Остров великанов (с илл.) - Негго Арнольд Генрихович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/54
• Следующая

В глубине души некоторые из гостей думали, не привез ли важный гость на вечер приказ об утверждении Ребане директором. Но важный гость никакого приказа не привез. Этот толстый, добродушного вида пожилой человек с оттопыренными ушами и коротким мясистым носом отвел хозяйку в сторону и, отдуваясь, сказал:

— На очередном заседании слушаем вопрос Филимова. Заслуги его заслугами, но мы не можем допустить, чтобы директором школы был случайный, не проверенный нами человек. Кроме того, мы обязаны выдвигать наши национальные кадры. Такова установка на данном этапе. Кстати, кандидатура нового директора уже намечена, — понизив голос, многозначительно добавил он.

Ребане улыбнулась и с легкой иронией заметила:

— Да-да, вы, помнится, говорили мне об этом месяц назад.

Гости, догадываясь о серьезности беседы между хозяйкой и важным гостем, развлекались кто как мог. Доктор Руммо рассказывал анекдоты, Томингас помогала молоденькой горничной Линде делать последние приготовления к столу, старушки учительницы с величайшим удовольствием говорили о новых магазинах в волости.

Вскоре пришли и все остальные учителя. Среди них Уйбо, Рауд и молодой учитель истории Леон Тальвисте — худой, прямой, насмешливый, со строгими очками. В гостиной точно подуло весенним ветром. Приглушенный говорок и степенная беседа уступили место жизнерадостному смеху и колким шуткам.

Последним — для многих это было совершенной неожиданностью явился заметно постаревший, осунувшийся Филимов. Буркнув вместо приветствия что-то неопределенное, он тяжелым шагом направился к хозяйке дома. Ребане, увидев долгожданного гостя, сама поспешила к нему навстречу.

— Наконец-то, Макс! — просияла она.

— Я пришел поздравить Альберта и тут же уйду, — заявил ей Филимов. — Извините, Кярт, но я просто нездоров, — это было произнесено категорическим тоном.

Уйбо, наблюдавший за ними издали, заметил, что Ребане расстроилась. Взяв Филимова за руку, она стала вполголоса в чем-то убеждать его и быстро увела в кабинет Альберта.

Рауд и Томингас, переглянувшись, проводили его глазами. Томингас знала о найденных немецких бумагах. Заинтересовавшись рассказом о рапорте, завуч пообещала девушке поговорить с директором. Но поймать грозного директора оказалось совсем не просто. На занятия он не приходил, а школьного сторожа Яана Тедера, которого послали узнать о самочувствии директора, хозяйка хутора, где жил Филимов, даже не допустила к нему.

Мысли Уйбо были заняты другим. Необычайное ночное происшествие в докторском флигеле ни на минуту не выходило у него из головы. Встреча с Зеленым Охотником ошеломила учителя. Все это выглядело нелепым и совершенно невероятным. О случившемся Уйбо ни словом не заикнулся новым товарищам. На хутор Вахтрапуу учитель отказался переехать, он решил остаться на несколько дней в докторском флигеле, чем крайне удивил старушку Тедер.

Итак, гости были в сборе. Настал торжественный момент, когда распахнулась дверь кабинета и сияющий юбиляр в сопровождении Филимова выкатил на своем кресле в гостиную под шумные аплодисменты присутствующих. Безукоризненно чистенький, розовенький, растроганный, в новом сюртуке, с трудом обтягивающем его тучное, рыхлое тело, Альберт совершил вокруг стола нечто вроде почетного круга, затем, сложив ладони в рукопожатии, вознес их кверху и низким поклоном пригласил всех к столу.

Наполнив бокалы, гости поздравили юбиляра традиционной песней "Элагу". Ребане сама с милой улыбкой подвела Уйбо к Альберту и представила их друг другу. Паралитик восторженно схватил его руку.

— Мой друг, в нашей скромной обители вы всегда будете самым желанным и дорогим гостем! — Усадив Уйбо рядом с собой, Альберт налил ему вина и наговорил уйму комплиментов.

Рядом с Уйбо сидела Рауд, за ней — Тальвисте и Томингас, по другую сторону юбиляра устроились доктор Руммо, Ребане и Филимов. После поздравлений слово для тоста взял сам Альберт Ребане.

— Друзья мои, — начал он, — я все думал, что бы такое вам сказать, каким вдохновенным словом затронуть самые нежные, самые чувствительные струны ваших душ. И только сейчас, когда я увидел ваши одухотворенные лица, когда я услышал старинную традиционную песню поздравления, исконную эстонскую песню, которую певали наши деды и прадеды, я понял, о чем я должен вам сказать. Вот она, священная жемчужина, которую я так долго искал, ради которой мы живем, горим и приносим себя на плаху. Имя ей — родина! — Горячие аплодисменты покрыли последние слова юбиляра.

Тальвисте, сняв очки, задумчиво расправлялся с копченым угрем. Заметив, что Уйбо внимательно наблюдает за Альбертом, хитро улыбнулся.

— Друзья мои! — Продолжал между тем паралитик, распаленный вином и рукоплесканиями. — Пройдут годы испытаний, и над нашей родиной вновь засияет солнце радости. Выпьем за солнце! Выпьем за нашу прекрасную Ээстимаа!

Заметив, что гости стали перешептываться, Ребане бросила испытующий взгляд на угрюмо замершего Филимова, встала и звонко произнесла:

— Я предлагаю поднять бокалы за нашего уважаемого директора. Это ему школа обязана своим восстановлением и советскими, прогрессивными методами воспитания. Право, жаль, очень жаль, что директор собирается уезжать от нас в Россию. Мы всегда будем благодарны ему за доброе сердце, за широкую русскую душу.

Гости дружно захлопали. Даже важный гость, перестав морщить нос, кряхтя вылез из-за стола и потянулся поздравлять Филимова.

— Браво директору! — хором звучало в гостиной.

Филимов растерялся. На глазах старого моряка заблестели слезы. Он не знал, куда деть руки, не в силах был что-либо ответить, только трясущиеся губы бессвязно произносили слова благодарности.

Потянувшись к Филимову, Альберт смачно облобызал его, а когда гости успокоились, во всеуслышание заявил:

— Вы замечательный человек, Макс! Такими, как вы, может гордиться родина. Ваша Россия! Выпьем за вашу Россию!

Он пододвинул Филимову новую бутылку вина.

Руммо заметил это.

— Не увлекайтесь, Филимов, — предостерег он. — Инфаркт миокарда в вашем возрасте — пренеприятный гость. Одна лишняя рюмка — и вы отправитесь ad patres[10] гораздо скорее, чем думаете.

— Ерунда! — отмахнулся Филимов. — Я старый моряк. Дружище Альберт, — растроганно прогудел он, обращаясь к юбиляру, — пить мне только соленую балтийскую водицу, если вы не протянете еще полвека. Ваше слово, доктор!

— Протянет, непременно протянет, — поддержал Руммо.

— Скорее всего, ноги протяну, — сострил Альберт.

— Непременно протянете, — рассеянно повторил доктор и переспросил: — Как вы сказали?

Все трое захохотали.

— Попробуйте, это превосходный сиг, — говорила между тем Ребане, подавая молчаливо сидевшему Уйбо блюдо с рыбой. — Тальвисте, — сказала она учителю, — последите, пожалуйста, чтобы ваши соседи не скучали так откровенно. — Она одарила Уйбо лукавой улыбкой.

Филимов продолжал пить.

Доктор Руммо, перегнувшись к хозяйке, что-то тихо спросил у нее. Получив согласие, он вышел на середину комнаты и шутливо сказал:

— Друзья! Расстаньтесь на минуточку с бокалами и поскорее докажите своим дамам, что вы работаете ногами так же славно, как и вилками. Итак, вальс! Вальс, маэстро! — кивнул он стоявшему у радиолы Ури.

Сияющий Ури вежливо поклонился. Томный, приглушенный ритмичный рокот наполнил гостиную.

Галантно расшаркавшись перед Ребане, щеголеватый доктор подхватил ее и с юношеским задором закружил в танце.

Уйбо пригласил Эви Рауд. Оживленно разговаривая, они поспешили присоединиться к танцующим.

— Послушайте, Эви, — вдруг остановил девушку Филимов. Извинившись перед Уйбо, он, тяжело ворочая языком, спросил: — У меня к вам вопрос. Вы говорили о рапорте. Где он?

— У вас в папке.

— Тысяча чертей! — угрюмо пробормотал Филимов. — я, кажется, ничего не понимаю.

• Предыдущая
• 20/54
• Следующая