Красное по белому - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 12

• Предыдущая
• 12/32
• Следующая

— Вот зачем я пришла, мои добрые господа, — сказала она, снова делая реверанс, — золотое обручальное кольцо, найденное в Брикстон-Рэде. Это, наверное, кольцо моей дочери Салли, которая вышла замуж как раз год тому назад и муж которой служит буфетчиком на одном из пароходов Компании. Я не могу без страха подумать, что он способен сделать, вернувшись домой и узнав о потере кольца. Он, видите ли, очень прыток на руку, но бывает еще хуже, когда он выпьет! Итак, мои добрые господа, с вашего позволения, Салли вчера вечером отправилась в цирк с…

— Это ваше кольцо? — спросил я.

— Слава богу! — воскликнула она. — Вот Салли-то обрадуется сегодня вечером! Это именно ее кольцо.

— Скажите мне ваш адрес, — спросил я, взявши в руки карандаш.

— Дункан-стрит, 13, Ундсдич. Как видите, это очень далеко отсюда.

— Мне кажется, что Брикстон-Рэд вовсе не находится по пути между Ундсдичем и парком? — сухо заметил Холмс.

Старуха быстро оглянулась и бросила на моего друга проницательный взгляд из-под своих покрасневших век.

— Господин доктор спрашивал у меня мой адрес, — ответила она. — Салли живет на Майфельдовской площади, № 3, в Пекгаме.

— Ваше имя? — спросил я.

— Меня зовут Савьер, а Салли — Денисс. Муж ее очень красивый малый, Том Денисс. Когда он находится в море, то нельзя найти ему подобного в ловкости и умении исполнять обязанности буфетчика. Его за это очень высоко ценит Компания и дорожит им. Но когда он сойдет на берег, среди женщин и виноторговцев…

— Вот ваше кольцо, мистрис Савьер, — сказал я, перебивая по знаку Холмса старуху, — вероятно, оно принадлежит вашей дочери, и я очень счастлив, что мог услужить вам.

Старая мегера сунула кольцо в карман, бормоча сквозь зубы слова благодарности и признательности. Затем она вышла, и мы слышали, как она спускалась по лестнице своими неверными и ковыляющими шагами.

Едва она вышла, Шерлок Холмс вскочил как ошпаренный со своего места и бросился в спальню. Через несколько секунд он появился снова, одетый в пальто с воротником, закрывавшим его лицо вплоть до самых глаз.

— Я прослежу за ней, — быстро сказал он, — она должна быть сообщницей и приведет меня к нашему субъекту. До свидания, подождите меня.

И Холмс выскочил на лестницу как раз в тот момент, когда дверь внизу захлопнулась за нашей посетительницей.

Подойдя к окну, я увидел старуху, с трудом волочившую ноги по противоположному тротуару, в то время как ее преследователь шел за нею в нескольких шагах.

«Или вся его история оказалась неверной, или он проникнет таким образом в самое сердце тайны», — подумал я.

Холмсу не надо было просить меня подождать его возвращения, потому что я чувствовал, что ни за что не засну, пока не узнаю, чем кончится его новое похождение.

Было почти десять часов, когда Холмс ушел. Не зная, как долго может продлиться его отсутствие, я растянулся с комфортом в кресле и принялся курить трубку, перелистывая книжку Генри Мюрже «Сцены из жизни богемы».

Пробило десять часов, и я услышал за дверью шаги служанки, которая прошла к себе в комнату спать. В одиннадцать часов снова раздались шаги, на этот раз более тяжелые. Это сама хозяйка проплыла также на покой. Наконец, около 12 часов ночи я услышал звук ключа, которым Холмс отпирал входную дверь. Как только он вошел, я сразу по выражению лица догадался, что его постигла неудача. Он был одновременно и весел, и раздосадован. В конце концов, он не вытерпел и разразился неистовым хохотом, откинувшись на спинку своего кресла.

Ни за что в мире не пожелал бы я, чтобы эти господа из Скотленд-Ярда видели то, что произошло. Я столько раз осмеивал их, что они в свою очередь не преминули бы и меня поднять на смех и дразнить до конца моих дней. Но я могу хохотать над собою, потому что все-таки уверен в успехе, — сказал он сквозь смех.

— Что же случилось? — спросил я.

— О, я расскажу вам, как меня одурачили, провели! Эта старая, почтенная женщина шла несколько времени впереди меня и вдруг начала хромать так сильно, как будто у нее заболела нога. Она остановилась и окликнула фиакр. Я подошел поближе, чтобы не пропустить, какой она назовет адрес. Но это была напрасная предосторожность, потому что она прокричала свой адрес так громко, что его услышали бы на другом конце улицы:

— Дункан-стрит, Ундсдич, № 13!

И я поверил, слыша это, что она сказала нам правду. Как только она уселась в экипаж, я немедленно прицепился сзади. Я обладаю и этим маленьким талантом, который должен бы был иметь всякий полицейский. Мы тронулись в путь и покатили по данному адресу. Немного не доезжая до места, я спрыгнул наземь и с самым равнодушным видом принялся прохаживаться по тротуару. Фиакр остановился. Кучер слез, открыл дверцу и ждет. Никто не выходит из экипажа. Я искоса глядел на все происходившее. Не вытерпев, я подошел ближе и увидел, что кучер влез внутрь фиакра и шарил в нем, заглядывая даже под сиденье и откидывая подушки. Вид его был совершенно взбешенный, и он сыпал отборнейшими ругательствами, каких я в жизни не слыхивал. Седока и след простыл, и у меня есть все основания думать, что он долго не заплатит кучеру за проезд. В доме № 13 нам сказали, что дом принадлежит почтенному и уважаемому торговцу обоями, которого зовут Кесвик, и что имена Савьер и Денисе им совершенно неизвестны.

— Ну! — воскликнул я в крайнем изумлении. — Вы не заставите меня поверить, что эта добрая старушка, едва передвигавшая ноги, была способна выскочить из экипажа на ходу таким образом, что ни вы, ни кучер не заметили этого!

— К черту добрую старушку! — с горечью ответил Холмс. — Это мы с вами «добрые старушки» за то, что так глупо попались впросак. Это был молодой человек и даже очень сильный и ловкий, не считая того, что он несравненный актер. Его гримировка прямо бесподобна. Вероятно, он заметил, что за ним следят, и схитрил, чтобы выскользнуть у меня из рук. Все это доказывает, что тот человек, которого мы разыскиваем, не один, а имеет друзей, готовых идти ради него на серьезный риск. Но у вас измученный вид, доктор, идите-ка спать.

Я последовал его совету, так как действительно чувствовал себя страшно утомленным. Холмс остался сидеть перед камином, и долго еще в ночной темноте я слышал тихие звуки его скрипки, служившие доказательством того, что он продолжает размышлять над страшной проблемой, которую он поклялся разгадать.

На другой день во всех газетах только и было речи, что об убийстве в Брикстон-Рэде. Каждая газета высказывала свое мнение о «Брикстонской тайне», как они назвали эту печальную драму, и посвящали ей целые статьи. Я узнал из этих статей несколько новых подробностей, ранее мне неизвестных. Так как я записывал в свою записную книжку все, что касалось этого дела, то и из газетных статей я занес туда же нечто вроде конспекта. Вот он:

«Дейли телеграф» замечает, что ему еще не приходилось встречать преступлений, подобных Брикстонской тайне. Немецкое имя жертвы, видимое отсутствие мотивов преступления, мрачная надпись кровью на стене — все это невольно заставляло думать, что тут замешаны политические партии и революционеры. Общество социалистов широко распространилось и по Америке, и возможно, что они-то и преследовали свою жертву, преступившую какой-нибудь их тайный закон, и настигли ее в Лондоне. Коснувшись слегка дарвинизма, теории Мальтуса, преступлений, совершенных на большой дороге грабителями, описанными у Ратклифа, автор оканчивал свою статью обращением к правительству, которое он умолял приложить все старания к обеспечению личной безопасности иностранцев, проживающих в Лондоне.

«Стандарт» объяснил все таким образом: дескать, чаще всего происходят подобные выходящие из ряда вон преступления тогда, когда либеральная партия берет перевес и занимает видные государственные должности. Вот к чему приводят либеральные идеи, насаждающие в народной массе смятение и стремление попирать все нравственные принципы и уважение к авторитету! Жертвой пал американец, только несколько недель как прибывший в Англию. Он нанял себе помещение в Торквай-Террасе, в меблированных комнатах мистрис Шарпантье в квартале Камбервель. При нем находился его личный секретарь — некто Стангерсон.

• Предыдущая
• 12/32
• Следующая