Первый дон - Пьюзо Марио - Страница 37

• Предыдущая
• 37/87
• Следующая

Казалось, что христианский мир стоит на пороге новой эры.

Александр все еще оплакивал Хуана, поэтому Дуарте пришел к Чезаре Борджа с предложением после отъезда из Неаполя, где тому предстояло помазывать короля на престол, заглянуть во Флоренцию, в которой во время французского нашествия изменилось слишком многое.

И теперь, чтобы укрепить отношения между законодательным собранием города, Синьорией и Папой, оценить возможность восстановления власти Медичи и опасность, исходящую от пророка Савонаролы, требовался надежный человек, способный отсеять правду от слухов, которые достигали Рима.

– Говорят, – инструктировал Дуарте Чезаре, – что влияние этого доминиканского монаха в последние месяцы значительно усилилось, что он настраивает народ Флоренции против Папы, требует проведения кардинальных реформ, – Папа уже отправил во Флоренцию интердикт [11], в котором указывалось, что монах не должен проповедовать, если он и дальше будет подрывать веру людей в Папу. Савонароле предписывалось прибыть в Рим на встречу с Папой, а флорентийским купцам Папа грозил санкциями, в случае если они и дальше будут слушать проповеди монаха. Однако ничто не могло остановить фанатичного пророка.

Наглость и самодовольство Пьеро Медичи вызвали возмущение как граждан Флоренции, так и придворных.

Пламенные речи Джироламо Савонаролы только усиливали всенародный гнев. Растущее богатство купцов, которые ненавидели Медичи и чувствовали, что их деньги дают им право голоса в делах Флоренции, также представляло угрозу власти Папы.

Чезаре улыбнулся.

– Можете ли вы гарантировать, друг мой, что меня не убьют в этом славном городе? Возможно, они захотят преподать Папе наглядный урок. Мне говорили, что в своих речах, обращенных к гражданам Флоренции, пророк заявлял, что я представляю собой не меньшее зло, чем мой отец.

– У тебя там есть как друзья, так и враги, – заметил Дуарте. – И даже союзники. Хотя бы этот блестящий оратор Макиавелли. Сейчас, когда папство ослабело, как никогда нужен острый глаз, способный отличить истинные опасности, грозящие семье Борджа, от ложных.

– Я понимаю вашу тревогу, Дуарте, – кивнул Чезаре. – И если смогу, посещу Флоренцию после того, как закончу в Неаполе все дела.

– Кардинальская шляпа защитит тебя, – заверил его Дуарте. – Даже от фанатика-пророка. Нам нужно точно знать, в чем он обвиняет в своих речах Папу, чтобы отреагировать должным образом.

Вот так, из опасения, что Медичи могут потерять власть, а вновь избранный состав Синьории может оказаться враждебным Папе, Чезаре согласился побывать во Флоренции, чтобы понять, как переломить ситуацию в пользу Рима.

– Я поеду туда, как только смогу, – пообещал он. – И сделаю все, как вы просите.

Никколо Макиавелли только что вернулся из Рима, где в качестве эмиссара Синьории участвовал в расследовании убийства Хуана Борджа.

И сейчас стоял в огромном зале палаццо делла Синьора, украшенном великолепными гобеленами и бесценными картинами Джотто, Боттичелли и многих других художников, подаренными Синьории Лоренцо Великолепным. Сидя в большом, красного бархата кресле, среди еще восьми членов Синьории, нервно ерзая, стареющий президент внимательно слушал доклад Макиавелли.

Всех членов совета страшили слова, которые им предстояло услышать. Кто знал, какие беды они несли и им, и Флоренции.

Хрупкого телосложения, Макиавелли выглядел моложе своих двадцати пяти лет. Завернувшись в длинный черный плащ, он вышагивал перед ними, ведя свой рассказ.

– В Риме все уверены, что Чезаре убил своего брата.

Я – нет. Папа, возможно, тоже верит, но в этом я не могу с ним согласиться. Разумеется, мотив у Чезаре был, и мы знаем о напряженности отношений между братьями. Говорят, в тот вечер они едва не устроили дуэль. Но я все равно говорю – нет.

Президент нетерпеливо махнул высохшей рукой.

– Мне совершенно без разницы, что думает Рим, молодой человек. Во Флоренции мы все решаем сами, без оглядки на других. Тебя послали, чтобы оценить ситуацию, а не собирать сплетни на римских улицах.

Макиавелли словно и не услышал критики президента.

Продолжил с лукавой улыбкой:

– Я не думаю, что Чезаре убил своего брата, ваше превосходительство. Мотивы были и у других. К примеру, у Орсини, которые все еще помнят о смерти Вирджиньо и нападении на их замки. Или у Джованни Сфорца, которого хотят развести с дочерью Папы, Лукрецией.

– Поторопись, молодой человек, – нетерпеливо бросил президент, – а не то я умру от старости до того, как ты закончишь доклад.

Макиавелли спокойно гнул свое:

– А есть еще герцог Урбино, Гвидо Фелтра, который попал в подземелье Орсини из-за некомпетентности главнокомандующего, а потом просидел там не один месяц, ибо Хуан Борджа из жадности не желал платить выкуп. Не стоит забывать и о капитане де Кордобе, которого лишили лавров победителя сражения при Остии. А главным подозреваемым я бы считал графа Миранделлу. Хуан соблазнил его четырнадцатилетнюю дочь, о чем тут же рассказал всем, кто хотел его слушать. Вы можете представить себе и понять стыд отца. И его дворец находится аккурат напротив того места, где Хуана Борджа бросили в Тибр.

Президент начал дремать, и Макиавелли возвысил голос, чтобы привлечь его внимание:

– Врагов у Хуана хватало… Кардинал Асканьо Сфорца обиделся на него за то, что неделей раньше тот избил его мажордома. Упомянем и… мужчину, чью жену он соблазнил… – Макиавелли выдержал театральную паузу, а затем продолжил едва слышно:

– Его младшего брата, Хофре…

– Достаточно, достаточно, – в голосе президента слышалось раздражение. – Нас заботит только угроза Флоренции со стороны Рима. Хуана Борджа, главнокомандующего папской армией, убили. Вопрос, кто убил, пока остается без ответа. Некоторые считают, что Чезаре.

Разумно предположить, если Чезаре Борджа виновен, Флоренции угрожает опасность. Он – патриот с необузданным честолюбием и, заняв место брата, может попытаться захватить Флоренцию. А посему, молодой человек, мы должны знать ответ на главный для нас вопрос – убил ли Чезаре Борджа своего брата?

Макиавелли покачал головой. Ответил, вложив голос всю искренность:

– Я не верю, что он виновен, ваше превосходительство. И изложу свои доводы. Хуана ударили кинжалом девять раз… в спину. На Чезаре Борджа непохоже. Он – воин, сильный, умелый воин, которому достаточно одного удара, чтобы сразить врага. И Чезаре Борджа из тех, кто предпочитает сойтись с врагом лицом к лицу. Ночные убийства в темных закоулках, бросание тел в Тибр противоречат его натуре. Отсюда и моя уверенность в том, что он невиновен.

В месяцы, последовавшие за гибелью Хуана, Александр частенько впадал в глубокую депрессию. В эти периоды он уходил в свои покои и отказывался с кем-либо видеться, даже по самым важным делам. Потом, вдохновленный, появлялся, переполненный энергией, с твердой решимостью продолжить возложенную на него миссию по реформированию церкви.

Наконец вызвал своего старшего секретаря, Пландини, и продиктовал ему письмо с требованием к комиссии кардиналов принести ему свои соображения.

В разговоре с Дуарте Александр признал, что реформирование не должно ограничиться только церковью. Что он готов реформировать и собственную жизнь, и Рим.

Разумеется, Рим нуждался в реформах. В коммерции процветали обман и воровство. Грабежи, изнасилования, гомосексуализм, педофилия стали обычным делом. Даже кардиналы и епископы ходили по улицам со своими молодыми любимчиками, разодетыми в восточные костюмы.

Шесть тысяч восемьсот проституток обслуживали горожан, представляя угрозу не только морали, но и здоровью римлян. Сифилис стал грозой общества. Из Неаполя, куда его занесли французы, он начал распространяться на север. Богатые римляне, заразившись «французской оспой», платили торговцам оливковым маслом огромные деньги за разрешение часами держать свои половые органы в бочках с маслом, с тем, чтобы облегчить боль, вызываемую язвами. Потом, случалось, это масло продавалось в самых дорогих магазинах, как «особо чистое». Ирония судьбы!

• Предыдущая
• 37/87
• Следующая