Живые дела - Корсакене Галина Петровна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/9
- Следующая
— А как ты учишься?
— Я отличник. У меня одни пятерки. А еще у меня в детском доме кролики есть! Две пары и двенадцать маленьких. Голубые кролики. Я для них крольчатник построил. И курочка с петухом у меня живут. И — галка!
— Какая галка?
— Настоящая галка. Птица! Такая ручная-ручная! Я позову ее: «Галя, Галя!» — и она тут же летит ко мне и садится на плечо или на голову. Она очень любит сахар. Сядет на плечо и сразу: «Кррра! Дай сахару!»
— А где ты ее раздобыл?
— Она выпала из гнезда… Я подобрал ее и выходил. Она ни к кому в руки не идет, только ко мне… А я в детском доме учусь еще и музыке. На рояле играю. Учительница говорит, что если я буду учиться, то буду хорошо играть.
— А тебе хочется научиться хорошо играть на рояле?
— Хочется! Я на баяне уже умею играть. Я играю, а Галя моя ходит и подпрыгивает. Танцует! Мне очень хочется научить танцевать мою галку и курочку с петушком тоже. К нам в клуб приезжал цирк. Я видел, как дрессированные собачки танцевали под музыку. А можно научить танцевать галку и петуха?
— Ты ведь говоришь, что твоя галка танцует.
— Мальчики смеются, они говорят, что она не танцует, а так просто прыгает, как всегда. А мне кажется, что она будто прислушивается к музыке и танцует.
— А ты сам умеешь танцевать? — спросил я Васька.
— Я ведь в танцевальном кружке. Я знаю много танцев: и польку, и краковяк, и казачок, и гопак, и лезгинку. За лезгинку я даже приз получил. В районе, на вечере самодеятельности. Меня премировали книжкой «Сказки Пушкина»… А вы видели дрессированных птиц?
— Видел, — говорю я. — Есть дрессированные попугаи, сороки, галки, журавли.
— А они танцуют?
— Я видел только, как журавль танцует. Его научил один дедушка. Дедушка играет на дудочке, а журавль танцует. Прямо замечательно! Ноги у журавля длинные, он перебирает ими, а потом еще вприсядку танцевать начинает.
— А вы не видели, чтоб галка танцевала?
— Нет, не видел.
— Мне хочется научить мою галку танцевать. И петуха с курочкой. И утку. Вот возьму у Ивана Кирилловича утку и тоже буду учить ее. Я очень люблю дрессировать животных! У меня есть ученые кролики. Через мои руки перепрыгивают! Я думаю и птиц научить.
— Попробуй! Только терпения, Вася, надо много. Может быть, и научишь. Ты, наверно, хочешь быть артистом в цирке или дрессировщиком?
Васько как-то загадочно улыбнулся.
— А разве это плохо? — спросил он.
— Почему, — говорю я, — плохо? Наоборот, очень хорошо: знать жизнь животного, его повадки, учить его разным вещам… Только мучить животных нельзя. Ты читал про дедушку Владимира Дурова? Он устроил такой театр, где артистами были звери…
— Я читал. Я про Дурова все прочитал. Вот если бы быть таким, как Дуров!
— А ты заметил, что Дуров никогда не бил своих зверей. Он их только лаской учил. Лаской! И всегда им что-нибудь вкусненького давал, если они хорошо вели себя.
— И я свою галку сахаром угощаю, когда она прилетает ко мне и делает то, чему я ее учу. Я буду и галку, и петуха с курочкой дрессировать, и утку! Я — терпеливый…
Когда мы пришли домой, Иван Кириллович пригласил Васька пообедать. Он отказался:
— Нет, спасибо, я побегу! Я отпросился, только чтобы сбегать за уткой, а все наши пошли помогать колхозу собирать кукурузу. Я должен догнать их и перегнать. До свиданья!
— До свиданья, Василий Иванович! Смотри, утку не упусти!
— Не упущу! — крикнул Васько и, подпрыгивая, помчался вниз с горы по направлению к дороге.
Недавно я получил письмо от председателя колхоза из того села, где живет в детском доме мой синеглазый друг — Василий Иванович Шумейко.
Председатель писал:
«Очень прошу вас купить в Киеве лыжи и лыжный костюм. Правление колхоза решило премировать Васька Шумейко за хорошие показатели по очистке свеклы от долгоносиков и сбору колосков и кукурузы. Остальные подарки мы достали в районе, а лыж и лыжных костюмов нет. Под Новый год у нас будет торжественное собрание колхозников, на которое мы пригласим наших замечательных маленьких друзей, воспитанников детского дома. На этом собрании мы хотим премировать их за помощь, которую они нам оказали…»
Я купил и послал.
А вскоре я получил письмо и от доктора Ивана Кирилловича. Вот что там было написано:
«Приходил поздравлять меня с Новым годом Василий Иванович Шумейко. Прибежал на лыжах в новеньком красном лыжном костюме. Бежит, раскрасневшийся, а на плече у него сидит галка. Говорит, что галку он уже научил танцевать, а вот утка никак не хочет. «Но я ее, говорит, все равно научу!»
Ох, выйдет из нашего Василия Ивановича второй Дуров, ох, выйдет!»
Мирмехти Сеид-Заде
Школьница Хумар
Иван Дмитриевич Василенко
Семейный совет
Шестого ноября, в последний день четверти, раньше всех домой вернулся Миша. Для школьного вечера девятиклассники приготовили сцены из «Разлома» Лавренева, а Мишин класс, восьмой, — из «Леса» Островского. Миша должен играть Аркадия Счастливцева; роль свою знал он нетвердо и теперь, став в кабинете отца перед зеркалом, принялся усердно повторять ее.
Вслед за Мишей вернулась из школы Маша, девочка лет тринадцати, смуглая, с печальными глазами, с неторопливо-спокойными движениями — вся в мать. Она постояла у двери кабинета, откуда слышались дребезжащий смех и жидкий голос Счастливцева, снисходительно улыбнулась и пошла в кухню. В кухне, как и во всех комнатах, уже было к празднику побелено, вымыто, прибрано. Маша поставила на плиту кастрюлю с супом, а в духовую задвинула жаровню с уткой и пошла в столовую накрывать на стол: мама, фельдшерица детской больницы, сегодня придет только в пять часов, — вот Маша и заменяет маму.
В парадную дверь трижды постучали. Так, кулаком, обычно стучит Ваня, самый младший в семье, только в прошлом году начавший ходить в школу. Но сейчас стучит он что-то очень громко и торопливо — не случилось ли чего? Маша открыла дверь и настороженно посмотрела на брата, а тот, бросив на подзеркальник книги, приблизил лицо к самому лицу сестры (он был сильно близорук) и пухлыми губами зашептал:
- Предыдущая
- 4/9
- Следующая
