Вамбери - Тихонов Николай Семенович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/8
• Следующая

Желтые скалы толпились перед ним, Пыльные кусты выходили из трещин. Бегали широкие ящерицы.

Потом перед караваном раскрылись пески. Они шли во все стороны и нигде не кончались.

Появились кочевники. У них нельзя было отличить мужчин от женщин. У тех и у других были одинаковые шаровары, куртки и рубашки. Те и другие закрывали лицо от песка. Ноги их представляли какие-то колбасы из парусины. Собаки пользовались у них особым почетом. Если у кочевника спрашивали "не продашь ли жену?", он только слабо злился, но если спрашивали "не продашь ли собаку?", он бросался на обидчика с ножом. Это была кровная обида.

За Вамбери шла слава святого хаджи с Запада. Он плясал как никто и читал на стоянках длинные, звучные поэмы. Все слушали благоговейно.

Туркмены с оттопыренными от бараньих шапок ушами, с косыми глазами соскакивали с маленьких, крепких коней и садились перед ним, прося благословения или позволения дотронуться до его одежды.

Вамбери смотрел на их широкие красные лбы, слушал их странный говор и ничего не смел записывать. Он только смотрел и слушал.

День за днем он только смотрел и слушал. Он стал губкой, которая впитывала все окружающее, как воду. Он думал, что он или ничего не запомнит, или голова его лопнет от множества мыслей.

Кочевники трогали его одежду, его пояс и шептались. Они приводили жен и детей, и те падали ниц перед Вамбери и простирали к нему руки. Если бы они узнали, что он обманщик, они закопали бы его живого в песок.

Однажды их толпу растолкал старик, голова которого была как изрубленный кочан капусты. Караван уже ушел так далеко, что вокруг были только одни пески и небо. Этот старик всю жизнь провел в грабежах и убийствах. Все замолчали. Он протянул жилистую, почти черную руку и заговорил:

— Шейким (мой шейх), почему бы тебе не начать большое дело? Ты святой человек — ты все можешь. Давай нападем на персов. У меня 5000 всадников, молодец к молодцу. Благослови их волей Аллаха, и они пойдут за тобой. Подумай, шейким.

Вамбери не смеялся. Он думал. Он думал о том, что Персия — нищая, разоренная страна, о том, что войско шаха разбежится, как овечий гурт, о том, что европейские авантюристы в Тегеране поддержат его, о том, что туркмены отнимут у персов последнее добро в деревнях и выжгут поля, — а потом что?

Он думал, и все смотрели на него. Солнце закатывалось за их спинами, как громадное колесо войны.

Вамбери повернул лицо к старику. В его руках были жизнь и смерть тысячи людей. Жалкий мальчик, умиравший от голода в Венгрии, мог бросить народ на народ. Глаза его блестели.

— Я слушал тебя, шейх, — слушай и ты меня. Старик наклонил изрубленную, как кочан, голову. — Шейх, пока я не окончу обещанного Аллаху пути в святую Бухару, я не могу начать другого дела. Подожди.

— Я подожду, — ответил старик, — я подожду, пока ты вернешься. Воля божьего человека — закон.

И он встал, прошел между рядов, затаивших дыхание, и вскочил на лошадь.

На другой стоянке появился афганец. Черные ремни его одежды пугали детей. Он ступал мягко, как кошка. На первом же ночлеге он устроился около Вамбери.

— Хотя мы сидим криво, но будем говорить прямо. Кто ты? — спросил он без всякого выражения, но глаза его скосились, как у подбитого ястреба. — Я иду из Стамбула. — Зачем ты пришел сюда?

— Воля Аллаха движет людьми, — отвечал Вамбери, зная, что он не сможет смотреть прямо на этого человека.

— Видал ли ты когда-нибудь "френги"? — Я не смотрю на неверных, брат. Они смотрели на меня, — закричал афганец, — пусть горы упадут на их головы! Они убили моих братьев и отца в Кандагаре. Почему ты опускаешь глаза, дервиш?

— Если бы ты знал, сколько я терпел от них на своей родине, — медленно сказал Вамбери, взглянув на сросшиеся брови афганца, — ты бы давно ослеп от ярости. Афганец шумно поднялся и ушел к костру. На другой день он подъехал к Вамбери и, толкая его осла своим конем, закричал: — Как тебя зовут, дервиш? Хаджи Махмуд-Решад зовут меня. — А как тебя звали раньше?

— Раньше меня звали мальчиком, потом эфенди, теперь я хаджи, брат.

Афганец усмехнулся углом губ и поднял коня на дыбы.

В тот же вечер Вамбери, застыв в молитве, а на самом деле прислушиваясь, слышал от слова до слова все, что говорил афганец начальнику каравана.

— Керван-баши, — говорил он, — это русский шпион. Он высматривает все дороги, а потом придут русские. Они отнимут у вас жен и детей, но я не дурак. В Бухаре есть эмир, а у эмира есть каленое железо для таких людей.

— Не спеши, друг, — отвечал керван-баши, — сначала убедись в этом. И они пришли утром убеждаться. Но Вамбери молился. Он стоял как столб, и глаза его не видели ничего. Он стоял как камень. Губы его шептали что-то.

Афганец, указывая на него, громко повторил керван-баши свои обвинения.

Начальник каравана смотрел на Вамбери. Вамбери слышал все, он чувствовал, что одно движение лица может выдать его.

Он стоял как камень. И начальник каравана отвел афганца, и до уха Вамбери долетел его шепот.

— Я не верю, ты ошибся, афганец. Так не стоят "френги".

Афганец стал ужасом Вамбери. Ничем нельзя было расшатать его уверенность. Он рад был всякому пустяку, чтобы придраться. Увидав у Вамбери одну случайную золотую монету, он подошел и спросил с угрозой:

— Разве ты, дервиш, не принял обета бедности? Или у тебя особые правила на этот счет? — У меня особые правила, — сказал Вамбери. — Я хочу знать их.

— Узнай — это не тайна. Золото помогает от желтухи. Я лечу этой монетой от желтухи. На прошлой неделе я исцелил двоих…

Афганец скрежетал зубами. Он был дик, как уступы его родины, и хитер простой хитростью. Здесь он чувствовал себя одураченным. Вамбери казался ему колдуном.

Караван ночевал теперь у колодцев в маленьких жалких рощах, среди громадных песчаных холмов.

Вамбери не спалось. Он повернулся на локте, и холодок пробежал по его спине.

Прямо перед ним лежал афганец и в упор смотрел на него. Но глаза у него были круглые и желтые. Он курил опий и прихлебывал чай. Искры из трубки освещали его лицо. Сейчас он не был человеком. Он обессиленный лежал как тюк.

Вамбери вздрогнул от неожиданной мысли, Он вспомнил о стрихнине. Одна пилюля, брошенная в чашку с чаем, — и этого человека не станет. Человека, который, может быть, завтра убьет его.

Он достал пилюлю и держал ее у края чашки. Афганец ничего не видел, ничего не чувствовал. Руки его дрожали. Он лежал как тюк.

Тогда из облаков вышел молодой месяц. Лучи его упали на руку Вамбери. Жгучий стыд ударил ему в виски. Он отдернул руку и спрятал пилюлю.

И снова тянулись пустынные холмы. Жара убивала животных. Люди стали падать от солнечных ударов. Лихорадка бродила по каравану. Воды не было. Вамбери упал. Глаза его ушли в красные круги, вертевшиеся повсюду. Над ним прыгали дервиши, кричали ослы.

Он приподнимался и стонал. Песок залепил глаза и уши. Горячий песок сыпался на грудь и жег руки.

Над ним наклонился кто-то, и Вамбери услыхал запах воды.

Он собрал последние силы и сказал:. — Пить, дайте пить!

Первый раз за все время он не помнил, на каком языке он сказал. Это было так страшно, что он сразу пришел в себя. Над ним стоял с кувшином воды афганец. Все его лицо кривилось усмешкой.

"Что я сказал? — подумал Вамбери. — Это конец". — Пей, — проговорил афганец, наклоняя кувшин, — в Бухаре ты уже не будешь пить, дервиш.

В эту минуту караван пришел в смятение. Люди, вьюки и животные смешались. Просвистали пули, две стрелы упали у ног Вамбери. Шум все рос.

— Нападение! — кричали со всех сторон, — кладите верблюдов!

Отдельные всадники выскакивали из толпы и скакали навстречу разбойникам. Их легко отбили после небольшой стычки.

Потом все встали в круг. Посередине круга положили трех убитых.

Вамбери подошел с толпой дервишей. Прямо перед ним лежал афганец. Струя крови выбегала изо рта. Вамбери отвернулся. Через неделю караван вошел в Бухару.

• Предыдущая
• 6/8
• Следующая