Бывший Булка и его дочь - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/46
- Следующая
Так, продолжая плакать, она решила пойти в ванную -посмотреть на себя в зеркало. Это был хороший, испытанный способ: посмотришься в зеркало, поглядишь, какую свёклу наревела… да и улыбнёшься.
Но в коридорчике, на полпути, её поймал телефон: тррыынь!
Лида наскоро вытерла глаза, словно кто-то мог её увидеть.
– Але…
Трубка молчала. Однако Лида чувствовала, что она живая, что на том конце провода кто-то есть. И тут она решилась на очень важный и рискованный шаг. Она сказала:
– Але! Сева, это ты?
Если звонил не Сева, а кто-то другой, что было вполне возможно, она сразу раскрывала свои карты: и что ей звонит некий Сева, и что она ждёт не дождётся его звонка…
Но если это звонил всё-таки Сева, то теперь он мог не бояться, раз она сама его называет по имени.
Так рассудила Лида. Вернее, не рассудила даже, а почувствовала мгновенным женским чутьём.
Трубка молчала.
– Але! Сева!
– Лид, это я…
Сразу сердце подпрыгнуло, упало и снова подпрыгнуло.
– У тебя… у тебя нога болит?
– Нормально. Сам виноват.
Он всё-таки никак не мог забыть, какой он на редкость мужественный человек. И в то же время голос у него был очень приятный – хрипловатый и виноватый.
– Слушай, я просто ошалел, как ты меня уронила.
– Если хочешь, могу научить. – Она улыбнулась, вытерла заблудившуюся где-то возле губ, щекотно сохнущую слезинку.
– А у тебя чего такой голос?
– Простой голос…
– Басом… Ты простудилась? – И тут он, как видно, сообразил, что видел её всего полчаса назад. – Ты плакала?!
От волнения Лида ничего не могла ответить. Только, по обыкновению своему не замечая этого, громко сопела в трубку. Между прочим, потом, когда она вспоминала какое-то происшествие, она вспоминала и эти свои сопения. И переживала ужасно. Но что ты поделаешь! Как новый разговор с волнением, так она опять сопела!
– Лид, я тебя очень прошу понять. Я себя вёл как последний шизофреник.
Тут и понимать было нечего. И всё-таки Лида сказала, впрочем довольно неуверенно:
– Почему?.. Нормально вёл… .
– Подожди! – и так крикнул жёстко…
Вот мальчишки, всегда они слышат только своё. Но тут же он опять сменил тон на человеческий и даже больше:
– Я, Лид, отношусь к тебе очень хорошо. Понимаешь? Хотя я знаком с тобой всего несколько часов… А ты ко мне, Лид?
– И я! – ответила Лида.
Она бы в глаза ни за что в жизни ему не призналась. А по телефону – это другое дело. Страшно, но всё же не так…
Ну, а зачем это ломание? Как будто оно очень украшает! Ромео и Джульетте тоже было четырнадцать и тринадцать. И они совсем не ломались друг перед другом.
– Лида!
– Что, Се-ва?
– Лида… Я совершенно, Лида, не знаю, что ещё говорить. Лида!
Вот глупый. Нужно свидание назначать.
– Лида! Я, знаешь, совсем… отсохли оба полушария… Пойдём с тобой завтра куда-нибудь?.. В Зоопарк!
– В Зоопарк?!
– Ну а куда?
А правда – куда?.. Тем более, она не была в Зоопарке уже лет сто. Туда, считается, должны дети ходить. Ну и приезжие, конечно. Московский зоопарк якобы чуть не лучший в мире. Но сами москвичи туда редко забредают. Всё думаем: вот он, под боком. Когда захочу, тогда и схожу. Да так, глядишь, за всю жизнь и не соберёшься. Что-то такое пронеслось у неё в голове, когда-то от кого-то слышанное.
– Пойдём. Я согласна.
– Ты согласна, Лида?
Ну согласна же! – она засмеялась.
Сева молчал. Может, уже всё? Нет, оказывается, было ещё не всё.
– Лида!
– Ну что, Сева?
– Лида! Только ты не обижайся. Ты когда-нибудь ещё мне скажешь то… что сказала?
– Да, – ответила она медленно.
– Лида! – Она услышала в трубке его дыхание. Очень тебя прошу… Только ты не обращай внимания, что я дурак… Я исправимый… – Здесь бы надо засмеяться над его шуткой. Но она не засмеялась – ждала, что будет дальше. – Лида! Скажи это сейчас.
Она вздохнула глубоко:
– Я же говорю: да…
***
Потом она вела себя хорошо-хорошо: приняла душ, почистила зубы, сто раз провела по волосам щёткой, чтоб они лучше отдыхали и лучше росли. Потом в тепле, в ванной, надела ночную рубашку и, чувствуя всю свою необыкновенную вымытость и свежесть, отправилась спать.
Да не удержалась!
Пошла в родительскую комнату. Там в переднюю дверцу шкафа было вправлено большое старинное зеркало. Лида, как в далёком детстве когда-то, скинула тапочки, надела мамины летние босоножки из коробки, которые были теперь почти ей как раз. Но не стала, по давней детской своей манере, вертеться и кружиться. Она остановилась перед зеркалом и долго, будто с удивлением, рассматривала себя… Месяца два назад произошёл такой случай. Девочка из их класса, Наташа Перова, получила по истории двойку. А потом на следующем уроке – на геометрии, кажется, – ещё двойку. И расстроилась ужасно. В шестом классе уже не принято плакать из-за отметок. А Наташа даже не просто разревелась, а разрыдалась.
И Лида, которая в тот день дежурила, к ней подсела. Шла большая перемена, и в классе было пусто. Они даже не очень и дружат, но в таких случаях это ведь неважно. Лида её уговаривала, вернее, отвлекала всякими разговорами. Например, сказала к чему-то, что, мол, у тебя, Наташ, хорошая фигура (она гимнастка, и в классе её фигура – общепризнанный факт). А Наталья вдруг и говорит:
"Не-а, Лид. Спортом себе любая фигуру сделает. Это теперь не ценится! Теперь ценится всё старинное и естественное…"
"Я знаю, – сказала Лида. – А фигура здесь при чём?"
"Потому что нужно, чтоб ты родилась, а у тебя уже ноги стройные, лицо красивое, без всякой подделки, поняла? – И неожиданно добавила: – Вот как у тебя, например…"
Сейчас Лида смотрела на себя, всю с головы до ног уместившуюся в не очень уж большом мамином зеркале, и думала: чего во мне такого старинного?
Лида… Говорить, что она красавица, глупо. По-моему, лицо у неё довольно обычное. И я не понимаю, как у девочки в неполных тринадцать лет может быть какая-то особая стройность. Девочка и девочка. Хотя многие мальчишки, её сверстники, придерживаются на этот счёт иного мнения. Но у меня, видно, с ними "разные глаза". Жаль, конечно, что эту повесть пишет не тринадцатилетний мальчишка!
Да ведь тринадцатилетние повестей писать не умеют. А я не умею увидеть Лидину особую красоту. И никак нам не найти здесь золотую середину!
Всё же я, пожалуй, могу кое-что сказать о её внешности. Только без эпитетов. Я вам, говоря математически, экстраполирую (то есть дам несколько точек, а вы по ним сами стройте график (представляйте Лидину внешность).
Итак, у неё были светло-коричневые, так называемые ореховые глаза; не сказать, чтобы очень большие. Брови обычные, довольно густые, но не сросшиеся у переносицы, что, считалось бы, как известно, большим достоинством. Лоб из тех, про которые говорят "чистый". Уши маленькие. Этим, между нами, Лида гордилась и потому всегда старалась делать гладкие причёски.
Губы – довольно полные, щёки – скорее впалые, чем надутые. И скорее бледные, чем румяные.
Нос?.. Небольшой такой и с тою самой вздёрнутостью, которая якобы говорит о задорном характере.
Долгим взглядом Лида посмотрела в глаза себе. Сейчас при электрическом свете они были вовсе не ореховые, а значительно темнее.
"Здравствуй, Сева! – пошевелила она губами. Севу позовите, пожалуйста".
Это было так всё странно, настолько всё вверх ногами. И между прочим, перепутано – не дай бог! Кое о чём Лида пока могла только догадываться. Она звонит, а трубку поднимает… Надя. Да, представьте себе, Надя! Вот горе-то какое!
- Предыдущая
- 11/46
- Следующая
