Лига правосудия - Макеев Алексей Викторович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/49
- Следующая
– Сигарету дай и помолчи немного, а то я сейчас с ума сойду! – попросил Гуров.
Слушать он был больше не в силах, это было настолько ужасно, что казалось, мозги закипят, сердце билось где-то в горле и в висках, словно два кузнечных молота стучали. Он сидел, курил в долгий затяг, изо всех сил стараясь успокоиться, а потом спросил:
– Как я понимаю, до этого не дошло? Вас же в эту ночь освободили?
– Да просто дверь открылась, когда мы все, кроме Лома, уже спали – он так с малышкой на руках и сидел. Но это был не Мишка и не баба, а какой-то совершенно посторонний мужик, и на голове у него был обыкновенный черный чулок. Мы перепугались, а он сказал: «Вставайте и выходите во двор, вы свободны». Это было так неожиданно, что мы в первую минуту не поверили. А он добавил: «Время не тяните, нам же вас еще по домам развозить». Тут Лом первым к нему бросился и стал умолять: «Ее в больницу надо! Может быть, еще удастся спасти!» Мужик, как на малышку ту посмотрел, выматерился – ей-богу, я таких слов никогда в жизни не слышал, и кому-то там рядом сказал: «Бери «Газель» и дуй в Петушки – это ближайшая больница. Только номера на подъезде сними. Машину там бросишь, и обратно своим ходом. – И еще спросил: – Может, кому-то еще в больницу надо?» Какая нам была в тот момент, на хрен, больница? До дома бы добраться! Малышку у Лома забрали, ну, тут уж мы все к выходу рванули. А как Мишкин труп увидели, так никто не сдержался и хоть раз его, да пнул.
– Это были военные? Или просто в камуфляжке? В форме какой-нибудь? В спецовках?
– Нет, обычные мужики, кто в чем, только у всех чулки на головах были. Вышли мы все во двор, а мужик, что всеми командовал, спросил: «Кто сам до дома добраться сможет? Деньги я дам». Ну, почти все сказали, что смогут, только там два пацаненка были, такие запуганные, они к мужику этому прижались и начали просить, чтобы их отвезли. Они были… Черт! Забыл! Да неважно, откуда они были! А еще мужик этот нам сказал: «Ребята, хорошенько запомните! Вы нас никогда не видели! О том, где вы были и что с вами делали, вы должны рассказать только своим родителям, и никому больше! Это ваша тайна, и только ваша, вот и храните ее. Сегодняшний друг может завтра оказаться вашим врагом и разболтает ее, чтобы вам досадить, потому что для вас это позор на всю жизнь. А кто-то другой просто проболтается по глупости! Так что врите что хотите, но правду никому, кроме родителей, не говорите!» И так он это сказал, что проняло нас. В общем, деньги нам раздали, сели мы в машину…
– Какая машина была?
– Да обычная, бортовая. До станции нас довезли, мы вылезли и разъехались потом кто куда. Пацанят тех, наверное, на машине отвезли. А с малышкой я не знаю, что потом было.
– Ее отвезли в больницу, и врачи сумели ее спасти. И родители ее нашлись.
– Ну, и слава богу, хотя… После всего, что произошло, как-то плохо мне в него верится.
– А мужики по большей части там остались?
– Когда мы отъезжали, да, а потом, наверное, тоже уехали – там же еще две машины стояли. Вернулся я тогда домой, а соседка на меня с кулаками набросилась за то, что я бабулю до больницы довел своими выходками. Она, оказывается, когда я пропал, заявление в милицию подала, а потом по нескольку раз в день туда ходила узнавать, не нашелся ли я. Бросился я в больничку нашу, она, увидев меня, как начала рыдать! А сама все приговаривает: «Слава богу, нашелся! Слава богу, живой!» И почувствовал я себя тогда самой распоследней сволочью! Она же единственный в мире человек, у которого обо мне сердце болит, а я ее матом! Это я ее сейчас бабуля называю, а тогда «бабка» или «карга старая». В общем, взялся я за ум, и зажили мы с ней душа в душу! Потом у матери рак нашли – догулялась! Бабуля дом свой продала, и приехали мы сюда мамашу мою спасать. Я-то после всего этого никакой особой любви к ней не чувствовал, а для бабули она же дочка родная. Ну а как похоронили ее, мы так в Шатуре и остались. Вот и все.
– Ты номера машин не запомнил?
Парень всем телом повернулся к Гурову, напрягся, и глаза его очень нехорошо заблестели.
– Значит, вот для чего вы меня расспрашивали! Вы этих людей хотите найти! Вы меня за кого держите? За суку, которая сдаст тех, кто ей жизнь спас?
– Не то! Не то ты подумал! – поморщился Лев. – Я этим людям дурного слова не скажу, не говоря уж о большем! Но они были в доме – это же они залили его бензином так, что он, как факел, горел. Они могли увидеть там что-то, что выведет меня на организатора.
– Так ноябрь же, машины были заляпаны грязью так, что даже в кузове была, какие тут номера? – немного успокоившись, ответил парень, а потом добавил: – Значит, мужики эти не только Мишку убили, но суку с врачом порешили. Эх, знать бы, кто это, я бы им в ноги поклонился!
– Ну, спасибо тебе, Геннадий! До сих пор я мог только представлять себе, что там творилось, но после твоего рассказа… Счастье твое великое, что ты провел там только несколько дней, а вот остальные нахлебались там лиха, кто до смерти, а кто так, что по гроб жизни этот ад не забудет.
– Думаете, я забуду? – криво усмехнулся парень. – Да мне этот подвал до сих пор иногда снится, а поначалу я чуть ли не каждую ночь с криком просыпался!
Гуров сел в машину и поехал обратно в Фомичевск. Рассказ Геннадия произвел на него такое жуткое впечатление, что казалось, он сам побывал в этом вонючем подвале и пропитался запахами пота, испражнений, а также ужаса, горьких слез, пережитых детьми нечеловеческих страданий и их страшной смерти. Льву хотелось сначала отдраить себя самой жесткой мочалкой, только чтобы избавиться от этого запаха, а потом напиться так, чтобы наутро ничего начисто не помнить. Но если первое желание еще было осуществимо, то второе – никак, ему предстояло возвращаться в Москву, а завтра с ясной головой приступить к работе.
В том, что он найдет организатора, Гуров не сомневался, он всю свою агентуру на уши поставит, всех должников напряжет, пойдет на любые переговоры с уголовниками, как бывшими, которые теперь превратились в бизнесменов, так и настоящими, он с самим дьяволом договор подпишет, но найдет того, кто все это придумал, сколько бы времени это ни потребовало! Душившая его ненависть к этому подонку была тем более мучительна, что пока не находила выхода, и Лев изо всех сил старался успокоиться, чтобы перевести это состояние в холодную, рассудочную ярость. С огромным трудом ему это удалось, и в результате в Фомичевск он приехал в состоянии более-менее адекватном.
– Какие новости? – спросил он, зайдя к Косареву.
– В Сабуровке охранника опознали – Тихонов это, в Москву по этому поводу я уже Стасу позвонил, протокол опознания привезли, – сказал Андрей Федорович. – В сгоревшем доме все еще работают, только не пойму, что они там ищут.
– Да нечего там искать, – отмахнулся Лев и тут же позвонил Орлову, мысленно ругнувшись про себя на себя же, что не сделал это раньше, еще из машины. – Петр Николаевич, отзывайте людей из Сабуровки – не проводили там операций.
– Все равно пусть покопаются – вдруг чего-нибудь полезное найдут? – ответил тот. – Ну ты там все дела закончил?
– Да, сейчас соберусь и в Москву! – Лев отключил телефон и спросил у Косарева: – Вы слух пустили?
– А как же? – удивился тот. – Как ты велел, так и сделали, только результатов пока никаких. Но как только что-то появится, мы тебе тут же сообщим. А ты, значит, уезжаешь. Так, может, посидим на дорожку?
– Спасибо, Андрей Федорович, только до Москвы путь неблизкий, – отказался Гуров. – Ну, счастливо оставаться! И всем остальным от меня привет передай и благодарность за помощь.
Из управления Лев отправился к матери Фомина, где плотно пообедал, собрал свои вещи и, несмотря на ее бурные протесты, оставил ей деньги за проживание и питание – он не привык быть кому-то чем-то обязанным. Бросив сумку в машину, он поехал не сразу в Москву, а в другое место, потому что было у него одно дело, которое он обязан был сделать, чтобы сохранить уважение к самому себе и по-прежнему считать себя не святым, конечно, но хотя бы среднепорядочным человеком. И он его сделал!
- Предыдущая
- 38/49
- Следующая
