Дарвинизм в XX веке - Медников Борис Михайлович - Страница 58

В результате сложилась довольно стройная концепция, которую назвали стадиальной теорией. Согласно ей, предшественников человека разделяют на три стадии: австралопитеков (или похожих на них существ), архантропов и палеоантропов. На протяжении более чем 500 тысяч лет одна стадия переходила в другую, причем темпы развития все более ускорялись.

Процесс становления человека в популярных статьях и книгах порой рисуют вроде парада, в котором затылок в затылок шагают: впереди человек разумный, а сзади — дриопитек (ископаемая обезьяна, вероятный общий предок шимпанзе и человека).

В целом это не очень похоже на дарвиновскую эволюцию; скорее напоминает ортогенез — целенаправленное стремление к созданию венца творения — человека разумного, гомо сапиенса. Недаром крупнейший антрополог Ф. Вайденрайх был убежденным ортогенетиком, а его коллега по работе над останками синантропа Тейяр де Шарден — финалистом, сторонником телеологического истолкования эволюции.

Впечатляющие находки питекантропа и синантропа в Азии вызвали у большинства антропологов сомнение в справедливости тезиса Дарвина об Африке — родине человечества. Возникли хорошо разработанные теории о центральноазиатском происхождении человека — у нас эту теорию отстаивал П. П. Сушкин, а за рубежом — весьма известный американский палеонтолог Г. Осборн (впрочем, сходные идеи развивал еще в 1889 году французский ученый А. Катрфаж). Хотя обезьянолюди — архантропы — были распространены достаточно широко (телантроп — в южной Африке, гейдельбергский человек или мауэрантроп — в Европе), Азия казалась более вероятным претендентом на родину человечества. Усомнились и в лесном образе жизни наших предполагаемых предков: сухие холодные плоскогорья Центральной Азии казались более подходящими для развития прямохождения, чем тропические леса, откуда выводил человека Дарвин. Правда, австралопитеки жили в Африке также в сухих степях и саваннах, но ведь их считали не прямыми предками человека, а отклонившейся, боковой ветвью.

Весьма смущала многих беспрецедентная скорость эволюции человеческого мозга и высокий уровень развития его у самых отсталых человеческих племен. В этом пункте Уоллес не соглашался с Дарвином: по Уоллесу, душа человека должна иметь божественное происхождение. Ход рассуждений Уоллеса был таков: туземные охотники, с которыми он имел дело на островах Индо-малайского архипелага, не уступали по развитию самым цивилизованным европейцам (как он писал — членам научных обществ), а зачем «дикарю» такой совершенный инструмент? Отбор не создает ненужных вещей, значит, не отбор создал человеческий мозг, а иная, высшая сила. Сохранился экземпляр статьи Уоллеса, читанный Дарвином, с пометками Дарвина на полях. Против душеспасительных доводов Уоллеса творец теории естественного отбора написал звучащее и теперь как крик «Нет!» со множеством восклицательных знаков. Согласно Дарвину, человеческий разум — такое же орудие в борьбе за жизнь, как и острые клыки и быстрые ноги, такое же приспособление к условиям существования, и возникает оно в процессе эволюции тем же путем — выживанием наиболее приспособленного.

И логику и этику Уоллеса нельзя признать безукоризненными. С одной стороны — явная симпатия к «туземцам», редкая в викторианской Британии, с другой — высокомерное похлопывание по плечу, презрительное отношение к примитивной деятельности «дикарей». Зачем дикарю такой же мозг, как и члену научного общества?

В самом деле — зачем? А затем, что каменный топор придумать не легче, чем лазер. Средняя продолжительность жизни белых охотников на слонов оценивалась не больше чем в два года — а ведь они были вооружены крупнокалиберными ружьями. Первобытный же человек, вооруженный лишь копьем, убивал мамонтов тысячами, строил из их черепов с клыками настоящие дома, а некоторые из его секретов мы до сих пор не можем разгадать. Вот один из них: в погребениях человека древнекаменного века (палеолита) под Сунгирем (окрестности г. Владимира) найдены длинные, абсолютно прямые копья из мамонтовой кости. Но бивни мамонта изогнуты. Значит, человек палеолита мог размягчать на время слоновую кость, изгибать ее, а потом возвращать в прежнее состояние! Мы этого уже не умеем делать. Так что Уоллес ошибался: в наши дни человеку, скажем мягко, ограниченных умственных способностей несравненно легче попасть в члены научного общества, чем выжить в эпоху палеолита. Как выразился известный биохимик А. Сент-Дьерди, «мозг — не орган мышления, а орган выживания». Убить саблезубого тигра тобой же изготовленным копьем, пожалуй, труднее, чем решить дифференциальное уравнение.

Однако признать ошибку Уоллеса еще мало. Чем же все-таки была вызвана столь быстрая эволюция человека? Как возникли расы современного человека в наше время, и будем ли мы эволюционировать в будущем? Если будем — то в какую сторону? Кто был прав в определении родины человека, предполагаемого образа жизни его предков и, наконец, возраста человечества, — Дарвин, выводивший человека разумного из третичных обезьян африканского тропического леса, или же его последователи?..

Об этих вопросах и пойдет речь в следующих разделах.

Каково положение человека в зоологической системе? Решая этот вопрос, мы можем ошибиться двояко: в выборе соседей и в присвоении ранга. Выделяя группу — а человек разумный, населяющий Землю в настоящее время, наряду с вымершим неандертальцем, несомненно, хорошо обособленная группа, — нужно определить ее место в системе (иными словами, указать ближайших родственников), а кроме того, найти ее ранг (то есть решить, как ее называть — видом или родом, семейством или отрядом). Так, например, оригинальное африканское животное трубкозуб представлено в настоящее время одним видом, но сблизить этот вид ни с одним из отрядов ныне живущих млекопитающих не удается и приходится выделять самостоятельный отряд — трубкозубых. Не заслуживает ли и человек такой же степени обособленности?

Человека соратник Дарвина Гексли предлагал выделить в самостоятельное царство Психозоа — наряду с царствами животных и растений. Хотя это огромный скачок по сравнению со взглядами тех, кто считал человека падшим ангелом, с мнением Гексли мало кто сейчас согласится.

По широко распространенному мнению, человек разумный — единственный ныне живущий вид семейства людей — гоминид. Это семейство, наряду с семействами человекообразных обезьян (шимпанзе, горилла, орангутан и гиббон) входит в подотряд человекоподобных отряда приматов. Возникает вопрос: имеем ли мы право выделять самих себя в отдельное семейство и кто из ныне живущих человекообразных нам ближе всего? Гексли ближайшим родственником человека считал гориллу. Дарвин, однако, не соглашался с ним и полагал, что из современных приматов к нам ближе всего шимпанзе. Блестящий немецкий естествоиспытатель и довольно путаный философ Эрнст Геккель (о нем Энгельс писал: «Где он выкопал свой материализм?») сближал человека с орангутаном. Авторитет Геккеля был огромен — именно по его соображениям Дюбуа стал искать в Азии питекантропа и нечаянно нашел его. Однако сейчас орангутана считают наиболее удаленным от человека представителем человекообразных.

Известный английский антрополог А. Кизс (его фамилию у нас иногда пишут Кейт) подсчитал, что у человека и гориллы 385 общих морфологических признаков, у человека и шимпанзе 369, у человека и орангутана — 359. Гиббоны имеют 113–117 общих с человеком признаков и 312 присущи только человеку.

К таким подсчетам следует относиться осторожно, ибо они лишь создают видимость количественного анализа. Напомним, что большинство морфологических признаков полигенно, и обычно мы не знаем, каким количеством генов тот или иной признак определяется. Незнание генетического веса признака может исказить картину родства. Представьте себе банк, который производит операции обмена валют не по курсу, а по количеству знаков — меняет 1 рубль на 1 иену, 1 доллар на 1 фунт стерлингов. Крах такого банка, несомненно, лишь вопрос недалекого будущего. Так и мы в данном случае не знаем генетического курса своих валют (то бишь признаков).