История маленького лорда - Бернетт Фрэнсис Ходгсон - Страница 8

• Предыдущая
• 8/26
• Следующая

— Да, — отвечал его светлость, — он мой очень близкий родственник, и, разумеется, каждый должен любить своих родных. Если бы кто другой так много для меня сделал, как граф, и доставил бы мне столько удовольствия, то я и его бы любил, а уж о близком родственнике и говорить нечего.

— А как вы полагаете, полюбит ли вас дедушка?

— Думаю, что да. Ведь и я ему родственник, я сын его сына, да наконец, если бы он меня не любил, зачем бы он за мной прислал?

— Ого! — воскликнул поверенный. — Вы так думаете?

— Конечно, — отвечал Седрик. — Разве вы не такого же мнения? Как не любить внука!

Все пассажиры на пароходе уже знали историю маленького лорда и интересовались мальчуганом, который бегал по палубе, беседовал с матросами или расхаживал с матерью или старым поверенным. Все его полюбили, он со всеми подружился. Когда мужчины, гуляя по палубе, шутили с ним, он весело отвечал на их шутки; когда он разговаривал с дамами, то в группе, центром которой был маленький лорд, всегда раздавался смех; когда он играл с детьми, он придумывал самые затейливые игры. Но лучшими его друзьями стали матросы: они рассказывали ему чудесные истории о пиратах, о кораблекрушениях и о необитаемых островах. Матросы выучили его вязать морские узлы и делать игрушечные корабли.

На одиннадцатый день Седрик прибыл в Ливерпуль, а вечером он сел с матерью и поверенным в карету, которая привезла их прямо к воротам Корт-Лоджа. Было уже темно, Седрик видел только, что они проехали под высокими деревьями и вскоре остановились у ярко освещенного подъезда. Мэри, которая ехала с ними на пароходе, прибыла раньше их и ждала уже у входа. Седрик выпрыгнул из кареты и увидел, что кроме Мэри у дверей стояли еще двое слуг.

Маленький лорд бросился к своей няне с громким восклицанием:

— Как вы сюда попали раньше нас,

Мэри? Дорогая, Мэри уже здесь! — и он крепко поцеловал красные шершавые щеки служанки.

— Как я рада, Мэри, что вы здесь, — шепнула миссис Эррол. — Это большое утешение для меня, мне так было бы тоскливо без вас.

Она подала руку служанке, и та сочувственно ее сжала.

Английские слуги с любопытством смотрели на мальчика и его мать. До них доходило множество слухов о миссис Эррол и ее сыне. Они знали, как граф был взбешен женитьбой капитана Седрика и почему миссис Эррол будет жить в маленьком доме в Корт-Лодже, а ее мальчик, в замке; они знали, что он наследует громадное состояние деда, знали также, как суров и сердит старый граф.

— Бедняжка! — перешептывались они. — Как тяжело ему будет!

Но они не знали характера будущего графа Доринкорта.

Мальчик ловко сбросил с себя пальто; видно было, что он не привык к посторонней помощи. Он внимательно осмотрел просторную переднюю, увешанную картинами и оленьими рогами. Ничего подобного он не видывал до сих пор ни в одном доме.

— Дорогая, — сказал он, — это хороший дом, и какой большой! Я рад, что вы будете здесь жить.

Это был, конечно, очень красивый и даже большой дом по сравнению с их скромным домиком в Нью-Йорке.

Мэри повела их наверх в великолепную спальню с мягкой мебелью и занавесками из дорогого ситца; в камине ярко горел огонь, и белая персидская кошка спала на белом меховом ковре перед огнем.

— Экономка принесла сюда эту кошку, — сказала Мэри, — чтобы в комнате стало уютнее. Она очень добрая женщина и все заранее приготовила для вас. Она так любила покойного капитана и до сих пор все плачет о нем. Она его знала еще мальчиком; говорит, что он прелесть как был хорош собой и добр, как ангел. А я ей сказала, что капитан оставил после себя сына, такого же игривого и доброго, как он сам был.

Переодевшись, они сошли вниз, в другую большую, светлую комнату, с тяжелой резной мебелью, стульями с высокими спинками и этажерками с разными украшениями. Перед камином лежала тигровая шкура, а с обеих сторон стояло по креслу. Белая кошка пришла вниз за маленьким лордом, и, когда он бросился на тигровую шкуру, она свернулась рядышком, как будто собиралась подружиться с ним. Седрик был так доволен, что положил голову возле кошки и гладил ее, не обращая внимания на разговор матери с мистером Хэвишемом. Они, правда, говорили вполголоса. Миссис Эррол была бледна и взволнованна.

— Надеюсь, что Седди не сейчас уедет? — спрашивала она. — Можно ему еще одну ночь провести со мной?

— Конечно, — тихо отвечал мистер Хэвишем. — Ему не нужно сейчас уезжать. Я отправлюсь в замок тотчас после обеда и объявлю графу о вашем приезде.

Миссис Эррол посмотрела на Седрика. Тот беспечно лежал на тигровой шкуре, огонь освещал его русые кудри и раскрасневшееся личико; мальчик гладил кошку, которая довольно мурлыкала.

Миссис Эррол печально улыбнулась.

— Граф не знает, — грустно сказала она, — что он у меня отнимает. Скажите ему, — прибавила она, глядя на поверенного, — что я не хотела бы брать от него денег.

— Денег? — воскликнул мистер Хэвишем. — Вы отказываетесь от назначенного вам ежегодного содержания?

— Да, — отвечала она просто. — Я бы не хотела получать его. Я вынуждена, согласитесь, жить в этом доме, потому что иначе не видала бы сына; но у меня есть немного собственных сбережений, мне их достаточно, чтобы жить скромно. Ничего другого мне не надо… Граф меня ненавидит; если я приму его деньги, мне будет казаться, что я продала сына… А я отдаю его только потому, что забываю себя ради его блага и что покойный отец его одобрил бы мое решение.

Мистер Хэвишем потер подбородок.

— Это очень странно! Граф рассердится. Он не поймет.

— Поймет, если вдумается хорошенько. Мне, право, денег не нужно, — продолжала она. — Рассудите сами, могу ли я быть обязана человеку, который меня ненавидит и отнимает у меня моего мальчика, ребенка своего сына?

Мистер Хэвишем задумался.

— Я передам графу ваши слова, — сказал он.

Подали обед; они сели за стол втроем; белая кошка уселась около Седрика, мурлыкая все время.

Когда поздно вечером мистер Хэвишем явился в замок, его сейчас же позвали к графу, который сидел в мягком кресле перед огнем. Больная нога его покоилась на стуле. Граф строго взглянул на поверенного. Видно было, что, несмотря на усилие сохранить спокойствие, он был очень взволнован.

— Приехали? Ну что, Хэвишем, какие известия?

— Лорд Фаунтлерой и его мать в Корт-Лодже, они благополучно перенесли плавание и здоровы.

Граф что-то нетерпеливо промычал, руки его нервно задвигались.

— Рад это слышать, — сказал он отрывисто. — Пока все хорошо. Садитесь. Хотите стакан вина? Ну, что еще?

— Его светлость остался у матери. Завтра я привезу его в замок.

Граф прикрыл глаза рукой.

— Так… Продолжайте. Я вам запретил писать мне, и я ничего не знаю. Что это за мальчик? Про мать мне не нужно знать, а он какой?

Мистер Хэвишем выпил рюмку вина.

— Трудно судить о характере семилетнего ребенка, — осторожно сказал он.

Граф был сильно предубежден. Он быстро взглянул на поверенного:

— Дурак он, что ли, или грубиян? Сказывается американская кровь?

— Нет, сэр, мне кажется, она ему не повредила, — сухо ответил поверенный. — Я не судья, но, по-видимому, он славный мальчик.

Мистер Хэвишем всегда говорил обдуманно, не увлекаясь, а сейчас нарочно себя сдерживал еще больше, чтобы граф при свидании с внуком не разочаровался.

— Здоров? Высок ростом?

— Кажется, здоров и довольно высок для своих лет.

— Хорошо сложен и недурен?

Мистер Хэвишем слегка улыбнулся: он вспомнил прелестного мальчика на тигровой шкуре.

— Кажется, красив, — отвечал он, — я мало толку знаю в детях, но он не такой, как английские мальчики.

— Не сомневаюсь, — промычал граф, чувствуя приступ подагры. — Американские дети все бесстыжие нищие, знаю!

— Это не совсем так, — возразил Хэвишем. — Лорд жил со взрослыми людьми, и разница, кажется, заключается в том, что в нем какая-то смесь детской беспечности с серьезностью взрослого.

• Предыдущая
• 8/26
• Следующая