаны делает, — сказал Флэмынзила. — До чего ж ты мне люб. Сунул бы тебя за пазуху, да уши не лезут. Лучше успокойся маленько, язычок придержи за зубами. Просто так, чтобы после не жалеть — ведь не один же ты в этом доме.
— Ах так! Как сказано: одолжи добром, уплатят злом, — сказал Жерила. — Поделом мне, зачем вас вперед себя не пустил? Будет мне наука. И пускай все так поплатятся, кто поступит, как я!
— Верно говоришь, Жерила, только зря не лечишься, — молвил Окила. — Проболтал ночь напролет, загубил нам сон. Ты бы что сказал, если бы тебе сон разбили? Скажи спасибо, что на кротких напал, другие бы тебе всыпали по десятое число!
— Вы что ж, не замолчите? Вот я сейчас протиснусь сквозь стены, выйду с крышей на голове, — сказал Лэци-Лунжила. — И как это вас даже в эту пору черт унять не может? Эй, Губастый, сдается мне, ты один тут причина раздора.
— А то кто же? — сказал Окила. — Придется ему, кажется, прописать средство.
— Причеши-ка ему вихор, поиграй на спине, попляши на брюхе, — молвил Сетила. — Иначе шалопая не угомонишь.
Увидал Жерила, что все против него, как хватит по стенам инеем в три ладони толщиной — все затряслись от стужи, зуб на зуб не попадает.
— Нате! Проучил я вас! В другой раз сами скажете, чего вам надобно, — расхохотался Жерила. — Как тут со смеху не лопнуть? Ну, о Белом Арапе другой разговор, но вы-то, кривляки, негодники, сколько ночей в соломе, на свалке отхрапели, — иметь бы мне столько монет в кошельке, больше не надо! Так пристало ли вам, валетам червонным, на кухне рожденным, из себя благородных корчить!
— Снова семя раздора ищешь, эй, Губастый! — сказали остальные. — Черт бы побрал тебя и весь род твой, на веки вечные, аминь!
— Вот и я тоже о том вашей милости бью челом, отправить бы вас на слом, — сказал Жерила. — А теперь давайте-ка спать, а то скоро вставать, Белому Арапу помогать, верой и правдой ему служить, меж собою дружить, ибо спорами да раздорами рая нам не нажить.
Бубнили они, бубнили, а тут и заря занялась!.. А когда занялась, то царский слуга, считая, что от гостей начисто избавился, явился золу во двор выметать. И что же он видит? Медный дом, с вечера как жар раскаленный, ледяной глыбой стоит; не отличишь подо льдом, где тут двери, где решетки, где ставни на окнах — ничего! А из дому — шум столбом валит. Это гости по дверям что есть мочи колотят, как шальные орут:
— Что за царь, нас без капли огня оставил! Этак и вовсе замёрзнуть можно. В самых убогих лачугах так на дрова не скупятся. Вот беда, так беда! Да у нас язык к нёбу пристыл, мозг в костях перемерз!..
Царский слуга, услыхав такое, перепугался не на шутку, но и злость его тоже взяла. Силится дверь открыть на ходу. С петель сорвать — и того меньше. Что тут делать? Бежит к царю, обо всем докладывает. Тут и царь прибегает, и пропасть народу, с кирками острыми, с котлами кипятку. Одни лед кирками ломают, другие льют кипяток на дверные петли и в замочную скважину. Изрядно намаявшись, с большим трудом открывают двери, гостей выпускают из дому, а гости-то, гости! Головы у них, и бороды, и усы в инее, не поймешь, люди это, или черти, или призраки какие… Дрожмя дрожат — зубы так и лязгают. А Жерилу словно все черти ада трясут; такое губами выделывал, что сам Рыжий царь ужаснулся при виде его красы.
Выступил Белый Арап вперед, поклонился царю и сказал:
— Ваше величество! Его светлость, племянник могущественного Зелен-царя, верно, ждет меня, не дождется. Теперь-то уж, думаю, отдадите мне вашу дочь, а мы вас в покое оставим и уйдем восвояси.
— Что ж, удалец, — хмуро ответил царь, — придет и такое время. А пока подкрепиться вам надо, чтоб никто не сказал потом, что ушли вы из дворца моего, как из голодного дома.
— Золотые слова, ваше величество, — сказал Флэмынзила, — давно уже у нас с голодухи кишки марш играют.
— Может, и выпивка будет, ваше величество? — спросил Сетила, — а то ведь глотки у нас пересохли от жажды.
21
Войско папуково — сброд, голытьба.
- Предыдущая
- 25/91
- Следующая