Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Ржевская Елена Моисеевна - Страница 51

Когда на процессе о поджоге рейхстага, в марте 1934 года, только один из четырех обвиняемых коммунистов – голландец ван дер Люббе, полувменяемый, – был признан верховным судом Германии виновным, а трое оправданы, это привело Гитлера в бешенство. И имело плачевные последствия для судопроизводства в стране. «Фюрер ненавидит юристов. Они не умеют думать органично – только формальности. Это большая опасность для государства, которое им доверено. Фюрер не хочет больше допускать юристов на ключевые посты». «Рейхстаг тоже нужно назначать, а не выбирать».

Фюрер – это и есть закон. Гестапо – тоже закон.

На практике такой правовой нигилизм давал простор всяческому произволу инструкций, указаний. Даже Геббельсу от этого иногда не по себе: «Читал проект Вагнера о стерилизации.

Поразительно, какую ошибку сделало здесь министерство внутренних дел. Оно не проводит никакой проверки интеллекта или способностей». Поскольку в проекте и затем в инструкции физический недостаток человека мог стать поводом для применения к нему насильственной стерилизации, Геббельс мог и себя чувствовать косвенно задетым. Оскорбленный такой постановкой вопроса, он выставляет мерилом человека пренебрегаемый проектом интеллект. А эта «служба» заработала и вблизи Геббельса:

25 января 1938. Глупый случай попытки стерилизации в нашем отделении. Бюрократия чуть не сделала смертельно несчастным совершенно здорового человека.

Только вмешательство вступившегося за него Геббельса спасло намеченную жертву.

В этот год нападением фашистской Германии на Польшу началась Вторая мировая война.

После окончательного захвата Чехословакии в марте 1939-го Гитлер поспешил заверить встревоженное мировое общественное мнение, что у него «нет больше территориальных требований в Европе». Через пять с половиной месяцев, 1 сентября 1939-го, он бросил армии на Польшу.

Готовясь к агрессии против Австрии и Чехословакии, Гитлер, чтобы избежать вмешательства Польши в судьбу соседствующих с ней стран, всячески заверял ее в дружбе, льстил ей.

За три недели до вторжения в Австрию он заявил об «искренне дружественном сотрудничестве» Германии и Польши. И что «Германия не позволит ничего, что могло бы отрицательно повлиять на осуществление задачи, которая стоит перед ними, а именно – мир».

За три дня до совещания, закончившегося известным Мюнхенским соглашением, Гитлер, уже заранее подготовившись нарушить его, произносит во Дворце спорта миротворческую речь, ссылаясь на заключенный в 1934 году между Германией и Польшей пакт о ненападении сроком на 10 лет: «Оба правительства и все здравомыслящие люди среди обоих народов и в обеих странах преисполнены непреклонной волей и решимостью улучшить свои взаимоотношения. Это была подлинная работа во имя мира, которая представляет собой большую ценность, нежели вся болтовня во дворце Лиги Наций в Женеве».

И наконец, 30 января 1939-го, когда уже польское правительство на требование Германии передать ей Данциг ответило отказом, Гитлер все еще в своей речи в рейхстаге распинался в дружбе: «Мы только что отпраздновали пятую годовщину заключения нашего пакта о ненападении с Польшей. Едва ли среди истинных друзей мира сегодня могут существовать два мнения относительно величайшей ценности этого соглашения». Он назвал подписавшего этот пакт Пилсудского «великим польским маршалом и патриотом». И в заключение этого пассажа: «В течение тревожных месяцев прошлого года дружба между Германией и Польшей являлась одним из решающих факторов в политической жизни Европы».

Сам же он готовился к нападению, понимая, что «чешской истории», как он называл захват Чехословакии, тут ждать не приходится. Польша будет воевать.

22 августа 1939-го в речи, обращенной к главнокомандующим родами войск, Гитлер говорил:

«Я найду пропагандистский предлЬг для начала войны, независимо от того, будет ли он внушать доверие или нет. В развязывании и ведении войны имеет значение не право, а победа. Никакой жалости. Жестокость… Нужна величайшая жестокость. Необходимо быстрое решение, нерушимая вера в германского солдата. Кризис может наступить только в том случае, если не выдержат нервы лидера». «Полный разгром Польши является военной целью. Быть быстрым – такова главная задача. Преследовать до полного уничтожения».

Дневник Геббельса, как я уже писала, недосчитывает страниц, приходящихся на время с конца мая и по 9 октября 1939 года. На этот раз по понятным причинам. Это период сближения Советского Союза с фашистской Германией, заключения между ними пакта о ненападении и дополнительного «секретного протокола». Это уже «наш» сюжет, накладывающийся на сюжеты геббельсовских дневников. Нападение, война, захват Польши, расчленение ее оказались вне четырехтомного издания рукописных фрагментов дневников. Мы не прочтем, как отразилось в сознании его автора самоотверженное сопротивление поляков.

Дальнейшие события известны, не нуждаются в пояснениях. Пусть лишь напомнят о них полузабытые документы.

Гитлер – Кейтелю на исходе польской кампании: «Жестокость и суровость должны лежать в основе этой расовой борьбы для того, чтобы освободить нас от дальнейшей борьбы с Польшей». Это была установка вд прямое уничтожение поляков. («Нам не нужны эти народы, нам нужны их земли». Геббельс, 22.8.1938.)

Гитлер по окончании польской кампании на совещании у себя на квартире: «У поляков должен быть только один господин – немец. Не могут и не должны существовать два господина рядом, поэтому все представители польской интеллигенции должны быть уничтожены. Это звучит жестко, но таков закон жизни».

Франк, генерал-губернатор оккупированных польских территорий: «Если бы я пришел к фюреру и сказал: «Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил сто пятьдесят тысяч поляков», то он бы сказал: «Прекрасно, если это было необходимо».

Гиммлер: «В нашу задачу не входит германизация Востока в старом смысле этого слова… Наша задача – проследить, чтобы на Востоке жили люди чисто германской крови».

Нет нужды продолжать приводить еще свидетельства преднамеренной программы убийств, умерщвлений голодом, истязаниями славянских народов Восточной Европы.

10 октября 1939. В «Известиях» очень позитивная и враждебная Антанте статья, которая полностью совпадает с нашей точкой зрения. Говорят, что ее написал сам Сталин. Она удивительно пришлась нам ко времени и будет принята с благодарностью. Русские до сих пор исполняют все свои обещания… Москва неповоротлива, но тем не менее очень полезна нам… Фюрер тоже думает, что статью в «Известиях» написал Сталин. Сталин – старый, опытный революционер… Его диалектика во время переговоров была превосходна. Суждение фюрера о поляках – уничтожающее. Скорее звери, чем люди, совершенно тупые и аморфные.

12 октября 1939. Москва отдала Литве Вильно в благодарность за отказ от суверенитета. И добронравные литовцы вывесили на радостях флаги. Фюрер совершенно уверен в победе. Он указывает разницу с 1914 годом, считает, что тогдашнее поражение объясняется только предательством, что сегодня он не пощадит жизнь предателей. – Только предательством генералов будет до последнего дня считать Гитлер их неудачи на полях сражений, отступления немецких войск под ударами Красной армии. И генералы станут расплачиваться жизнями за отступление. – Пацифизм ведет к войне… С фюрером мы всегда победим, он соединяет в себе все достоинства великого воина… он стремится к своей цели, когда надо, то и любыми средствами… На Западном фронте настоящая идиллия. Каждый день предписанная доля артобстрела и снова покой. Удивительнейшая война в истории. Мы-то были готовы к худшему. Нам теперь очень пригодилась добыча из Польши… Не дойдет ли дело до настоящей мировой войны?

Мировая война предрешена, – известно Геббельсу. Вопрошает лишь риторика страха. Страх, как это не раз у Геббельса, сублимируется в агрессивность, в злобное словоблудие по отношению к народу – жертве агрессии, народу, к которому принадлежит Пилсудский, так безмерно восхищавший его.