Бывший Булка и его дочь - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/46
• Следующая

– Он… – Лида кивнула на кухонную дверь. – Он сидит!

Марина Сергеевна пожала плечами. Однако Лидкина сумбурная тревога тронула холодной лапой и её. Как была, в шапке, в сапогах, с соленым московским снегом на подошвах, она пошла на кухню. Лишь на ходу расстегнула две верхние пуговицы.

Увидев её, муж встал. Глаза их встретились.

– Что случилось, Николай? – спросила она довольно строго.

– А Лидушка где? (Лида вошла на кухню почти сейчас же вслед за матерью.) Выйди отсюда пока, Лид. (Лида, поддаваясь настроению мамы, пожала плечами: "Чудит батянька!") Нет, погоди, Лид…

– Ну что ты волынишь! – Мама присела к столу. – Я устала безмерно. И рукописи, и вёрстки – всё как снег на голову. (Он кивнул.) Ну так что ты молчишь!

– В общем, Маринчик… в общем, у меня, наверно, рак.

– Господи, Коля! Что ты несёшь? Ты был у врача? Они же никогда не говорят!

– Мне сказал.

– Ну что это такое! – Она заплакала; Бывший Булка растерянно смотрел на неё. – Дайте мне что-нибудь… Лида! Ну дай же мне стакан воды!.. Коля! Это неточно ведь! Какие-то террористы, а не врачи! – Она достала платок, начала вытирать чёрные от туши слёзы. – Ой, подожди, Николай, ужасно щиплет… – Она встала, такая милая, неуклюжая в пальто, пошла в ванную, прикрывая левый глаз платком. Крикнула уже оттуда: – Возьмите кто-нибудь мою шубу!

Лида отступила на шаг, и отец легко побежал в ванную. Потом она услышала его голос:

– Ну, Маринчик, кончено. Ладно?

И звук поцелуя. Он, наверно, её в щёку поцеловал.

– Подожди, Николай… – И потом: – Ну вот, хоть могу поплакать спокойно. Тушь проклятая! Такую дрянь выпускают… Ох, Колька ты, Колька! Ну что мне с тобой делать!..

Лида села на то место, где только что сидел отец. Она ещё ничего не поняла. Медленно, но с каждым ударом всё быстрее и громче в сердце её рождался страх. Сердце будто ковало его: бум-бух, бум-бух…

Лида сидела на стуле, словно жук из коллекции, пришпиленная своим отчаянием и незнанием. Делать-то чего?.. Куда-нибудь бежать… В аптеку…

– Ну садись, Маринчик. Давай сапожки снимем.

– О-хо-хо-хо-хо! – И снова послышались её рыдания.

Лида что есть силы нахмурила брови. Глаза её были сухи. Кому-нибудь позвонить? У одного мальчишки из их класса, Антоняна, мать доктор. Бред собачий. При чём тут доктор?

Мама и батянька ушли в свою комнату. Лида продолжала сидеть на кухне. В оцепенении. Или в чём-то таком – потому что раньше у неё никогда никакого оцепенения не бывало. Батянька, батянька, батянька… Чего же у него рак-то? Даже не узнали по-человечески!

Это последнее она подумала сердито.

Озабоченно вошёл отец. Подмигнул Лиде невесёлым глазом, вытащил из-под мойки тазик.

– Маму чего-то тошнит.

И неожиданно Лида поняла, на кого она сердится: на маму… Хотела даже вместо "мамы" подумать: "мать", да получалось как-то глупо. Фальшиво.

У них так всегда в семье – было и есть: мама редактор, мама книжки выпускает. "Мамы всякие нужны, мамы всякие важны, а такая, как наша, – особенно!" Кто эту придумал поговорочку? Теперь уж неизвестно!

А батянька – он на заводе. Работай да работай. Ну устал – отдохнёт. По крайней мере голова не болит, как после редакции. Так считается у них в семье. А кем считается? Да всеми. А кто первый так придумал считать? Опять неизвестно.

Или вдруг вечером телефон. Батянька берёт трубку: "Алло… Сию минуту". И к маме таким особым серьёзным шагом: "Марин, тебя этот твой доцент Назаров". Мама: "Здравствуйте-здравствуйте, Владилен Семёнович! А я вас сегодня ждала… Нет, простите. Теперь только на будущей неделе… Да, всё по минутам!" Но помучает, помучает его и согласится.

Что уж тут спрашивать, кто в семье главней. Доценты и профессора звонят. А она им: "Зайдите на той неделе…"

Для полноты картины надо ещё сказать, что Лида считается "ребёнок". И её работа по дому имеет название "помогать". Хотя она работает вполне самостоятельно. Посуда – стопроцентно на ней. И с конца пятого класса всё своё она стирает сама. И в магазин сходит, когда батянька в замоте. Купит что нетяжёлое. А то и картошки пакет!

Мама же в основном обеспечивает "вкусненьким": торт, конфеты, ну и так далее. Она в центре работает, и тащить оттуда продукты вроде хлеба или песка просто глупо. Так у них считалось в семье. А кто это придумал так считать? Опять неизвестно!

И тут Лида остановила себя: ну и что она, собственно, хотела сказать? Начала счёты сводить – всё мерить на килограммы картошки. "Не дело делаешь!" – сказала она себе тем самым голосом и теми самыми словами, с какими обращался к ней нахмуренный и недовольный батянька.

А что же будет дело?

"Когда, Лидка, не знаешь, куда податься и чем помочь, делай так, чтоб у тебя самой всё было на мази". – "А при чём здесь у меня у самой?" – "А понимаешь, чтоб хотя бы с тобой не хороводиться. Чтоб ты лично могла прямо с места в бой… Как бы солдат резерва".

Сколько месяцев назад состоялся у них этот разговор и по какому поводу?.. Помнится, сидели над оконченной партией домино. Лида запомнила: значит, хорошее настроение было, значит, выиграла. А по телевизору – то ли про Ольстер, то ли ещё про что-то такое же. И сказали: убито уже более двух тысяч человек. Лида возмутилась: "Видал, батянь! А мы здесь сидим, и хоть сто раз злись, а сделать ничего нельзя".

Батянька тогда ей и рассказал про боевую готовность каждого человека. "А какая у меня боевая готовность?" Он улыбнулся: "Да хотя бы учиться". Она подумала, что это просто "воспитание ребёнка". И говорит: "При чём здесь учиться-то? Ерунда! Я хоть с золотой медалью кончу, всё равно от этого ни одного человека не спасётся!"

Он думал-думал: "Конечно, Лид, не спасётся. А лучше всё-таки будет". – "Ну чем лучше-то? Сам не знаешь!" – "А потому что если у нас будет полный порядок, даже пусть и в таких мелочах, как с отметками, как всё постирано и убрано, то от этого всем нам лучше, согласна? А значит, тем – хуже!" – - "Ну ты уж, батянечка, того…" Лида недоверчиво покачала головой. "А ты подумай… Нет, сейчас ничего не отвечай, ты потом, сама. И увидишь!"

Вряд ли она потом думала. Просто удивилась и запомнила. И теперь вот всплыло.

Но болезнь-то уж вообще чихала на твои отметки и выстиранные чулки.

Чихала?.. Лида покачала головой. А вот и не чихала! Батяньке же приятно будет, хорошо ты учишься или нет, в чистеньком свитерке ходишь или в так себе… Как раз против его болезни отметками можно бороться очень не слабо!

* * *

Решив так, она отправилась в свою комнату. Один раз, как известно (и многим даже слишком хорошо известно), уроки можно и не сделать.

Но такие рассуждения ей теперь не годились. Вытащила валявшийся в безделье портфель. Какой длинный день сегодня! Утро, Севка, а после чум.

Она смотрела в окно на ярко блестящую, обрезанную с одного края луну. Вспомнила о бабах Лиде и Севе… Темнота. Лунный соус разлился по их ледяным головам.

Она нехотя, медленно пролистала дневник. Мелькали отметки. В общем, неплохие, в основном четвёрочно-троечная компания. Наконец она открыла нужную страницу. Так, завтра четверг: физика, литература, алгебра, биология, история, физкультура. Слава богу, хоть физкультура!

Не признаваясь себе в том, Лида опытным глазом разделила уроки на опасные и не очень. Скажем, историю и биологию можно на переменке подчитать. По литературе спрашивали. Остаётся физика и алгебра.

Лида открыла физику – зазвонил телефон.

По нетерпеливым громким звонкам она догадалась: Севка. Это, конечно, всё ерунда. Но вот хоть на сто рублей можно спорить – он! Сердце же чует.

• Предыдущая
• 22/46
• Следующая