Утро — еще не день - Райнов Богомил Николаев - Страница 8

• Предыдущая
• 8/43
• Следующая

— Какое варварство, уважаемый господин Каре! — замечает Франк с полным ртом. — Эта свинья пожертвовала своей жизнью ради нас, а вы отвечаете на ее самопожертвование неуважением.

— У Альбера всегда плохой аппетит, — старается оправдать меня Мод. — Но у него есть другие достоинства. Он с первого взгляда определяет профессию и происхождение человека.

— Боюсь, что ко мне вам придется присматриваться долго, — скептически качает головой Франк. — Ну хорошо, смотрите сколько хотите, и делайте свои выводы.

Он вызывающе моргает своими блестящими темными глазами, потом снова переключает свое внимание на свиную ногу.

— Наверное, Мод переоценила мои возможности, — замечаю я. — Но если речь идет об угадывании, то вы американец немецкого происхождения, видимо торговец.

— Я же вам говорила, что он угадывает! — довольно улыбается дама.

— А я разве не говорил, что со мной дело сложное? — возражает толстяк. — Чтоб ваш ответ был точнее, надо было добавить для приправы и кое-что итальянское.

— Не будьте таким мелочным, — протестует Мод. — Альбер угадал.

— Я совсем не мелочный, — протестует, в свою очередь, Франк. — Для меня эта итальянская приправа очень важна. Мать у меня была итальянка, отец — немец, и мое рождение связано с созданием политической оси Рим — Берлин, смерть отца связана с крахом этой оси в борьбе с большевиками, а следующий брак моей матери — с приходом американцев.

— Хорошо хоть, что ваша мать не вступила в брак с русским, — бросает Мод.

— Расположение фронтов исключало такую опасность, — замечает Франк. — Но если учесть, как развиваются события, не будет ничего удивительного, если ваша дочь или даже вы сами выйдете замуж за китайца.

— Кажется, я уже говорила вам, Франк, что ваши шутки…

— Никаких шуток, милая, никаких шуток. В один прекрасный день в самом деле может случиться так, что нам придется выбирать между китайцами и русскими. Что вы думаете по этому поводу, уважаемый Каре?

— Меня больше волнует финансовый застой, — бормочу я.

— Что ж, Франк, — говорит через какое-то время Мод, отодвигая от себя пустую посуду. — Альбер боится кризиса, вы боитесь русских и китайцев, вообще у каждого свои страхи.

— Нет, милая, я ничего не боюсь, — возражает толстяк. — Думаю, пока китайцы завладеют этим миром, я успею перебраться на тот свет… Римская империя рушилась целых два столетия. Наша агония продлится, по крайней мере, несколько десятилетий.

— На вас плохо сказывается пребывание в Европе, — констатирует дама. И, обращаясь ко мне, поясняет: — Фрак — американец, который получил европейское воспитание.

— В ее словах есть частица правды, — подтверждает гость. — Матери я обязан знанием итальянского и немецкого языков, а отцу — невозможностью использовать эти знания в Европе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как я тут живу. Вообще я утратил американский оптимизм, не успев обрести его. Знаете ли вы, что у нас, за океаном, глупость называют оптимизмом?

Он еще какое-то время распространялся в том же духе, поощряемый короткими репликами дамы, а я, глядя сквозь витрину на панораму торговой улицы, спрашивал себя: какова настоящая цель этой случайной встречи, если такая цель вообще существует?

В диалоге между Мод и Франком за чашкой кофе некоторые реплики заставляют меня насторожиться.

— Мы не нарушили ваших планов тем, что забрали вас к себе? — спрашивает Мод. — Возможно, вы хотели сесть где-то в другом месте?

— Да. Или, собственно, нет. Я надеялся встретить тут одного знакомого, но он не пришел.

— Очень плохо с его стороны, если он вам обещал.

— Скорее это было полуобещание. Он очень занят. Люди, от которых мы зависим, всегда очень заняты.

Дама не возражает. Она потеряла всякий интерес к разговору. Франк также. Поэтому приглашаем официантку, чтоб расплатиться. Как всегда, плачу я. Обыкновенная игра в джентльменство — не больше. Мод всегда возвращает мне деньги… «Накладные расходы за мой счет», — говорит она. По этому поводу я не возражаю. У меня нет никакого желания финансировать чужие операции. Не такой я богатый. Если будет возможность продолжать путешествие, деньги мне тоже будут необходимы.

Да, если будет возможность. Если…

— Вы до сего времени не дали мне свой паспорт, — напомнила Мод.

— Хорошо, возьмите, — говорю я, отдавая ей паспорт. — Но имейте в виду, что я остался без документов.

Быстрый взгляд больших карих глаз и почти лирический вопрос:

— Скажите, Альбер: неужели нам нельзя работать, доверяя друг другу немного больше?

— Дорогая моя, доверие достигается не словами, а делами. Вы мне никогда ничего не говорите. Я и сейчас не знаю, куда это мы полетели, какой пожар будем тушить.

Мы и правда летим. Летим в зеленом «мерседесе» автострадой.

По дороге из ресторана в гостиницу Мод дважды забегала в телефонные кабины и разговаривала с неизвестными лицами, а потом, после обычного послеобеденного отдыха, пришла ко мне сказать, что я могу убрать свою пижаму в чемодан: счет оплачен и мы отправляемся.

— О каком пожаре вы говорите, Альбер? — бросает дама, вперив глаза в ленту шоссе, что стелется перед нами. — Кажется, разговор с Франком плохо подействовал на вас. Терпеть не могу таких спокойных истериков, которые только и думают о возможных катастрофах и агониях.

— А я не люблю собеседников, которые никогда не отвечают на вопросы. Вы слышите? Я спросил: куда мы летим?

— К цели, Альбер. Прямо к цели. Иногда сроки и методы меняются, а цель остается.

— Скажите мне хотя бы название населенного пункта. Конечно, если мы едем в населенный пункт.

— Он не очень населенный, находится совсем близко и называется Идар, если это вам о чем-то говорит.

Название «Идар» мне ни о чем не говорит, но вопрос расстояния очень важен.

Съезжаем с автострады на асфальтовую дорогу в лес. Мод молчит, занятая машиной. Потом бросает, будто между прочим:

— Когда-то в воскресной школе нам читали Евангелие, где сказано: если у тебя две рубашки, отдай одну своему ближнему. Это, конечно, глупость…

— Почему же глупость, если так написано в Евангелии?

— Эту историю про две рубашки мы слышали уже две тысячи лет, но я еще не слыхала, чтоб кто-то подарил кому-то свою вторую рубашку. Людям надо говорить лишь то, что они могут воспринять. Например: не зарься на большее количество рубашек, чем тебе потребно.

— Вам лично сколько их необходимо?

— Как раз столько, сколько имею. Маленький автомобиль — не такой, как этот, в котором мы сейчас едем, и уютная квартира — вот и все мои потребности.

— Но женщина с вашим интеллектом, не говоря уже про внешность, могла бы достигнуть значительно большего.

— Именно жажда «большего» и приводит ко всяким катастрофам. Одни катастрофы есть результат любовных неудач, другие, так сказать, деловых. Иллюзия семейного счастья и нестерпимая жажда наживы… Первое толкает вас к браку, а второе — в тюрьму.

Уже темнеет, фары автомобиля выхватывают придорожную табличку: «Идар — Оберштайн — 35 км». А отсюда до Висбадена приблизительно еще столько же. Да и эта дорога с крутыми поворотами — это вам не прямая автострада. Не говоря уже о том, что я без автомашины. В данный момент все это занимает меня «значительно больше, чем вопрос брака или жадности.

У дамы, наверное, тоже свои проблемы, которые надо обдумать, поэтому в «мерседесе» царит молчание.

Вокруг уже давно наступила темнота, когда перед нами блеснула табличка: «Идар — Оберштайн. Индустриальный район». Приехали, говорю сам себе, но, оказывается, я ошибся. От индустриального района до города еще ехать и ехать. «Мерседес» сворачивает с шоссе направо, на крутую узкую дорогу. Не знаю, сколько и куда мы поднимаемся, но, наверное, теперь двигаемся в противоположном направлении, ибо после очередного поворота вижу город уже где-то далеко внизу под нами. Еще одни поворот, машина проезжает под какими-то кустами и останавливается перед небольшим строением, спрятанным среди деревьев.

• Предыдущая
• 8/43
• Следующая