Альбертина и Дом тысячи чудес - Райфенберг Франк - Страница 47

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая

— … большое шоу! — закончил ее фразу месье Флип, спрыгивая на землю.

Раппельмайерша оторопела, судорожно хватая ртом воздух. Потом споткнулась о дубовый пень и жестко приземлилась на иссохший газон.

— Вот чудеса, — сказал месье Флип, — а я, признаться, давно отвык от того, что дамы из-за меня падают в обморок.

Некоторые из детей робко засмеялись, показывая на неподвижную Раппельмайершу.

— А ты не Альбертина. Ты слишком толстый, и вообще ты — мужчина! — крикнул маленький мальчик, свешиваясь из окна второго этажа.

— Подумать только, какой умный мальчонка там, наверху! Верно, я не Альбертина. Но кто же я тогда? — Месье Флип молниеносно обернулся вокруг себя — и превратился в капитана пиратского судна. У него была деревянная нога и черная косматая борода, в руках он держал по пистолету. — А может быть, я тот самый знаменитый капитан Черная Борода, самый жестокий разбойник на земле, коварный и подлый, который всегда готов зажарить на вертеле такого бородавочника, как этот? — И он легонько пнул деревянной ногой бездыханное тело Раппельмайерши.

Дети засмеялись, завизжали и захлопали в ладоши.

Месье Флип опять крутанулся вокруг, на этот раз на нем был серебристый скафандр космонавта. Он поднял забрало своего прозрачного шлема и указал на фургончик:

— Или я-а знаменита-ай русский ка-асма-а-анавт и за-а-авут меня Олег Румстиков? Что думают земляне о том, чтобы запустить эту Раппельмайеровку в железной капсуле на Луну? А?

— Да, да, запусти ее на Луну! Пусть Раппельмайерша сидит на Луне! — кричали дети, ликованию их не было границ.

Маленький мальчик со второго этажа крикнул:

— Скажи нам, кто ты! Скажи! Месье Флип щелкнул пальцами, опять повернулся кругом и предстал в черной ливрее дворецкого.

— Я — месье Флип, и прославился я как хамелеон, превратившийся в человека. А теперь вы должны мне кое-что сказать: ну-ка, кто из вас Тиль и Кнобель?

— Это мы, мы — Тиль и Кнобель! — послышалось из открытого окна туалета. Близнецы размахивали лохматыми мочалками.

— Тогда быстро спускайтесь сюда. Я обещал кое-кому взять вас с собой.

— Альбертине! — хором закричали оба. Они протиснулись в узкое окно, спрыгнули вниз и побежали к месье Флипу. — Я же говорил, Альбертина не бросит нас тут одних! — торжествовал Тиль.

— Ну ты, так нечестно! Всегда хочешь быть первым! Это я тебе сказал! — кричал в ответ Кнобель.

— Мы оба это сказали! — громко закричали близнецы.

— Постойте, так нельзя. Вы не имеете права взять их с собой просто так, — запротестовал Шлюпф. Все это время он сидел, спрятавшись за тачку, и только теперь решился показаться из своего убежища. Пока этот полоумный изображал из себя клоуна, он предпочел держаться испытанной методы «ничего-не-вижу-ничего-не-слышу». Но если этот маленький толстячок умыкнет сразу двоих питомцев, то ему, Шлюпфу, это может стоить головы, когда Раппельмайерша очнется.

— Вот как? А почему нельзя?

— Э-э-э… ну, потому что… потому что это не делается просто так.

— Понятно, то есть так нельзя делать, потому что нельзя так делать просто так. Это звучит логично, — насмешливо сказал месье Флип.

Дети в окнах тихо захихикали.

— Надо оформить официальное усыновление — если разрешат, — отвечал Шлюпф. Произнося слово «официальное», он весь подтянулся и гордо поднял подбородок.

— Ах вот как, спасибо, теперь все понятно. Пойдемте, ребятки, садитесь в машину на переднее сиденье, едем.

Тиль и Кнобель забрались в кабину.

Ошарашенный Шлюпф так и стоял на прежнем месте, а месье Флип сел за руль. Он опустил боковое стекло и помахал детям:

— А вы прощайте и будьте всегда отважными! Месье Флип обязательно вернется! Даю слово!

— Эй, минуточку, ведь я же сказал, что так нельзя! — завопил Шлюпф. Он вцепился руками в боковое зеркало.

— Нет, не сказали! — ответил месье Флип, заводя мотор. — Вы как раз сказали, что можно — только с официальным усыновлением, а именно его я сейчас и еду оформлять. Я усыновляю обоих. Официально, официальнее некуда. А всю бумажную ерунду, формуляры там разные, можете прислать мне по почте. Адрес сообщит вам этот бородавочник. Присылайте на имя месье — то есть нет — папы Флипа.

Месье Флип резко развернул фургончик, и под неистовые крики оставшихся детей умчался прочь.

Альбертина перекинула руку Отто себе через плечо, и они тронулись в путь. Это было странное ощущение: она держала Отто за кончики пальцев, но рука, которая опиралась на ее плечо, была невидима. Somnium disparatum, угасание сновидений, скоро продвинется так далеко, что она не сможет ни видеть своих друзей, ни прикасаться к ним.

Ноги Пауле пропали уже полностью, и казалось, что он парит над землей. Но это было обманчивое впечатление, и Клара это прекрасно почувствовала на себе. Охая и вздыхая, она пыталась тащить толстого Пауле.

— Слушай, Пауле, прозрачнее ты становишься, а легче — почему-то нет, — стонала Клара.

Пауле тяжело вздохнул, вынул из карманов курточки два увесистых гаечных ключа и бросил их на пол.

— Так легче? — едва слышно выговорил он. Это был совсем плохой знак. Если Пауле добровольно отказывается от любимых инструментов, значит, дело совсем худо.

— А куда ты нас тащишь? — постанывая, спросил Отто.

Альбертина остановилась перед массивной входной дверью в театральный зал.

— Ш-ш, тихо! Вы слишком много говорите. Нам надо в театральный зал. Это ваше единственное спасение.

Недоброе предчувствие закралось в душу Отто. Он попытался остановить Альбертину, но в этот момент она уже приоткрыла дверь в театральный зал. Времени оставалось совсем мало, это Альбертина хорошо понимала. Раппельмайерша скоро раскроет трюк с переодеванием и ринется на виллу, игнорируя все правила дорожного движения. А где сейчас, интересно, тетя Кора?

— Надо торопиться! — воскликнула Альбертина и потащила Отто в зал.

— Ты не сердись, пожалуйста, но у меня совершенно душа не лежит к этому театру сновидений, — вздохнул Отто. — А к чемодану — и подавно. Ведь ты же знаешь!

Альбертина неумолимо тащила его дальше. Наконец они с грехом пополам добрались до сцены. Чемодан стоял на своем обычном месте, возвышаясь в полутьме, как мощный черный утес. Альбертина взобралась на сцену и попыталась втащить туда Отто. Но ее рука поймала лишь пустоту. Во второй раз тоже ничего не получилось, рука у Отто была совершенно прозрачна.

— Отто, помоги мне поднять тебя, ведь я же ничего не вижу!

— Я рядом с тобой, — сказал Отто и ущипнул ее за ухо. — Ползать Отто Карвуттке пока еще может. Но я хочу знать, что здесь сейчас будет?

— Вы должны вернуться обратно в чемодан. Поверьте, никакого другого пути нет, — сказала Альбертина и вместе с Кларой втянула на сцену обессилевшего Пауле.

Отто схватил Альбертину за плечо и повернул к себе лицом:

— Ты что, с ума сошла? Ты же знаешь, что нас там ожидает!

От его крепкой руки по всему ее телу опять разлилось тепло. Это чувство, еще недавно такое прекрасное и новое, было для Альбертины теперь самым ужасным. Альбертина с грустью смотрела на залитое потом, уже почти совсем прозрачное лицо друга, которого ей приходится отправлять туда, куда они не могут отправиться вместе. Не мучай меня, мне и так ужасно тяжело, говорили ее глаза. Она быстро опустила взгляд, чтобы Отто не смог прочитать этих мыслей.

— Вы ненадолго заберетесь в чемодан, а потом я достану вас оттуда! Обещаю! — Альбертина сказала неправду и отвернулась, боясь, что слезы ее выдадут.

— Ты врешь! — крикнул Отто.

Альбертина быстро вытерла лицо и снова повернулась к своим друзьям:

— Я не вру. Пожалуйста, пожалуйста, ну я прошу, послушайтесь меня, сделайте, как я говорю.

— Поклянись, что скоро опять достанешь нас оттуда! — недоверчиво потребовал Отто.

— Клянусь.

Отто демонстративно встал перед чемоданом.

— Я не верю ни одному твоему слову. Я не оставлю тебя одну, и ты это знаешь.

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая