Пророки - Брэй Либба - Страница 19

• Предыдущая
• 19/30
• Следующая

– Время пришло, – сказал незнакомец, хотя Мемфис не заметил, чтобы его губы шевелились.

Вдруг картинка изменилась. Мемфис стоял в длинном узком коридоре, оканчивающемся железной дверью, а на двери был нарисован символ: глаз, от которого расходились солнечные лучи, и под ним, как слеза, изогнутая молния. Раздался легкий шелест крыльев, его окружил густой туман, и мама позвала его: «О, мой сын, мой сын…»

Мемфис не знал, что его щеки мокры от слез. Тихо застонав во сне, он заворочался и погрузился в новый сон, где хорошенькие танцовщицы обмахивали его веерами из перьев, посылали воздушные поцелуи и наперебой твердили, что мир будет у его ног.

Все начиналось, как обычно, – сырой лес, туман и снег. Джеймс стоял на краю опушки в форме цвета хаки, угрюмый и очень бледный. Эви открыла рот, чтобы произнести его имя, но во сне она была немой, безголосой. Джеймс молча поманил ее за собой.

Лес постепенно редел, и они вышли к небольшому лагерю. Молодой парень с погонами сержанта начал выкрикивать какие-то приказы, и лес ожил – все потушили сигареты, побросали алюминиевые кружки с кофе, надели противогазы, заняли позиции и замерли в ожидании.

У них над головами клубились тяжелые, темные облака. И вдруг вспышки молний одна за другой пронзили сумрак – первая, вторая, третья! Кто-то оттащил ее в глубокую траншею, и, поскальзываясь на гладкой, утоптанной земле, среди ходов, похожих на гигантскую разросшуюся могилу, Эви спряталась от врага, которого не могла увидеть. Молчание было просто уничтожающим, будто вселенная перестала дышать, и Эви с каким-то странным, отстраненным восторгом наблюдала, как небо разорвала очередная вспышка ослепительного света. Ударная волна с небывалой силой впечатала ее в землю, как рука злобного великана.

В воздухе клубился дым, смешанный с хлопьями пепла. Спотыкаясь и падая, Эви на четвереньках выбралась из траншеи и рухнула на солдата, кости которого были размолоты, словно кто-то покрошил его, как печенье. Глаз не было, а рот раскрылся в дикой улыбке. Кровавые потеки покрывали его вмиг иссохшие, ввалившиеся щеки. Завопив, Эви бросилась вперед, на поляну, где бездыханные тела солдат были разбросаны, как сорванные и забытые полевые цветы. Деревья обуглились и почернели, превратившись в мертвые остовы. То тут, то там Эви видела тени солдат, сливавшиеся с густым туманом, но стоило только повернуть голову в их сторону, как все исчезало. Эви отчаянно звала Джеймса. И наконец на тропинке она увидела его, живого и невредимого! Она бросилась к брату, хотя он махал руками, пытаясь предупредить о чем-то. Джеймс повторял какие-то слова, но Эви не могла их услышать. Его глаза. Что-то начало происходить с его глазами. И вдруг его руки свело судорогой, а голова запрокинулась назад. Последовала еще одна яркая вспышка.

Эви проснулась вовремя и успела уткнуться в подушку, чтобы не разбудить весь дом воплями. Вентилятор у кровати работал на полную катушку, но она вся была в ледяном поту. Дрожащими руками нащупав выключатель ночника, Эви некоторое время моргала от света. Обнаружив, что находится в непривычном месте, она еще больше растерялась. Стало не хватать воздуха. Тогда она открыла окно и по ветхой пожарной лестнице выбралась на крышу, на прохладу и простор. Джерихо оказался прав: отсюда открывался великолепный вид. Манхэттен развернулся перед ней, как бархатная мантия чародея, усыпанная бриллиантовыми звездами. Даже в этот час по городу разносился шум поездов. Нью-Йорк оказался таким же неуемным и беспокойным, как она сама. На карнизе сидел голубь и, воркуя, клевал какие-то крошки.

– Детка, мы с тобой возьмем этот город штурмом, – сказала Эви себе и вытерла слезы, из-за которых огни города сливались в одну размытую яркую кляксу. – Не раскисай, старушка.

Эви запрокинула голову, позволила ветру поцеловать себя в щеки и раскинула руки, будто собираясь обнять весь Манхэттен. Она пообещала себе, что, начиная с завтрашнего дня, жизнь пойдет по-другому. Они с Мэйбел будут ходить по магазинам, в кино. По субботам станут ездить на Кони-Айленд, мочить ножки в Атлантическом океане, а потом кататься на американских горках «Молния». Вечерами она будет блистать на вечеринках так, будто в жизни нет никаких мертвых братьев и страшных снов. Все будет замечательно.

Эви обхватила себя руками, словно боясь, что вот-вот рассыплется на куски. Потеревшись носом о рукав ночнушки, она замурлыкала любимую мелодию.

– И городской суете не разрушить парней и девчонок мечты, остров Манхэттен они превратят в землю счастья, любви, красоты.

Поезд с грохотом пронесся мимо, спугнув с карниза зазевавшегося голубя.

Город жил своей жизнью – в каньонах из стекла, бетона и кирпича, залитых неоновым светом. Люди встречались, люди расставались, спешили по делам и бездельничали. Под землей грохотало метро. Надрывались автомобильные гудки. Светофоры меняли зеленый на желтый, красный и все по-новой.

В Гарлеме слепой Билл Джонсон лежал на койке в приюте христианской миссии и ждал, когда к нему придет сон. В комнате было так жарко, будто он снова стоял на хлопковом поле в Миссисипи и чувствовал затылком неумолимый раскаленный взгляд солнца. И сейчас он мог видеть этот плотный, как масло, свет в своей памяти, остававшийся таким, даже если он пробивался сквозь тучи или отражался в полированных боках дорогих авто, на которых ездили люди, больше похожие на тени.

Мэйбел Роуз читала при свете ночника, стараясь не обращать внимания на крики спорящих в соседней комнате родителей. В конце концов она отложила книгу, перевернулась на спину и принялась смотреть в потолок, представляя себе, как несколькими этажами выше Джерихо так же лежит в постели и мечтает только о ней.

На африканском кладбище ветер играл листьями между старых могил, сдувал их к холму с одиноким домом. Рядом со сломанной статуей ангела мелькнула длинная тень. Слепые глаза ангела не видели, как незнакомец вытер окровавленные руки, а глухие уши не слышали жуткую мелодию, которая много лет назад вызывала холодок в сердцах. Она долго висела в воздухе, пока не растворилась в городском гаме и бешеных джазовых ритмах.

Мисс Адди стояла у большого окна, глядя на Центральный парк и замок Бельведер, залитые лунным светом. Слегка покачиваясь на каблуках, она принялась напевать песню, знакомую с детства.

– Чай почти заварился, – к ней подошла мисс Лилиан и тоже стала смотреть в окно. – Посмотри, как луна освещает Бельведер. Красота.

– Согласна. – Мисс Адди прижала ладонь к стеклу, будто собираясь сжать Бельведер в кулаке. – Сестрица, ты чувствуешь, что-то изменилось?

Мисс Лилиан кивнула с торжественным видом:

– Да, сестра.

– Они идут. – Мисс Адди снова стала смотреть в парк и не покинула своего поста до тех пор, пока свет луны не поблек, небо не загорелось рассветом и нетронутый чай, забытый на столе, не остыл.

Первая неделя в Нью-Йорке оказалась именно такой, как Эви рассчитывала. Днем они с Мэйбел ездили в кинотеатр смотреть на Дугласа Фэрбэнкса, Бастера Китона и Чарли Чаплина. Когда выдался особенно теплый денек, они поехали по Кульвер-авеню на Кони-Айленд. Там, окунув ножки в холодные воды Атлантического океана, они прогулялись по аллеям с игральными автоматами и аттракционами, не обращая внимания на зазывавших их «пляжных Ромео». После того как Мэйбел разбиралась со школьным заданием, а Эви – со своим рекомендованным дядюшкой чтением, они ходили глазеть в Гимбелз, примеряли дорогие пальто, меховые шубы и шикарные шляпки-клош, в которых выглядели как звезды киноэкрана. Потом шли в кондитерскую «Чок-фул о’натс», где брали обжаренный арахис или останавливались у «Хорн и Хардарт», где Эви каждый раз дивилась на автомат для сандвичей и по-детски радовалась, получая свою порцию из-за стеклянной дверки, нажав на кнопку и опустив монету в прорезь.

• Предыдущая
• 19/30
• Следующая