Горький ветер свободы (СИ) - Куно Ольга - Страница 18

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая

— Пора вставать, — объявил он, едва я разлепила глаза.

Вот сейчас ощущения, что я выспалась, не было вовсе.

Данте уже был одет и выглядел бодрым и свежим, будто бы и не бодрствовал до середины ночи. Взяв лист бумаги, который мы использовали ночью для переписки (оказывается, я всё это время проспала, зажав его в кулаке), Данте аккуратно сжёг его в пламени оказавшейся зажжённой свечи.

— Можешь пройти в ванную, — заметил он, наблюдая за тем, как пламя стремительно пожирает бумагу. — Мы выезжаем через четверть часа.

Я поспешила воспользоваться его предложением. Правда, полотенца за ночь соскользнули, и мне пришлось провести некоторое время, обматываясь ими под одеялом.

Умывшись, я со смесью сожаления и брезгливости посмотрела на свою одежду, так и лежащую на полу. Тяжело вздохнула. Надо было бы постирать её с вечера, сейчас бы уже успела высохнуть. Но что не сделано, то не сделано. Одеваться в грязные, пропотевшие, рваные обноски не хотелось так, что хоть плачь. Но — надо, никуда не деться. Не в полотенцах же залезать на джамаля. Не говоря уж о том, что кожа в этом случае сгорит моментально.

Моё внимание привлёк осторожный стук в дверь. Я прислушалась и даже из любопытства слегка высунулась из-за дверцы ванной. Данте открыл. В комнату вошёл вчерашний слуга. В очередной раз поклонился, подобострастно осведомился, как спалось господину. Господин ответил, что хорошо, тоном, недвусмысленно транслировавшим, что пора переходить к делу.

— Вот, господин, — произнёс слуга. — Платье для рабыни, как вы вчера и приказали.

Уже не знаю, в который раз за последние сутки я удивлённо выпучила глаза. Платье? Для меня? И когда он успел отдать такой приказ? Должно быть, вчера вечером, пока я дремала в ванной.

Понимая, что облачаться в старую одежду уже не придётся, я снова как следует закуталась в полотенца и вышла из ванной. Моё новое платье лежало на матрасе.

— Вот, — кивнул на него Данте. — Держи. Оно лучше подойдёт для путешествия по пустыне.

О том плачевном состоянии, в которое пришла моя собственная одежда, он деликатно умолчал.

Забрав платье, я снова удалилась в ванную, и вышла оттуда, уже прилично одетая. Прилично и непривычно, но тут уж грех жаловаться. Платье с широкой юбкой, закрытыми рукавами и высоким воротом, действительно идеально подходило для предстоящей поездки. Оно было трёхцветным и сочетало чёрный, зелёный и оранжевый. Последнее казалось мне совершенно лишним. На ткани — типичный южный узор с витиеватыми линиями.

Я бросила последний взгляд на свою старую одежду, которой предстояло остаться здесь, на постоялом дворе, в качестве мусора. Чувство брезгливости резко ушло, сердце сжалось от ностальгии. Я ещё не ушла, но уже тосковала по этим вещам. Ведь это была единственная одежда, привезённая из Астароли. Одна из последних ниточек, связывавших меня с прошлой жизнью. И, кстати сказать, когда-то это было хорошее платье. Я даже помню, в какой лавке его покупала.

На глаза навернулись слёзы, и я поспешила быстрее выйти из ванной.

В коридоре нас уже поджидал Ренцо, а пару минут спустя из комнаты напротив вышел приветственно улыбающийся Илкер, снова сопровождаемый телохранителем. Похоже, эти двое и спят вместе, подумала я с мысленным смешком. Как выяснилось, я была не так уж далека от истины: Илкер занял покои, состоявшиеся из двух смежных комнат, и телохранитель, ни когда не отходивший далеко от своего господина, ночевал в рядом со спальней последнего.

Разумеется, тот факт, что я вышла вместе с Данте из его покоев, не остался незамеченным. Ренцо лишь многозначительно взглянул на друга, а вот Илкер не счёл нужным воздержаться от комментария. Деликатность — как минимум в нашем, северном, понимании, — была в Арканзии не в чести.

— Я вижу, ты не терял времени зря, дон Эльванди, — просиял Илкер, одобрительно причмокнув губами. — И то верно: время не для того нам даётся, чтобы тратить его впустую.

Ох, уж мне эти заумные философствования, в особенности от человека с такими маленькими хитрыми глазками! Лучше бы поучился не лезть не в своё дело. Хотя какое там?

— Да, — подтвердил Данте, по-хозяйски обнимая меня рукой за плечи. — Рабыня провела эту ночь со мной, и теперь она повышена в статусе.

Илкер благосклонно кивнул, принимая данную информацию к сведению и, видимо, считая её если не само собой разумеющейся, то как минимум вполне логичной.

Я спорить, конечно, не стала, да и вообще не так чтобы была сильно шокирована сложившейся ситуацией. На фоне всего, что мне довелось пережить, это была в общем-то ерунда. Пусть думают, что хотят. К тому же Данте прав, он поступил умно. Нельзя признаваться таким людям, как Илкер, в том, что он просто пустил к себе в покои рабыню, чтобы дать ей возможность отдохнуть, принять ванну, наесться и провести ночь в нормальной кровати.

На первом этаже к нам присоединился надсмотрщик с рабами Илкера. Мы вышли во двор, оседлали уже подготовленных верблюдов и продолжили путь. За пределами Бертана тоже простиралась пустыня, но уже немного иная, нежели до сих пор. Здесь был не только один сплошной ковёр из горячего песка. Справа и слева возвышались горы, правда, совсем непохожие на те, что были знакомы мне по родным местам. Сравнительно низкие — по высоте я бы, пожалуй, скорее назвала их холмами, — песчаные, голые, с редкими окошками естественных пещер. Их подножие напоминало опускающиеся на землю лапы. На обрамлённой ими равнине, по которой мы и ехали, тут и там виднелись пусть чахлые, но всё же деревца. Кое-где — сухая трава; стало быть, хоть когда-то она зеленела. Высокие, в человеческий рост кактусы — и вовсе в изобилии. Один раз мы проехали мимо русла высохшего ручья. Но в некоторых местах источники воды по-прежнему встречались, в том числе и под землёй; за счёт этого хоть какая-то растительность продолжала здесь существовать. Ехали мы опять же не всегда по песку, иногда это была скорее почва, правда, сухая и имевшая желтоватый оттенок. В таких местах можно было встретить даже небольшую рощу, хотя деревья, опять же, были чахлыми, почти без листвы, и особой тени не давали.

На привалах меня перевели в шатёр, подтверждая тем самым повышение в статусе. С едой и питьём тоже стало лучше, Ренцо не приходилось теперь передавать мне лишние куски потихоньку, таясь от посторонних глаз. Сложность представляло теперь моё мнимое незнание языка. Раньше оно приносило пользу, теперь же невозможность обменяться с Данте хотя бы парой слов стала восприниматься как досадная помеха. Данте, по-видимому, относился к этому так же. Поэтому в какой-то момент просто взял и заговорил со мной. Я ответила, понимая, что он ожидает от меня именно этого. На удивлённое замечание Илкера о том, что рабыня вроде бы не знала арканзийского языка, у Данте был готов ответ.

— Как оказалось, она изучала арканзийский язык, когда жила на севере. Когда попала в среду, ей потребовалось время, чтобы освоиться. Теперь она может говорить без особого труда.

Данте посоветовал мне держаться поближе к нему и к Ренцо и подальше от арканзийцев. Это соответствовало моим собственным ощущениям, так что я старалась следовать его совету. Тем не менее, удавалось это не всегда. Как-то раз, оказавшись в обществе рабов, я поймала на себе откровенно враждебный взгляд Юркмеза и более спокойный — Берка.

— Повезло девчонке, — заметил последний, обращаясь к своему приятелю.

— Конечно, — скривил губы тот. — У нас ведь нет такой же возможности приблизиться к господину.

— А вы попытайтесь, — не стала отмалчиваться я. Слишком уж долго держала рот на замке. — Господа — они всякие бывают. Может, и вам повезёт?

Постепенно я начала делить с ними работы по уходу за джамалями. Начала со своего, к которому успела привязаться. Я люблю животных, к тому же отчасти чувствовала в нём такое же бесправное существо, как и я сама. Быстро научившись с ним управляться, я посмотрела-посмотрела на возившегося в тот день с остальными джамалями Берка и молча принялась за очередного верблюда. Отношения с Берком быстро улучшились. Нет, мы не стали ни друзьями, ни приятелями, к чему я ни в коем случае и не стремилась; скорее это было своего рода молчаливое согласие о мирном сосуществовании. Юркмез был менее воздержан, продолжал злиться и бурчать себе под нос, но ни на что большее не решался.

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая