Туз в трудном положении - Мартин Джордж Р.Р. - Страница 25

• Предыдущая
• 25/100
• Следующая

Он поднес проездные документы к лицу, открыл и начал листать. Ему едва удавалось разобрать красный шрифт, и не только из-за того, что буквы смазались. Полученное им в Германии образование никак нельзя было назвать хорошим. Он так толком и не научился читать, хоть и выучился говорить по-английски. От матери. От этой шлюхи.

Билет ждал его на стойке «Истерн»: ему выдали его, как только он туда обратился. Служащая за стойкой его боялась. Он это чувствовал. Толстая черная сука. Она решила, что он джокер.

Это было видно по ее тупому телячьему взгляду. Его все принимали за джокера. Особенно женщины.

Наверное, именно из-за этого Человек говорил так странно. Его преследует та тетка. Бабы – они такие. Бабы – это дерьмо. Он вспомнил мать. Жирная шлюха, лакавшая коньяк. Горлышко бутылки у нее во рту в его воображении превратилось в толстый ниггерский член. Он посмотрел, как член ездит туда-сюда, облизнул губы.

Его мать трахала ниггеров. Она трахала любого, у кого были наличные – в Гамбургском районе Санкт-Паули. Рипербанштрассе. Там, где он вырос. Кто-то из них ее обрюхатил. Когда она напивалась и колотила Маки, то говорила, что его отец – дезертир, солдат, ехавший в Стокгольм из Вьетнама. А на самом деле его отец был генералом. Он это точно знал.

Страшнее Маки Мессера никого нет. Его отец не мог быть ничтожеством, так ведь?

Мать его бросила. Натюрлих. Бабы всегда так делают. Заставляют себя полюбить, чтобы сделать вам больно. Хотят, чтобы ты сунул в них свою штуку, чтобы забрать ее у тебя. Откусить. Он попытался представить себе, как мать откусывает огромный черный хер, но эта картина растворилась в слезах, которые потекли у него по лицу и закапали с подбородка на ворот футболки с «Токинг Хедз».

Его мать умерла. Он снова ее оплакивает.

«Начинается посадка на рейс 377 «Истерн эрлайнз» на Роли-Дарем и Атланту для пассажиров рядов с первого по пятнадцатый», – сообщил ему потолок. Он вытер слезы, высморкался в пальцы и влился в поток пассажиров. Он летит туда, где он нужен, – и доволен.

Спектор выпрямился в тесном туалете самолета и сполоснул лицо водой. Его подташнивало, кожа была холодной. Он пошел в туалет в надежде проблеваться, но ничего не получилось. Он так разнервничался, что даже помочиться не смог.

В дверь нетерпеливо постучали.

– Сейчас выйду, – сказал Спектор, вытирая мокрое лицо рукавом.

Новый стук. На этот раз более громкий. Спектор со вздохом открыл дверь.

За ней оказался горбатый джокер в футболке с «Токинг Хедз». Он протолкался мимо Спектора и закрыл дверь. Глаза у уродца были мертвячьи – даже похуже, чем у Спектора.

– И тебя туда же, козявка.

Хватаясь за спинки сидений, Спектор вернулся на свое место, не дожидаясь ответа.

Он летел впервые. Самолет оказался неожиданно маленьким и трясся из-за того, что первый пилот назвал «небольшой турбулентностью». Спектор уже прикончил две бутылочки виски и попросил стюардессу принести еще пару. Вот только она так к нему и не подошла. Он сидел между парнем, который пилотировал вертолет во Вьетнаме, и каким-то репортером. Репортер возился со своим ноутбуком, а вот бывший пилот с момента посадки болтал не замолкая.

– Видишь ту рыжую бабу? – Спектор проследил взглядом за указующим пальцем до женщины, сидевшей через несколько рядов от них и смотревшей на них. Ее помада и обтягивающее трикотажное платье были ярко-малиновыми. Глаза у нее были зеленые и густо накрашенные. Она демонстративно облизывала губы. – Она меня хочет. Я знаю. Сильно хочет. Никогда не трахал бабу в самолете?

– Нет.

Спектор стучал пустыми бутылочками, зажатыми в потной ладони.

Бывший пилот откинулся на сиденье, стряхнул с лацкана нитку и втянул живот.

– Но суетиться не надо. – Он посмотрел в иллюминатор и толкнул Спектора локтем. – Видишь на крыле черные точки? Там клепки расшатываются. Господи, ненавижу летать в этих гробах. Как-то видел, как вот такой промахнулся мимо полосы в Вашингтоне. Живых не осталось. Если не погибнешь при падении, то сгоришь или задохнешься. Во Вьетнаме и то было безопаснее.

Спектор сунул бутылочки в карман пиджака и повернулся, ища взглядом стюардессу. Ее нигде не было видно. Небось в бизнес-классе ублажает какого-нибудь богатого идиота. Глупо было лететь эконом-классом – но он вырос в небогатой семье и остался пленником полученного воспитания.

– Пора действовать, – объявил бывший пилот.

Он встретился взглядом с рыжей девицей и медленно направился в заднюю часть самолета. Она ответила ему улыбкой, кивнула – и начала хихикать, когда он исчез в туалете.

– Не ведитесь на его разговоры, – проговорил репортер, не поднимая взгляда. Он был чуть старше тридцати, примерно одного со Спектором сложения и уже начал лысеть. – Эти малышки абсолютно надежны.

– Вот как, – откликнулся Спектор, стараясь, чтобы его слова звучали совершенно равнодушно.

– Ага. Он понял, что вы боитесь летать. Наверное, просто решил позабавиться за ваш счет.

Репортер закрыл компьютер и посмотрел на рыженькую.

– Надеюсь, он поанонирует всласть.

Стюардесса, коротко стриженная блондинка в слишком тесной для нее униформе, вручила Спектору пластиковый стаканчик со льдом и еще две мини-бутылочки виски.

– Спасибо, – сказал он, вытаскивая из бумажника некрупную купюру.

Он открыл одну из бутылочек и налил виски быстрее, чем она успела дать сдачу.

– Едете в Атланту на съезд? – спросил репортер.

– Э… нет. – Спектор сделал глоток прохладного виски. – Не особо интересуюсь политикой. У меня другие дела.

– Не интересуетесь политикой? – Репортер покачал головой. – Да ведь этот съезд – самый интересный после нью-йоркского в семьдесят шестом. Будет настоящая свалка. Лично я ставлю на Хартманна.

Он говорил так, словно ему назвали фаворита на скачках.

– Странные вещи случаются. Особенно в политике. – Спектор допил виски и открыл вторую бутылочку. Ощущение теплой пустоты стало приятно распространяться по его животу. – На вашем месте я бы все деньги на него ставить не стал.

Бывший пилот медленно прошагал по проходу, засунув руки глубоко в карманы. Он бросил на рыжую девицу возмущенный взгляд. Самолет тряхнуло – и его бросило на горбуна. На секунду рука джокера словно размазалась – и Спектору показалось, будто из подлокотника брызнули мелкие пылинки. Надо было надеяться, что это начало действовать виски.

– Верняка на свете не бывает, – добавил Спектор.

11.00

Пять телевизоров орали в гостиной многокомнатного номера, в котором команда Хартманна устроила свою штаб-квартиру, и каждый был включен на свой канал. На экране того, который был к Грегу ближе всего, Дэн Разер разглагольствовал с ветераном Уолтером Кронкайтом в специальном выпуске, посвященном съезду. Кронкайт как всегда говорил так, как должен вещать Вседержитель.

– …впечатление, что, несмотря на рекомендацию большинства, Хартманн просто недостаточно силен, чтобы гарантировать принятие пункта о правах джокеров. Говорит ли это о том, что у Хартманна не окажется сил, чтобы победить после того, как делегаты освободятся от своих первоначальных обязательств по голосованию? Не может ли кандидатом от партии стать Барнет, Дукакис, Джексон или такая темная лошадка, как Куомо?

– Уолтер, на съезде абсолютного большинства нет ни у кого. Это было видно по результатам первичных выборов. В Хартманне видят либерала-северянина, которому не победить на Юге, – и, откровенно говоря, его интерес к проблемам джокеров за пределами прибрежных и столичных районов играет против него. Барнета любят на Юге, и он мог бы перехватить голоса у Буша, особенно среди ультраконсерваторов. Однако он слишком консервативен и религиозен для большинства избирателей-демократов. Дукакис – мистер Середняк: против него ничего определенного нет, но и за него – тоже. Джексон обладает харизмой, но неясно, может ли он победить за пределами городов с многочисленным чернокожим населением. Гор, Саймон, Куомо или любая темная лошадка могут надеяться только на тупиковый съезд, который выдвинет компромиссного кандидата. Все это выразилось в жестокой схватке по вопросу политической программы. Конечно…

• Предыдущая
• 25/100
• Следующая