Звезда (сборник) - Казакевич Эммануил Генрихович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/56
• Следующая

Она сняла с себя шинель и накрыла Митяя.

— Нет, я не хочу так. Ты простудишься, — сказал Митяй.

Наташа натянула на себя край полы. Они лежали под одной шинелью, касаясь друг друга локтями.

— Наташа, я давно люблю тебя, — прошептал Митяй, — очень давно. Помнишь, когда я первый раз увидел тебя? Я не хотел говорить…

Жаль Наташе Митяя. Провела рукой по его плечу:

— Митяйка ты мой хороший! Чего бы я сейчас для тебя не сделала! Только считай, что рядом с тобой родная сестра.

— Нет, не сестра ты мне, Наташа, — ответил Митяй.

— Митяй, славный, хороший! Скоро кончим войну, поедем домой. Девушку найдешь, женишься, меня на свадьбу пригласишь.

— А если не вернусь?.. Может, мне и не вернуться с войны, Наташа… Никогда не жениться. Ты говоришь — найдешь, а зачем мне искать? Я нашел…

В сарае стало совсем тихо. Только изредка поскрипывала ветхая крыша.

И вдруг что-то оглушительно грохнуло.

Когда Наташа пришла в себя, рядом с ней лежала круглая балка. В крыше сарая зиял пролом.

Она стала шарить руками вокруг себя и под балкой натолкнулась на тело. Снова полоснул свет, и она увидела проломленный лоб. Она наклонилась и поцеловала Митяя.

Это было прощание с мертвым. Как ему хотелось счастья! Так жаль Митяя, что плакать уже нельзя.

Она вынула из кармана его разорванной гимнастерки комсомольский билет, заявление о приеме в партию, фотографию матери, вылезла из сарая и под огнем поползла к переднему краю.

Вот уже вторые сутки лежали стрелки цепью в открытом поле перед деревней Грачи.

Трижды они поднимались в атаку, и трижды жестокий огонь прибивал их к грязному талому снегу.

Усталость серой тенью легла на губы и щеки и сделала всех пехотинцев будто бы на одно лицо.

Капитан Никитин сидел в своей ячейке на корточках, прислонясь спиной к мокрой стенке окопа, и тщетно пытался зажечь папиросу отсыревшими спичками.

Настроение у капитана было скверное. Неожиданная безотчетная тоска по дому, ненастный холодный вечер, бесконечное топтание перед Грачами…

Бывают ведь такие вот вечера, когда вдруг все навалится сразу!.. Хоть бы эти Грачи найти! И какого чорта они топчутся?.. Если бы поручили сейчас ему с одними разведчиками… Никитин с досадой бросил спички на бруствер и стал ходить по окопу. Может, просить у хозяина разрешение испытать свои силы? Подумаешь, Грачи, не видали птицы страшнее! Как же, разрешит он… А пожалуй, и разрешит. Видно, там артиллерии натолкано на каждом вершке. Только нужно с батальоном связаться. И действительно, почему он не взялся за это раньше?

Никитин протянул связисту папиросы, попросил огоньку, выпрыгнул из окопа и зашагал на КП. Через час он был у разведчиков пятой батареи.

Капитан был оживлен, взволнован. Его живые карие глаза возбужденно блестели. Говорил он резко, уверенно:

— Сам с вами пойду. Грачи нужно сегодня взять непременно. Так и сказал хозяин: «Только пушкарям Грачи доверяю».

— Товарищ капитан! — обратилась Наташа к Никитину. — Разрешите и мне итти вместе с вами.

— Собирайтесь.

Разведчики миновали пехоту и пошли через поле прямо по направлению к деревне.

Артиллерия Грачей отстреливалась непрерывно. Небо смешалось с землею в ту ночь. Ветер взметнул к небу топь смоленских болот, и звезды увязли в иле. Во тьме тонула линия горизонта. Итти — значило выволакивать себя из массива мокрого снега, воды и глины. Капитан Никитин шел в вязкую тьму, плотно набитую визжащим железом, просто, будто к себе домой. Провалился по пояс в яму. Вместо проклятий — взрыв смеха. Никитин шел так, словно не было ни мин, ни слякоти, ни холода, ни мокрых портянок, ни стертых ног. И для разведчиков во всем мире не было сейчас ничего важнее проклятых Грачей.

На пути еще одна лужа, в которую провалился Никитин. Наташа широко шагнула в воду прямо за капитаном.

На ней был короткий белый тулупчик. И тулупчик и сапоги промокли насквозь. В сапогах хлюпало. Подошвы скользили. Она не ощущала тяжести набухшей водою одежды.

Шли так, словно в первый день. А за плечами уже две бессонные недели.

Шли так, словно впереди праздник, ждут за накрытым столом. А впереди ощетинились вытянутыми стволами тяжелые немецкие пушки.

Никитин поднял разведчиков, целые сутки пролежавших на мокром снегу, рывком лихой, почти беззаботной дерзости.

«Возьмем деревню — и всё!»

На самом деле в этот вечер в Никитине не было беззаботности Он отдавал себе полный отчет в огневой мощи Грачей. Острей, чем кто-либо, ощущал он холод, пронизываюший тело под каждой шинелью, саднящую боль стертых подошв в каждой насквозь промокшей паре сапог.

Вот и крайние хаты.

Наташа думала, что они сейчас же вбегут в деревню. Но Никитин приказал всем спрятаться под мостом. В шель между бревнами радист просунул антенну.

«Так, так, так», заработал ключ.

Никитин определил координаты и дал команду орудиям.

Грачи притихли и притаились.

— Передавайте ключом, — сказал Никитин радисту: — «Приказываю немедленно атаковать Грачи первой роте второго батальона справа, второй — слева, третьей и четвертой — в лоб. Нахожусь впереди».

И только когда роты поровнялись с мостом, разведчики во главе с Никитиным выскочили из своего укрытия и впереди рот бросились в деревню. Казалось, хлесткий попутный ветер несет разведчиков за капитаном. Наташа тоже бежала следом за Никитиным. Первая траншея оказалась пустой. Бойцы, увлеченные быстрым успехом, кинулись по узким ходам сообщения во вторую траншею и попали под перекрестный огонь фланговых пулеметов. Рядом с Наташей остановился на миг, пошатнулся и повалился на спину незнакомый боец. Она потащила его к балке, что проходила позади нейтрального поля. Когда Наташа вернулась назад, рота снова отступила к первой траншее.

— Дать огонь по второй траншее! — приказал Никитин.

— Товарищ капитан, расстояние между траншеями незначительно. Мы вызываем огонь на себя, — сказал новый командир батареи, заменявший теперь Ванева и Митяя.

— Знаю. Другого выхода нет. Мы в руках ваших наводчиков.

— Я снимаю с себя ответственность за батальон.

— Я беру ответственность на себя.

Прямо перед батальоном на вторую траншею обрушилась огненная стена. В первой траншее лежали не шелохнувшись.

Наташа переползала от раненого к раненому, накладывая повязки.

Никитин тревожно следил за огнем. Осколки свистели над головами.

— Достаточно. Прекратить огонь! — приказал Никитин. — Вот это наводчики! Точность какая! — добавил он с восхищением.

Батальон снова устремился ко второй траншее. Немцы бежали в глубь деревни и прятались за хаты.

Пулеметный огонь рвался из окон, дверей, чердаков и поворачивал бойцов назад. Никитин выбежал вперед, взмахнул рукой и тут же упал- Наташа наклонилась над ним и увидела залитый кровью сапог. Сразу вслед за Никитиным вперед вырвался худощавый офицер. В сумерках Наташа не разглядела его лица, но заметила, что через его плечо на ремешке перекинута «лейка».

— За Родину! — крикнул офицер и, кинув из-за плеча гранату, первым бросился по широкой деревенской улице.

Наташа бинтовала Никитину ногу и торопливо прилаживала фанерную шину.

Справа и слева в деревню входили роты, направленные Никитиным в обход. Командир батареи вел огонь по дороге немецкого отступления.

Никитин уже сидел на крыльце избы, куда подтащили его санитары, и через связных передавал приказания о преследовании противника.

Наташа, не глядя, перевязывала локоть подбежавшему к ней офицеру. Случайно она увидела «лейку», перекинутую через плечо, и подняла глаза. Перед ней блеснули знакомые роговые очки корреспондента Гольдина.

Оказалось, что перед боем Гольдин находился на командном пункте батальона в ожидании операции, разбор которой нужен был для завтрашнего номера газеты. Стремясь получить самый свежий материал, он пошел вместе с ротами и принял участие в траншейном бою.

• Предыдущая
• 33/56
• Следующая