Воля павших - Верещагин Олег Николаевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/85
• Следующая

– Мир вашему дому, добрые люди.

Последовал общий обмен взглядами, ножи опустились. Старуха закаркала так, что Олег испугался, прежде чем понял – она смеется. Но дальнейшее развитие событий вообще выбило почву у него из-под ног. На классическом русском языке ушасто-рогатое недоразумение закаркало дальше:

– Молодой бойра зашел на огонек в наше скромное жилище! Молодой бойра, не будьте так вежливы, мои сыновья пугаются этого до того, что пачкают штаны, а где мне стирать на трех таких верзил… Садитесь, молодой бойра, и не трудитесь называться – никому это тут не интересно… Сейчас я подам.

Остатки сил у Олега ушли на то, чтобы сохранить самообладание. На какой-то миг ему перекосило мозги – он был убежден, что находится где-то в Сибири. Старуха, все еще каркая (этот звук очень напомнил Олегу ворон над насыпью!), повернулась к котлу, мешая в нем. Олег подошел к столу и сел на выдвинутый навстречу табурет – мощное трехногое сооружение из дубового спила.

Бородачи продолжали изучать его. Тот, что сидел в центре, рассматривал Олега внимательней других, а потом, поднявшись, согнулся в поклоне и вышел. За ним последовал другой. Самый младший по виду остался сидеть, лениво зевая во всю волосатую пасть.

Олег, если честно, и сам не знал, почему начал прислушиваться. Может быть, от общей напряженности… Говорили те двое очень тихо, но, как и у всех подростков, слух у Олега был острее, чем у взрослых.

– …Не знаю, – шептал, похоже, старший, – может, он за ней пришел и они из одной бражки.

– Он еще щенок, – возражал младший.

– У него огненный бой. Настоящий.

– Может, еще не заряжен… Давай скрутим его и отдадим Капитану в Трех… в Виард Хоран.

– Ты дурак. Капитан возьмет и его, и наши головы, чтобы мы никому не разболтали о том, что его выжлоки затравили не всех… Нет, если уж не отпускать его, то лучше оставить себе. Он весит больше трех пудов, молодой и нежный…

– Хорошо, давай сделаем так… Будет запас.

Олег ощутил ужас. В висках заколотилась кровь; к счастью, он не успел ничего подумать, потому что иначе додумался бы до неконтролируемых воплей. В голове металась туда-сюда только одна мысль: «Вот так заглянул на огонек…»

Те двое вошли обратно. И не сели, а встали у входа.

– За ночлег и еду надо платить, бойра, – сказал старший. Средний нехорошо скалился.

– Если вы не даете этого бесплатно, я могу уйти, – ответил Олег, стараясь, чтобы голос не дрожал. Неожиданно появилось понимание того, что от его хладнокровия зависит сейчас одна простая вещь – останется ли он жив. От абсолютного, полного хладнокровия… Удивляясь сам себе, Олег, пользуясь тем, что повернулся к двери боком, расстегнул кобуру.

Все трое захохотали, и старуха присоединила свое карканье к их смеху.

– Ты не понял, бойра, – ощерился старший. Это была не улыбка – оскал зверя, почти такой же страшный, как у волка, и такой же мерзкий, как у вампира – Мы тут прячемся уже месяц. Мы истосковались по хорошей еде и женщинам… Правда, вчера нам повезло, но надолго этого не хватит. А ты очень красивый. И молоденький – не надо закрывать глаза, чтобы представить себе, что ты девка. Я даю слово – если ты нас ублажишь как следует, то в ближайшие дни мы обойдемся прошлой добычей.

– Если мы тебе не нравимся – можешь зажмуриться, – сказал сбоку младший.

И Олег мысленно поблагодарил его за то, что он напомнил о себе. Внутри мальчишки все скрутилось в тугой ком ужаса и отвращения. Он понял, что сейчас упадет в обморок… и это будет гибель. Поэтому он запретил себе падать. «Ты знал, что тут не рай, – услышал он в глубине сознания свой собственный голос. – Поэтому давай, дружок. Спасайся. И не веди себя, как девочка… иначе скоро ей и станешь… а потом превратишься в суп и бифштексы».

– Так как, бойра? – спросил старший, доставая нож.

Вместо ответа Олег быстро встал и шагнул к стене так, чтобы видеть сразу всех четверых. Наган оказался в его руке словно бы сам собой – никто больше даже не успел пошевелиться. Глаза мужиков стали расширенными и испуганными.

– К ним. Быстро, – не узнавая своего голоса, приказал Олег, чуть шевельнув стволом в сторону младшего.

– Да, бойра. – Губы у него дрожали, он повиновался мгновенно. – Ради милости богов, не стреляйте, бойра…

– Он у тебя не заряжен, – процедил старший. – Пустая игрушка.

– Брось нож, – приказал Олег…

…Нож с гулом, похожим на гул вентилятора, пролетел по воздуху и со стуком ушел в стену – в стороне от качнувшегося влево мальчишки. Одновременно Олег выстрелил – рефлекторно нажал спуск. Он увидел распластавшееся над столом в прыжке тело и выстрелил в него второй раз, в упор, увидев, как рыжее пламя расплющилось о грязную ткань рубахи, обугливая ее.

Грохот. Треск. Младший бросился к выходу – слепо выставив руки. Олег выстрелил ему в спину, потом – в четвертый раз – в черную тень – и полетел на пол, сбитый тяжелым ударом. Упал по-борцовски – на локти.

Старший полз к нему. Нижняя челюсть отвисла, изо рта лилась кровь – черная, как деготь, голова моталась.

– Ыыыы… ыак, – завывал он, и Олег ощутил, как пальцы сомкнулись на его щиколотке – так, что, казалось, хрустнула кость. Мальчишка дернул ногой – кроссовка слетела, – быстро подогнул под себя ноги, поворачиваясь юлой на мягком месте, приставил ствол ко лбу врага и нажал спуск.

Из затылка старшего ударила тугая струя крови. Опала. Пробитая голова ткнулась в пол, в быстро расползающуюся лужу.

Олег вскочил мгновенно, шарахнулся от этой лужи. Странный терпкий запах – запах крови – наполнял комнату. Застыла у котла старуха. Среди обломков стола лежал, разбросав руки и ноги, средний из троицы, его рубаха на груди дымилась. Младший корчился на полу – подволакивая ноги и правую руку, скреб доски левой. Пуля пробила ему позвоночник у крестца.

Олег задумчиво склонился над полом. Открыл рот. И почти с облегчением начал блевать, думая только об одном – не заблевать себе ноги. Но все равно брызгало – уже желчью из пустого желудка – на джинсы, на кроссовку, оставшуюся на ноге, на носок… Потом, шатаясь, он подошел к углу, где в ведре темнела вода, долго полоскал рот. Им овладело тяжелое равнодушие, он не понимал, почему старуха воет, ползая по полу от тела к телу, обнимает их и целует. Потом она завизжала, потрясая кулаками:

– Ты убил моих детей! Проклят будь! Будь проклят! Чтоб ты не мог умереть – хотел и не мог! Убийца и ублюдок убийц! Горский пес! Выкидыш рыси! Чтоб ты не мог умереть, даже если станешь просить об этом всех богов! Проклят будь! Пусть Морана приготовит тебе ложе, холодное, как труп и вечное, как моя боль! Ты убил моих детей!

– Они хотели меня изнасиловать, а потом зарезать, как свинью, и съесть. – Олег сплюнул. – На что ты жалуешься, идиотка?! Я должен был дать им с собой расправиться?!

– Да! Должен был! Должен! – Старуха била кулаками в пол, головной убор слетел, седые пряди мотались вокруг ее страшного лица. – Они были добрые! Добрые! Добрые – мои дети, мои сыно…

Она внезапно вскинулась, перекосила рот и без единого звука кучей тряпья повалилась на пол. Теперь уже настоящей кучей тряпья – совершенно безжизненной.

– Инфаркт. Вредно волноваться в ее возрасте, – пробормотал Олег и на миг испытал острое отвращение к самому себе – только что убившему трех человек. Но разжевать эту мысль он уже не успел, потому что услышал стук.

Сперва Олегу показалось, что размеренно и целеустремленно барабанят в дверь. Натянутые нервы отозвались, как гитарные струны, – не сводя с нее глаз, парень откинул защелку барабана, выдвинул шомпол, начал поспешно выколачивать гильзы, чтобы перезарядить оружие и встретить ночных гостей огнем, кто бы они ни были. Но не успел он затолкать в освободившееся гнездо первый длинный цилиндр патрона, как понял – стучат не в дверь, а где-то за его спиной.

Олег повернулся, готовый встретить нападение. Удары продолжались – и он наконец понял, что они несутся из-за кровати, а точнее – из-под нее. Впечатление было такое, что кто-то колотит ногами в доски пола, как во входную дверь.

• Предыдущая
• 22/85
• Следующая