Эхо во тьме - Риверс Франсин - Страница 102

• Предыдущая
• 102/119
• Следующая

Она опять посмотрела на него и грустно улыбнулась.

— Когда-то ты так гордился моей красотой.

Его губы скривились в усмешке.

Он продолжал молчать, и ее сердце забилось чаще.

— Может быть, ты передумал, Марк? Решил услать меня как можно дальше, чтобы забыть, что у тебя есть сестра?

— Нет. Ты останешься здесь, пока не умрешь.

Он говорил о ее смерти как о чем-то скором и неизбежном, и у нее невольно все похолодело внутри.

— Тебе не терпится дождаться этого дня? — Юлия отвела свой взгляд. — Мне тоже.

— Пытаешься меня разжалобить?

Она снова взглянула на него, страдая от его презрения.

— Я бы предпочла твою жалость, чем твою ненависть.

Марк вздохнул и прошелся по комнате. Он остановился возле спинки ее кровати.

— Я пришел, чтобы сказать тебе, что во мне нет ненависти к тебе.

— Трудно далось тебе это решение, понимаю. Я тебе признательна, как никогда.

Ее тон рассердил его.

— Ты что, ожидала большего?

У нее уже не было сил защищаться.

— Зачем ты пришел сюда, Марк? Чтобы посмотреть, что со мной стало?

— Нет.

— Боги прокляли меня, — сказала Юлия, борясь со слезами, которые, как она знала, Марк не может терпеть. — Ты и сам в этом можешь убедиться.

— Тех богов, о которых ты говоришь, не существует, Юлия. Если ты и проклята, то виной тому твои собственные дела.

Она отвернулась.

— Так вот зачем ты пришел. Чтобы напомнить мне о том, что я сделала. — Она слабо и грустно засмеялась. — Не нужно, Марк. Я и так каждый день смотрю на прожитую жизнь, и мне мучительно больно. И все мои мерзости предстают передо мной так ясно, будто кто-то нарисовал их здесь, на этих стенах. — Она прижала свою истонченную бледную руку к сердцу. — Я помню, Марк. Я все помню.

— А я так хотел бы все забыть.

Она повернулась к нему, и в ее глазах отразилась бесконечная тоска.

— Ты знаешь, почему я отправила Хадассу на арену? Потому что, глядя на нее, я видела всю свою грязь.

Марка будто окатила горячая волна, и он испытал такое чувство гнева, которое толкает человека на безрассудные и жестокие поступки. Он стиснул зубы.

— Я хочу забыть о том, что ты с ней сделала.

— Я тоже. — Темные круги под глазами подчеркивали всю тяжесть ее болезни. — Только это, наверное, невозможно.

— Я либо забуду, либо сойду с ума.

— О Марк, прости меня! Я не знала, что делала.

Его глаза заблестели страшным блеском.

— Ты знала, — сказал он холодно, устав от ее лжи.

Юлия закрыла глаза, ее губы дрожали. Впервые в жизни она была честна перед собой.

— Хорошо, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я знала. Я знала, но я была в таком отчаянии, что мне было уже все равно, что я с ней сделаю. Я думала, что если Хадасса умрет, то все будет так, как было раньше. — Она посмотрела на него глазами, полными отчаяния. — Ты можешь это понять?

Марк посмотрел на нее холодным взглядом.

— Ну, и как, все стало, как раньше?

— Ты прекрасно знаешь, что нет. — Юлия отвернулась, не в силах выносить его каменного взгляда. — Я тоже любила ее, Марк, но поняла это только тогда, когда было уже поздно…

— Любила ее? — Марк взглянул на нее горящими глазами. — Ты любила Калабу.

— Калаба меня обманула.

— Ты сама завязала с ней отношения, с широко открытыми глазами. А ведь я тебя предупреждал, но ты меня не слушала. И теперь не говори мне, что ты ничего не знала. — Марк отвернулся и отошел к балкону, не в силах больше стоять рядом с ней.

Юлия смотрела на его спину, и ей хотелось заплакать.

— Я и не надеюсь на то, что ты поймешь меня. Да и как ты можешь? После того как Хадассы не стало, я почувствовала ужасную пустоту. Не потому, что ты меня проклял и оставил в тот день, а потому что… Потому что Хадасса была единственным человеком, по-настоящему любившим меня.

Марк снова повернулся к ней.

— Меня тошнит от твоей жалости к самой себе, Юлия. А как же отец и мать? Разве они тебя не любили? А как же я?

— Я говорю о другой любви, — тихо сказала она.

Марк нахмурился.

— Ты помнишь, какой она была. Хадасса любила меня такой, какая я есть, а не такой, какой она хотела бы меня видеть. Она не ставила мне никаких условий, не возлагала на меня никаких надежд. Она видела все мои самые худшие качества, и все равно… — Юлия покачала головой и отвернулась.

В комнате повисла тишина.

— И все стало только хуже, — слабо сказала Юлия. — Жизнь полетела в пропасть. — Она посмотрела на него, в ее глазах была мольба о прощении.

— Я не хочу этого слышать, Юлия. — Марк отвернулся. — Я не могу этого слышать.

— Я не знала, чего мне не хватает, пока в моей жизни не появилась Азарь. О Марк, она так похожа на Хадассу. Она…

Марк резко повернулся к ней, и она увидела в его глазах такую боль и такой гнев, которые ему трудно было сдержать. Юлия знала, что виной этому является только она.

— Прости. Прости, Марк, — сокрушенно прошептала она. — Что мне еще сказать?

— Ничего.

Немного помолчав, Юлия только произнесла:

— Если бы я только могла, я бы непременно вернула ее.

Снова наступило долгое молчание.

— Я не смогу жить с тобой под одной крышей, если мы не достигнем хоть какого-то понимания. О Хадассе мы больше говорить не будем. Понятно тебе?

У Юлии было такое чувство, будто Марк только что вынес ей смертный приговор.

— Понятно, — сказала она, и у нее было такое ощущение, будто вместо сердца у нее тяжелый камень.

Снова долгое молчание.

— Ты виделась с матерью в последнее время? — спросил Марк, приподняв брови.

— Вчера утром Азарь проводила меня к ней, — сказала Юлия глухим голосом. — Было приятно посидеть с ней на балконе, закрыть глаза и представить, что все снова идет так, как когда-то…

— Она довольна.

— Кажется, да. Странно, правда? — Губы Юлии дрогнули, будто она боролась с какими-то неприятными чувствами. Несмотря на такой нейтральный разговор, она знала: Марк ее ненавидит и будет ненавидеть ее, что бы он ей ни говорил. Да и может ли быть иначе? Ей же придется с этим смириться. Она теперь только хотела, чтобы он приходил к ней как можно реже. Не видеть его было для нее мучением. Но смотреть на него и чувствовать, какая между ними выросла стена, было просто невыносимо.

Снова открылась дверь, и в покои вошла Лавиния с подносом. Улыбаясь, она тихо переговаривалась с кем-то, кто стоял у нее за спиной. Увидев Марка, она остановилась в дверях, и ее щеки тут же покраснели.

Юлия узнала этот взгляд. Сколько рабынь в доме неравнодушно относилось к Марку? В этом смысле Хадасса была лишь одной из многих.

— Поставь поднос на стол, Лавиния, спасибо. — Девушка быстро послушалась и вышла из комнаты, пропустив Азарь, входящую в покои.

— Господин Марк, — сказала Азарь, — добрый день.

Ее голос звучал тепло и приветливо, и Марк невольно улыбнулся.

— Добрый день, госпожа Азарь.

Своей хромой походкой Азарь прошла к Юлии и отставила в сторону палку. Она дотронулась до плеча Юлии. Это было самое обыкновенное прикосновение и поглаживание пальцами, но Юлия сразу ощутила долгожданную легкость и спокойствие. Она улыбнулась стоящей перед ней женщине с закрытым лицом, а Азарь прикоснулась к ее лбу.

— У тебя снова жар, моя госпожа, — сказала она и взяла влажную примочку, которую отложила в сторону Юлия. Выбросив ее, она взяла свежий платок и окунула его в холодную воду. Отжав, она осторожно приложила его к лицу Юлии.

Юлия снова легла, всеми силами стараясь скрыть от Марка то напряжение, которое в ней еще оставалось. Она протянула руку, и Азарь взяла ее, сев на краю постели. Осторожно убрав влажные волосы с висков Юлии, Азарь повернулась к Марку.

— Только что я заглянула к твоей матери, мой господин. Юлий принес на балкон зерна для птиц. Они прилетают туда и сидят на перилах, а она может смотреть на них.

— Она всегда любила птиц, — сказал Марк, чувствуя радость от ее присутствия. Оно сглаживало напряженность в отношениях между ним и его сестрой.

• Предыдущая
• 102/119
• Следующая