Улица без рассвета - Усыченко Юрий - Страница 9

• Предыдущая
• 9/41
• Следующая

- Ничего, ничего, - снова заговорил Торкун. - Со мной гость.

Дверь открылась совсем. Как было темно на площадке лестницы, в прихожей казалось еще темнее. Сначала Павлюк ничего не видел. Когда глаза немного привыкли, начал разглядывать.

Казалось, в маленькую прихожую принесли из всех комнат мебель и свалили как попало. Вдоль стен, оставляя узкий проход, через который едва могла протиснуться человек, стояли три шкафа. На одной из них лежал кверху ножками ломберный стол с Изогнувшийся от влаги лакировка. На второй было несколько чемоданов. Две тьмянозолоти рамы без картин криво висели по бокам дверей. Все пыльное, ветхое, заброшенное.

Осмотрев прихожая, Павлюк перевел взгляд на хозяйку. Это была высокая, худая женщина лет сорока пяти. Она держалась ровно и гордо. Острые черты лица, мелкие зубы, длинный хрящеватый нос делали ее похожей на хищную птицу.

- Познакомься, Анелю, - сказал Торкун. - Это господин Павлюк. Приехал из Волыни и поживет немного у нас.

Анеля бросила на Павлюка неприветливый взгляд и, небрежно кивнув головой, ушла в кухню.

- Бывшая госпожа Свидзинский не из любезных, - сказал Павлюк, пожав плечами.

Торкун успел заметить, что это его привычный жест.

- Время сейчас, знаете, какой, - прощающим тоном сказал Торкун. - Каждый приходится бояться. К тому же, она не знает, кто вы.

- Кстати, как вас сообщили, что я приеду?

- Еще в день эвакуации города ко мне пришел человек и наказал каждый пятнадцатого течение четырех лет быть в двадцать минут пятого на улице Льва, под фонарем. Он мне и пароль дал.

- В течение четырех лет? Как видите, я не заставил вас ждать так долго…

- Пойдем в столовую, - пригласил Торкун.

Столовая была довольно светлая и просторная, но казалась такой же тесной, как и прихожая, за обилия мебели. В центре стоял накрытый кружевной скатертью овальный обеденный стол с раковиной-пепельницей и полинявшим бархатным альбомом для фотографий. Почти половину комнаты занимал кожаный диван. Обивка на нем порвалась, с спинки торчал волос и пакли.

Справа от двери, у покрытой ковром кушетки с множеством вышитых гарусом подушечек, стоял круглый столик, обставлен креслами.

Гость устало опустился на диван.

Торкун сел в кресло и застыл, вытащив длинную спину и положив худые руки на колени.

Павлюк достал сигарету, закурил. Синие кольца дыма потянулись к потолку, цепляясь за погремушки большой неуклюжей, как и все в комнате, люстры.

- Прежде давайте поговорим, где вы меня устроите, - сказал Павлюк. - Я люблю комфорт.

- Мы отведем вам смежную с этой комнату.

- Там один выход или два?

- Два, два! Прямо из гостиной можно попасть в кухню, а оттуда парадным ходом на улицу или черным - во двор. Рядом с нашим двором лежат руины дома, разбитого во время бомбежки. Там легко спрятаться.

- Это хорошо.

- Наша квартира была ранее частью ресторана. Сюда поднимались мои ближайшие клиенты с девочками.

- Среди ваших постоянных клиентов был ротенфюрер Вайц?

Имя Вайца невольно вызывало в памяти Торкуна воспоминания о фашистской оккупации - счастливую пору для трехсотлетнего ветчину и его хозяина. Ссылаясь на своего предка Фридриха, выходца из Пруссии, Торкун добился, что его арийское происхождение было наконец установлено и, главное, официально засвидетельствован. Но больше подняла репутацию, Торкуна среди фашистских властей его деятельное участие в разгроме синагоги, которая находилась недалеко от его дома. Трехсотлетний кабак часто посещали гестаповские офицеры, бандиты из отрядов украинских националистов, сотрудничавших с гитлеровцами, различные дельцы из "рейха", что, как саранча, хлынули на богатую украинскую землю. В старинном доме до рассвета невгавалы песни, слышались пьяные крики, нередко стрельба - пьяные эсэсовцы часто решали спор с компаньонами по рюмке наиболее привычным для себя способом.

Когда советские войска подошли к городу, Торкун решил бежать с оккупантами. Но обер-лейтенанты и майоры, которые за бутылкой вермута благосклонно выслушивали рассказы о предке Фридриха, теперь не обращали никакого внимания на Торкуна, что ползал у их ног, умоляя дать место в эшелоне. А ротенфюрер Вайц даже пообещал повесить неудачника трактирщика, когда тот еще хоть раз осмелится побеспокоить офицера СС своими назойливыми просьбами. И Торкун отцепился от него, очень хорошо зная, что такие обещания герр ротенфюрер выполняет тщательно… Но сейчас, в тумане лирических воспоминаний о прошлом, ротенфюрер казался Торкунови совсем другим, чем был в действительности, и на вопрос Павлюка о гестаповца, трактирщик ответил:

- Да, конечно, герр ротенфюрер не раз удостаивал меня своим посещением. Между прочим, - сказал Торкун после короткой паузы, - мне кажется, я тогда и вас видел у себя.

Павлюк пожал плечом, хвастливо ответил:

- Таких людей, как я, не видит никто… Зато они видят всех.

- Возможно, возможно, - быстро проговорил Торкун, смущенный тоном собеседника. - Наверное, я ошибся… Простите, я должен вас оставить на несколько минут - пойду на кухню, узнаю, что там с обедом.

Павлюк кивнул, поудобнее уселся на диване, старался ни о чем не думать - отдыхал. Взял со стола альбом в плюшевый оправе, лениво начал листать его. За минуту пожал плечом, тихо выругался.

- Послушайте-ка, - сердито сказал Павлюк хозяину, что именно вошел. - Зачем вы держите, да еще и на виду, карточки, где вы сфотографированы вместе с шпиком? Зачем хранить такие памятники?

- А разве это шпики? Я и не знал, - наивно спросил Торкун и тревожно добавил: - А вы думаете, что сюда могут прийти с обыском?

"Э, да он не из храбрых", подумал Павлюк, а вслух сказал:

- Я ничего не думаю, но надо быть готовым ко всему.

- Да, конечно, карточки я уничтожу, все это были мои хорошие знакомые, я даже и не подозревал, что они шпики.

Из кухни пришла Анеля. С плохо скрываемым раздражением ставила на стол приборы, хлеб.

- А где ваши сыновья? - Спросил Павлюк.

- Отправил в деревню к родственникам, - коротко ответил Торкун.

Ели молча, изредка перебрасываясь незначительными фразами. Торкун косился на жену - она сидела мрачная, не поднимая головы от тарелки. Павлюк понимал: его присутствие не радует хозяев, но не придавал этому значения. Хотят они или не хотят, терпеть гостя придется.

Уже стемнело, когда закончили обедать. Торкун провел Павлюка в его комнату, предусмотрительно опустив плотные шторы на окнах.

- Никто из соседей не заметит вас вечером в окно, - пояснил он свою осторожность.

Эта комната своим видом не отличалась от других - та же теснота, накопления разностильных, угловатой мебели. Только диван был шире и новее, чем в столовой.

Прежде Павлюк осмотрел узкие, давно не крашенные двери. В замках торчали ключи - комнату можно было запереть как снаружи, так и изнутри. Павлюк проверил запоры. Они казались надежными. Потом погасил свет и, осторожно подняв край шторы, выглянул в окно.

Двор - маленький, заросший бурьяном. Одинокое дерево раскинула над бурьяном свои ветви.

По ту сторону двора виднелись развалины - часть срезанной, как ножом, стены, куча битого кирпича, покарлючени пожаром письма кровельного железа. В случае опасности достаточно перебежать двор, чтобы исчезнуть в хаосе развалин.

Павлюк пожал плечом, на этот раз жест выражал удовольствие. Опустил штору и снова зажег свет.

- Квартирой я доволен, - сказал он Торкуну, который молча стоял, за его спиной. - Теперь поговорим о делах. Они несложные. Ваша обязанность - давать мне приют, пищу и не болтать, что у вас есть жилец. Вот и все. Когда еще в чем возникнет необходимость, я скажу. Поняли? - Он строго посмотрел на трактирщика.

Из узких щелей под нависшим лбом на Торкуна смотрела воплощена неумолимая жестокость, не знает ни жалости, ни колебаний. Торкун невольно вздрогнул и поспешно ответил:

- Да, да! Конечно.

Павлюк видел, какой эффект произвели его слова, и улыбнулся, когда Торкун еще раз заверил: "Понял, конечно, понял!

• Предыдущая
• 9/41
• Следующая