Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Тэлботт Строуб - Страница 9
- Предыдущая
- 9/19
- Следующая
– Мы сидим здесь на бочке с порохом,– сказал он.– Она взорвется, стоит американцам высечь одну-две искры.
Шеварднадзе был раздосадован поведением Горбачева, отказавшегося потребовать от командования советскими вооруженными силами отчета об их роли в кровопролитии. Он пригрозил отставкой, но Горбачев уговорил его остаться.
Единственным представителем администрации, публично бичевавшим Кремль за кровавые события в Грузии, был вице-президент Соединенных Штатов. Во время поездки по Дальнему Востоку через три недели после случившегося Дэн Куэйл неоднократно повторял бездоказательное обвинение, выдвигаемое грузинской прессой: советские войска применяли ядовитый газ при разгоне демонстрации в Тбилиси.
Кое-кто из правительственных чиновников – как в Государственном департаменте, так и в Совете национальной безопасности – открестились от заявления Куэйла, сделанного «невпопад». Другие, в том числе заведующий канцелярией Белого дома Джон Сунуну, многозначительно улыбались: мол, вице-президент умело прикрывает правое крыло администрации.
– Куэйл играет роль жестокого полицейского в противовес доброму полицейскому Бушу,– сказал Сунуну.– А с этими ребятами в Москве нам надо побольше жестоких полицейских…
Если в Грузии лилась кровь, то в Польше преобразования совершались мирным путем. В январе президент польского государства – коммунист, генерал Войцех Ярузельский – снял официальный запрет с «Солидарности» – первого независимого профсоюза за «железным занавесом», возглавляемого Лехом Валенсой. Валенса и другие диссиденты сели за круглый стол Варшавского дворца вместе с официальными лицами Польши, чтобы договориться о преобразованиях в политической и экономической системах страны.
Ярузельский признался послу США в Варшаве Джону Дэвису, что часто советуется с Горбачевым, который полностью одобряет его примирительную политику. Когда в марте Бейкер приехал в Вену на Совещание по обычным вооруженным силам в Европе, его поразило то, что польские делегаты обсуждали между собой, какой тип президентского правления для них наиболее приемлем – французский или американский. На борту самолета, возвращаясь в Америку, он сказал своим помощникам, что в восточноевропейской дипломатии, «похоже, зреет нечто новое».
– Если мы правильно разыграем свою карту, перед нами откроются немалые возможности.
Министр финансов Николас Брейди, в прошлом нью-йоркский банкир-финансист, который был близок к президенту почти так же, как Бейкер, настойчиво призывал к осмотрительности. Он напомнил, как в начале 70-х годов Запад выбросил в трубу огромную сумму денег, пытаясь поддержать польскую экономику, основанную на централизованном планировании, субсидируемых ценах и некомпетентности.
Во время одного из межведомственных совещаний Деннис Росс и Томас Саймоне из Государственного департамента, объединившись с Блэкуиллом и Райс из Совета национальной безопасности, выдвинули предложение об инвестициях США в польский «реформаторский коммунизм».
Министр финансов, закатив глаза, проворчал:
– Однажды – в семьдесят четвертом – мы это уже сделали.
– В семьдесят четвертом я была еще студенткой,– парировала Райс.– Времена меняются!
Она и Блэкуилл подали президенту докладную, убеждая в том, что договоренности варшавского «круглого стола» – погребальный звон по расколотой Европе, и Соединенным Штатам пора прибегнуть к экономическому поощрению, если они хотят продолжения реформ.
В пятницу, 24 марта, до начала заседания Совета национальной безопасности Скоукрофт отбросил свою обычную осторожность. Он сказал Бушу, что ему первому выпала возможность осуществить то, о чем другие президенты могли только мечтать: вернуть Восточную Европу в лоно Запада.
– Ник Брейди станет возражать – мол, мы не можем на это пойти,– продолжал Скоукрофт.– Не можем так рисковать. Но чем мы действительно не можем рисковать, так это упускать такую возможность.
Скоукрофт одержал верх. В понедельник, 17 апреля, Буш вылетел в Хамтрамк, штат Мичиган, крупный пригород Детройта с польско-американским составом населения; там, на крыльце ратуши, он провозгласил:
– Друзья мои, настало время торжества идеи свободы в Восточной Европе.
«Истинным источником трений» между Востоком и Западом служило «насильственное и противоестественное разделение Европы». Договоренности «круглого стола» призваны сыграть роль «водораздела» – «если польский эксперимент окажется удачным, то, возможно, и другие страны пойдут по этому пути».
Президент торжественно обещал, что в случае дальнейших политических и экономических польских реформ Америка станет расширять торговлю и предоставлять новые кредиты. Джон Сунуну хотел было назвать это доктриной Буша, но Скоукрофт категорически возразил: дело президентов – заниматься политикой, а уж другие пусть называют доктрины их именами. И в окружении президента новый принцип окрестили хамтрамкской концепцией. Спустя несколько недель Скоукрофт предсказал в кулуарах, что со временем Буш, возможно, применит аналогичную концепцию оказания материальной помощи в зависимости от успеха реформ и к Советскому Союзу…
В начале мая Бейкер готовился к своему первому визиту в Москву и к первой личной встрече с Горбачевым. Он решил, что настала пора заявить о себе как о главном представителе президента в вопросах отношений с Советами.
В четверг, 4 мая, выступая в Центре стратегических и международных исследований в Вашингтоне, он публично высказал свои опасения, о которых вот уже два месяца твердил в Овальном кабинете: человечество могло обвинить Соединенные Штаты «в проявлении пассивности перед лицом гигантских стратегических преобразований в мире». Во избежание этого необходимо снова и снова «подвергать тестированию» практическое воплощение Советами их «нового мышления».
Не вызывало сомнений, какая группа вопросов в первую очередь подпадала под концепцию «тестирования» в 1989 году. Это был круг сложных проблем – региональные конфликты. Советы уже прекратили военную оккупацию Афганистана. В других регионах еще оставались. По словам Бейкера, они «демонстрировали стремление, скорее, решить проблему, чем усугубить». Кремль использовал свое влияние для того, чтобы добиться вывода вьетнамских войск из Камбоджи и прекращения затяжных, не утихавших по вине обеих сторон схваток в Намибии и Анголе.
Однако, на взгляд вашингтонской администрации, новый подход Советского Союза к внешней политике был менее всего ясен в регионе, имевшем для Соединенных Штатов первостепенное значение,– в Центральной Америке. Советский Союз и его клиент тридцатилетней давности – Куба – продолжали поддерживать сандинистский режим в Никарагуа, который в свою очередь оказывал помощь левым силам в Сальвадоре.
Для Соединенных Штатов любые действия коммунистов в Латинской Америке издавна были больным местом. «Холодная война» достигла наивысшей точки в 1962 году, когда Никита Хрущев разместил на Кубе ядерные ракеты. Во время президентского правления Рейгана поддержка Соединенными Штатами антикоммунистических партизанских отрядов контрас в Никарагуа не только не привела к падению сандинистского режима, но спровоцировала острый внутренний политический конфликт, а также губительный для Рейгана скандал – дело «Иран – контрас».
Вскоре после вступления в должность Буш и Бейкер перестали опираться на контрас, сделав ставку на мирные процессы, начавшиеся в 1987 году, когда пять президентов стран Латинской Америки подписали договор, согласно которому сандинисты обязались прекратить подрывную деятельность в Сальвадоре и в 1991 году провести свободные выборы в Никарагуа. Позднее сандинисты пошли на уступку, согласившись провести выборы на год раньше в обмен на обещание США разоружить поддерживаемых ими контрас.
Помощник Бейкера по Латинской Америке Бернард Аронсон подал своему шефу секретную докладную записку, в которой убеждал администрацию сделать Центральную Америку тестом номер один для Советского Союза: Горбачев и Советы должны «воочию убедиться в том, что, если будут препятствовать нашему дипломатическому курсу в Центральной Америке, много потеряют в двусторонних отношениях».
- Предыдущая
- 9/19
- Следующая