Родословная большевизма - Варшавский Владимир Сергеевич - Страница 28

Неизвестно даже, «настанет ли зима при коммунизме или всегда будет летнее тепло, поскольку солнце взошло в первый день коммунизма и вся природа потому на стороне Чевенгура».

Проф. Михаил Геллер в своем предисловии к «Чевенгуру» среди главных тем повести особенно отмечает темы отцовства и безотцовщины. Образ отца присутствует и в идеологии почти всех революционных мессианских движений средневековья: Император последних дней. Это то Карл Великий, то по очереди Людовики VII, VIII и IX, то Фридрих II, убежденный, что его рождение имело для человечества такое же значение, как рождение Христа, и всякие лже-Фридрихи и самозванные харизматические вожди. А у чевенгурских большевиков отцы — Карл Маркс и Ленин. Свои отцы у пролетариев «потеряны».

«— Обожди! — сказал Чепурный Прокофию и лично обратился к пешим беднякам, стоявшим массой вокруг чевенгурцев.

— Товарищи… Прокофий назвал вас братьями и семейством, но это прямая ложь: у всяких братьев есть отец, а многие мы — с начала жизни определенная безотцовщина. Мы не братья, мы товарищи…»

Безотцовщина и та голытьба, что шла в Средние века за пророками анархо-коммунистического хилиазма: батраки, малоземельные крестьяне, безработные ткачи и ремесленники, поденщики, бедные, не шибко грамотные священники, беглые чернецы, уволенные наемные солдаты, бродяги, разбойники, воры, проститутки, голь перекатная. Говоря по-теперешнему, люмпен-пролетариат и полуинтеллигенция, деклассированные, вырванные с корнем, «быстроживущие» люди: средняя продолжительность жизни в те времена вообще-то не превышала 30-ти лет, а в торгово-промышленных городах и того меньше — население в них пополнялось главным образом прибылыми из голодной деревни.

Сходство между героями «Чевенгура» и средневековыми хилиастами полное, вплоть до лозунга «грабь награбленное». Лозунг этот был придуман задолго до большевиков. В XIV веке, в Кельне, проповедник мессианского братства Свободного Духа Иоанн Брюнский учит: все, что господа и богатеи считают своим, они добыли разбоем, бедняки имеют поэтому право их грабить, вообще имеют право брать у всех все, что им понравится, и не платить в харчевнях.

Убежденно грабят буржуев и чевенгурские коммунисты. Чепурный уезжает с постоялого двора, не заплатив за постой. У него «денег не было и быть не могло — в Чевенгуре не имелось бюджета». И так же, как для средневековых апокалиптиков евреи, басурмане, феодальные владыки, епископы, купцы и ростовщики были не люди, а демонические слуги Антихриста, плевелы, которые нужно собрать и сжечь, так и для чевенгурских коммунистов буржуи и полубуржуи — не люди. «Нет и нет, — отвергал Пиюся, — вы теперь не люди, и природа вся переменилась»…

Это самая страшная черта сходства между Чевенгуром и средневековым хилиазмом; людей, объявленных не людьми, — уничтожать.

Уже в первые века хилиастические мечтания начинают соединяться с жаждой кровавого отомщения всем гонителям христиан.

С первым крестовым походом нищих хилиазм оборачивается взрывчатым социальным мифом. Стихийные бедствия, глады, страшные болезни, чахотка, проказа, чума, нашествия свирепых язычников, борьба с сарацинами, тяжесть феодального строя, с его бесконечными войнами, поборами, безжалостностью и несправедливостью, все способствует распространению среди угнетенных скудных людей сознания, что только они одни — настоящие христиане, святой избранный народ Божий, призванный истребить мечом нечестивых слуг Антихриста: всех нехристей и лжехристиан, всех «больших», знатных и богатых. Тогда придет тысячелетнее царство, все станет общим, все будут равны и никому не придется работать.

Особенно XIV век ознаменован грозным гулом мессианских коммунистических движений. То было трагическое смутное время Европы. Меняется климат, непрерывные проливные дожди губят посевы. Неурожай за неурожаем, и, как писали в старину, «глад крепок и скудета велия при всем». Сопротивляемость болезням слабеет. Приходит царствие Верной Смерти. Чума возвращается снова и снова. К концу века вымерла чуть не половина населения Европы. В городах и в деревне растет преступность. На дорогах нет проезда от разбойников. В 1337 году начинается Столетняя война со всеми ее ужасами и разрушениями. Города и деревни, по многу раз переходившие из рук в руки, «изнурились в пустыне», жители гибнут или разбегаются. Впрочем, ватаги озверелых наемных солдат грабят, жгут, мучают, насилуют и убивают и в мирное время. Наступили сумерки средневековья, сумерки Европы, время Пляски мертвецов, скорби, великого вопля, шатания, перелома, тревоги.

Хозяйственный подъем XIII века сменяется спадом. Первые банковские крахи, рост цен. Еще делаются важные изобретения: механические часы, гидравлические мехи, порох и многие другие, но технический прогресс все же замедляется. Правда, еще расцветают райские триптихи над алтарями, философия начинает освобождаться от схоластической сухости, и в Италии уже брезжит рассвет Возрождения: Данте, Джотто, Петрарка. Но в центре Европы уже меньше строят соборов. Капиталы скудеют, поглощаются войной. Камнерезов, ваятелей дивных апостолов и святых, сгоняют строить укрепленные замки и тесать каменные ядра. Бога Отца изображают теперь не Строителем Вселенной с огромным циркулем, а с тремя стрелами в руках: чума, голод, война. Апокалиптики ждут прихода антихриста и скорого конца света, спасутся только немногие избранные. Движение самобичующихся, все чаще и больше проникаясь еретическим революционным духом, возобновляется с невиданным размахом.

И повсюду мятежи крестьян и ремесленников: «жаков» во Франции, «чомпи», чесальщиков шерсти, в Италии, «синих ногтей» во Франции. Кровавые бунты и кровавые подавления и в Англии, и в Арагоне, и в Каталонии, и в Священной Римской Империи. Вся Европа качается от землетрясения социальной революции. Читая тогдашние летописи, замечает один французский историк, удивляешься, что к концу века ещё оставалось достаточно людей, чтобы воевать, устраивать революции и пахать землю.

Народные восстания полыхают до половины XVI века. Они становились особенно опасными для потрясенного феодального общества, когда их возглавляли «пророки» анархо-коммунистического хилиазма. Назову наиболее известных: Дольчино, Кола ди Риенцо, «бешеный кентский поп» Джон Болл (с оговорками), возглавитель крайних таборитов — «пискарцев» и «адамитов» — Мартинек Хаузка, излюбленный герой Маркса и Энгельса Томас Мюнцер и диктаторы Нового Иерусалима в Мюнстере Иоанн Маттис и заместивший его Иоанн Лейденский. Каждый из них провозглашал себя избранным Божьим работником, глашатаем Спасителя, говорил от Его имени. В их проповеди мечтания о наступлении Третьего Завета, о новом золотом веке и о восстановлении рая на земле срастаются с обетованием мессианского пира в один революционный разрушительный социальный миф. Когда наступит тысячелетнее царство, бедные, «сияя подобно солнцу», заживут в мире и братской любви: моего и твоего больше не будет, а всё общее, болезни и смерть истребятся навеки. Но прежде в последней апокалиптической битве бедные должны очистить землю от слуг Антихриста, извести всех угнетателей и кровопийц, всех господ и богатых, говоря по-марксистски, все враждебные классы. Несчетное число мужчин и женщин были перебиты, обезглавлены, сожжены, четвертованы. Не меньше зверствовали и войска, посылаемые князьями и епископами на усмирение еретиков и подлого народа. По числу жертв террор карателей обычно даже превосходил террор революционных «ангелов мщения», но только те видели в истреблении антихристова воинства мечом Гедеона необходимое предварительное условие для прихода мессианского царства.

Так думают и чевенгурские большевики· коммунизм наступит, только когда будет окончательно ликвидирована буржуазия. Чевенгурский Мюнстер, Новый Иерусалим.

«Ишь ты — где у него сосет! — догадался Чепурный. — Объявить бы их мелкими помещиками, напустить босоту и ликвидировать в течение суток всю подворную буржуазную заразу!»

В другом месте, тот же Чепурный: «…в первую очередь необходимо ликвидировать плоть нетрудовых элементов».