Смерть в театре (сборник) - Куин (Квин) Эллери - Страница 48

— Ну? — продолжал Эллери, стоя под ним.— Будем биться до последнего, как дикие звери, Смит, старина?

Толстяк облизнул губы. Потом вскинул голову и с вызовом прокричал:

— А почему бы и нет? Все равно мы через некоторое время превратимся в ростбиф. Да, я шантажировал ее,-— На его губах появилась усмешка.— Стало тебе от этого легче, ты, проклятая ищейка?

Миссис Карро перестала плакать. Она выпрямилась и спокойно проговорила:

— Он шантажировал меня в течение шестнадцати лет.

— Мари, не надо,— попросила мисс Форрест.

Та махнула рукой.

— Какое это имеет значение теперь, Энн? Я...

— Он знал тайну ваших сыновей, не так ли? — спросил Эллери.

Она вздрогнула.

— Откуда вы знаете?

— Это тоже теперь не имеет значения,— сказал он горько.

— Он был одним из врачей, присутствовавших при их... рождении.

— Ты, грязный жирный боров! — закричал инспектор, злобно сверкнув глазами.— Я разобью твою жирную морду!

Смит тихо выругался.

— Впоследствии его дисквалифицировали, лишили права заниматься практикой, начала мисс Форрест, за небрежное лечение, конечно. Он приехал сюда, выследив нас и выбрав момент поговорить с миссис Карро наедине...

— Да, да,— вздохнул Эллери.-- Мы знаем все остальное.— Он посмотрел на дверь. Необходимо делать только одно: подогревать их интерес к теме об убийстве, может, даже запугать их своими рассуждениями, что угодно, лишь бы не давать им возможности думать об ужасе, бушующем над их головами,— Я, пожалуй, расскажу вам одну историю,— сказал он.

—- Историю? — спросил доктор Холмс.

— Самый замечательный случай глупого обмана, с которым мне пришлось столкнуться. Прежде чем я приступлю к рассказу,— Эллери сел на нижней ступеньке и закашлялся, моргая глазами,— нет ли тут кого-нибудь еще, кто, подобно Смиту, хотел бы признаться в чем-либо?

Молчание. Он внимательно взглянул на обращенные к нему лица.

— Упрямы до конца. Ну, прекрасно, тогда свои последние... скажем лучше, ближайшие минуты я посвящу интересному занятию.— Он потер шею и посмотрел на маленькую лампочку.— Я сказал вам «глупого» обмана. И сказал так потому, что все это дело представляет собой невероятный, фантастический и преступный замысел, который был продуман и выполнен больным, неуравновешенным умом. При обычных обстоятельствах автору этого плана ни на минуту не удалось бы одурачить меня. Только по прошествии некоторого времени я понял, как хитро и предусмотрительно все было сделано.

— Что сделано? — спросила резко миссис Ксавье.

— «Улики», оставленные в мертвых пальцах вашего мужа и вашего деверя, миссис Ксавье,— ответил Эллери.— Продумав все, я пришел к заключению, что вообще совершенно невозможно оставить ключ к установлению личности убийцы именно таким образом. Слишком уж это тонкая и сложная идея, чтобы прийти на ум умирающему человеку. Именно сложность этих улик и была глупостью со стороны убийцы. Обыкновенный человек никогда бы не смог их разгадать. Только мое случайное присутствие помогло разгадать смысл этих порванных игральных карт. Я говорю это не из чувства бахвальства. Просто, вероятно, у меня такой же извращенный ум, как и у убийцы братьев Ксавье. У меня уже давно возникли подозрения в отношении подлинности улик в виде игральных карт. И уже находясь здесь, в подвале, я обдумал все и полностью отбросил эти «улики». Я вдруг совершенно ясно увидел весь этот глупый и в то же время умный, подлый и поразительный план.

Он сделал паузу, облизывая пересохшие губы. Инспектор с удивлением смотрел на сына.

— О чем вы говорите, Господь вас знает? — проговорил доктор Холмс.

— Сейчас, доктор. Впервые нас ввели в заблуждение, когда была обнаружена попытка Марка Ксавье оклеветать миссис Ксавье; вторая ошибка — когда мы решили, что бубновый валет был оставлен не Марком Ксавье, а самим доктором Ксавье.

— Ты хочешь сказать, Эл,— строго спросил инспектор,— что адвокат не находил половинку бубнового валета в руке брата в ту ночь?

— О, он нашел половинку бубнового валета, и в этом вся соль. Марк тоже поверил, что это его брат Джон оставил валет в качестве улики против убийцы. Но это было ошибочное предположение.

— Как вы можете это знать?

— По фактам, которые я припомнил. Доктор Холмс, осматривая тело своего коллеги, заявил, что доктор Ксавье был диабетиком, из-за чего трупное оцепенение наступило необычайно быстро после смерти, в течение нескольких минут. Мы знали, что доктор Ксавье умер около часа ночи. Марк Ксавье обнаружил труп в два тридцать. К тому времени оцепенение было полным. Когда мы утром обнаружили труп, правая рука доктора Ксавье сжимала шестерку пик, а левая была вытянута на столе ладонью вниз, пальцы прямые и окоченевшие. И поскольку оцепенение наступило через несколько минут после смерти, спустя полтора часа, когда Марк

Ксавье нашел тело, руки доктора были в том же положении, что и в момент смерти.

— Ну?

— Значит, Марк не мог разжать или сжать руки полностью окоченевшего трупа без того, чтобы не сломать пальцы или, во всяком случае, не оставить следов насилия. Он, не меняя положения рук, мог лишь подменить бубновый валет шестеркой пик. Следовательно, в какой же руке находился бубновый валет?

— Ну конечно, в правой, сжатой руке,— сказал инспектор.

— Совершенно верно, в правой руке доктора. Марку оставалось только проделать ту же процедуру, которую проделал и ты, папа, когда вынимал эту шестерку пик: слегка разъединить окоченевшие пальцы, чтобы карта выпала из них. Затем он вставил в них шестерку пик и снова сжал их. Бубновый валет, безусловно, не был в левой руке Джона, так как в этом случае Марку пришлось бы полностью разжимать окоченевшую руку, а эго невозможно сделать, не оставив следов, которых при осмотре тела не оказалось.

Эллери замолчал. Был слышен только зловещий шум над их головами. Время он времени на полу первого этажа раздавался глухой стук. Но они его почти не слышали. Все с захватывающим интересом слушали Эллери.

— Но что...— начала мисс Форрест, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Неужели вы все еще не понимаете? — почти весело проговорил Эллери.— Доктор Ксавье не был левшой. Я доказал вам уже когда-то, каким образом не левша должен был разорвать каргу. Следовательно, доктор Ксавье вовсе не рвал эту карту. Кто-то другой разорвал бубновый валет и вложил его в правую руку доктора Ксавье. А потому обвинение близнецов при помощи половинки валета также являлось подтасовкой, и близнецы абсолютно невиновны в убийстве доктора Ксавье.

От изумления никто не мог ни двинуться с места, ни улыбнуться. Все уставились на Эллери, а между тем Эллери думал: какое может иметь значение, виновен ты или невиновен, когда над твоей головой все равно притаилась смерть?

— Поскольку первая подтасовка,— быстро продолжал он,— была проделана до двух тридцати, до появления Марка, я думаю, что попытка оклеветать мальчиков

Карро при помощи бубнового валета была сделана самим убийцей, если не предположить, что до Марка, но после убийцы в комнату входил еще клеветник, то есть кроме убийцы было еще два клеветника.— Он покачал головой.— Но это слишком фантастично. Оклеветавший близнецов и был убийцей.

— Знаешь, Эл, твое заявление, что будто бы быстрое трупное оцепенение доказывает, что сам убийца, а не доктор Ксавье оставил в качестве улики бубновый валет, обвиняя тем самым близнецов,— с сомнением проговорил инспектор, не скрывая, однако, своего интереса к сказанному Эллери,— звучит довольно спорно. Мне твои доводы не кажутся убедительными.

— Ах, так? — улыбнулся Эллери, стараясь своим поведением отвлечь внимание всех от угрожающего им пламени.— Уверяю вас, это факт, а не просто теория. Я могу доказать. Но прежде я хочу указать еще на один вопрос, который встает в связи с этим: является ли убийца Марка Ксавье одновременно и убийцей его брата? Так вот, я утверждаю это и тоже докажу.

Как обстояло дело непосредственно перед убийством Марка? Марк потерял сознание в тот момент, когда он был готов назвать нам имя убийцы своего брата. Доктор Холмс заверил нас, что имеются все шансы на то, что раненый придет в себя. Все слышали это заверение доктора. Вопрос: кому грозила смертельная опасность от того, что к Марку может вернуться сознание? Совершенно очевидно, тому лицу, на совести которого лежала тяжелая вина — убийство доктора Ксавье. А потому не вызывает никаких сомнений причина, по которой убийца доктора Ксавье пробрался в спальню Марка и заставил его навеки замолчать. Причем, обратите внимание, еще неизвестно, были ли правильны догадки Марка относительно личности убийцы. Достаточно было одного намека на угрозу, чтобы подтолкнуть руку убийцы.