Бессмертный (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 90

• Предыдущая
• 90/98
• Следующая

До этого момента я думала, что заслужила все, что со мной случилось. Кажется, теперь я получила сполна.

Дверь отворилась, и на пороге появился пожилой мужчина в белом врачебном халате.

— Добрый день, лейтенант, вы готовы к беседе? — спросил он.

Он издевается? Показал мне такое видео, а теперь хочет мило беседовать?!

Мне казалось, в этот момент я была не готова ни к чему.

Со смертью Александра я потеряла часть себя, свои надежды на будущее и само будущее, но только что я потеряла действительно все, что связывало меня с этим миром.

— Беседуйте, — равнодушно разрешила я.

— Меня зовут доктор Шрайт, — представился психиатр (а это не мог быть никто иной) и сел с противоположной стороны стола. — Могу я обращаться к вам «Миранда»?

— Нет.

Мохнатые седые брови доктора поползли куда-то на лоб. Такого ответа он не ожидал.

— Хм. Что ж… Тогда как мне к вам обращаться? Лейтенант?

— Морган, просто Морган.

— Хм, — повторно хмыкнул Шрайт и что-то записал в планшете, который принес с собой. — Хорошо, Морган, расскажите мне, что вы почувствовали, когда просмотрели данное сообщение? — легкий кивок в сторону зеркальной стены.

— Ничего, — я смотрела не него в упор.

Доктор моргнул.

— Совсем ничего? — его тон приобрел те оттенки, которые обычно появляются в разговоре с умственно отсталыми или совсем маленькими детьми.

— Я же сказала, ничего, — повторила я.

— Ладно, — Шрайт еще что-то записал. — И вам не было больно?

Больно? Определенно, нет. Кажется, со смертью Александра я уже испытала всю боль, на которую была способна.

Я покачала головой.

— Нет.

— Вам не захотелось плакать?

— Я не умею плакать.

По взгляду врача я поняла, что он решил, что я то ли шучу, то ли издеваюсь, но посвящать его в свои детские проблемы со слезами я не собиралась.

— Хорошо, — продолжил доктор Шрайт. — О чем вы думали, когда уничтожили город Эйдон?

Я по-прежнему смотрела ему прямо в глаза, не моргая.

— Ни о чем. Я была не способна думать.

— Из-за медикаментов, действию которых вы подверглись?

— Должно быть.

— Или из-за чувства потери? — допытывался Шрайт.

Да что ты знаешь о моих потерях?

— Возможно.

— Мы опросили экипаж «Прометея», а также провели осмотр личной каюты капитана Тайлера. Там найдена ваша ДНК, ваши отпечатки пальцев… Продолжать?

Я мотнула головой:

— Не стоит.

Я почувствовала прилив злости. Они обыскивали его каюту, перебирали личные вещи…

— Это правда, что вы состояли в близких отношениях с капитаном Тайлером?

Он ведь все прекрасно понял.

— Да.

— И вы знали, что воинский устав запрещает подобные отношения?

— Знала.

— И, тем не менее, это вас не остановило?

Ярость уже просто клокотала внутри.

— Нет.

Врач снова принялся записывать.

— У вас были отношения с другими вашими командирами?

Тон деловой, спокойный, а я, кажется, поняла, что означает, когда глаза наливаются кровью. Меня затрясло.

— Я похожа на портовую шлюху? — прошипела я.

— Не надо так радикально, — попросил доктор.

Не надо так бессердечно!

— Мои личные отношения вас не касаются! Пишите свой диагноз, объявите меня дееспособной и отправьте под суд!

— Не кричите.

— Идите к черту, — с чувством сказала я, дернула наручники, черт, из-за них я даже не могу встать, чтобы закончить этот бессмысленный разговор!

Доктор никак не отреагировал на мои эмоции.

— Вы не ответили, — спокойно напомнил он, — у вас была связь личного характера с другими вашими командирами?

Я снова с силой дернула наручники, хотя и понимала бессмысленность такого действия.

— Убирайтесь к черту, я не буду с вами разговаривать, — прорычала я.

— Успокойтесь.

— Знаете, доктор, — мой голос напоминал шипение, я подалась вперед, склонившись над столом, чтобы быть к психиатру ближе, — я обученный солдат, это, — я грохнула наручниками по столу, — не помешает мне подпрыгнуть и сломать вам шею ногами. Мне даже не понадобятся руки, а вы и пикнуть не успеете.

Шрайт побледнел и шарахнулся от меня. Так-то лучше.

— Вы угрожаете должностному лицу, — только его голос больше не был таким спокойным и уверенным, как раньше.

Я рассмеялась ему в лицо.

— А вы злите женщину, которая взорвала сто сорок тысяч человек только потому, что ей этого захотелось!

Шрайт поспешил к двери и постучал в нее кулаком.

— Успокоительного! Быстро!

— А давайте! — я уже по-настоящему истерически смеялась. — Именно под успокоительным я особенно люблю убивать… Нет! Оставьте меня!

Я начала брыкаться, когда двое крупных парня-военных встали по обе стороны от меня, а доктор потянулся к моей шее инъектором. Я таки выбила инъектор у врача из рук, а заодно заехала ему по коленной чашечке. Шрайт охнул и рухнул на пол. А я получила удар под дых и согнулась поплам.

— Держи ее, держи!

Меня все же обездвижили и вкололи успокоительное.

— Принесите еще, — уже краем ускользающего сознания услышала я распоряжение мерзкого доктора, успевшего подняться с пола. — Еще двойную дозу этой стерве!..

Тройная доза успокоительного, наверное, свалила бы даже лошадь. Я весила не так много, поэтому меня такое количество не просто свалило с ног, но еще и размазало по полу.

Я лежала на ледяном полу своей камеры и совершенно не помнила, как сюда попала. Я пыталась лежать на спине, но потолок так сильно кружился, что пришлось поменять положение и улечься набок.

Сердцу было тяжело справляться с таким количеством препарата, введенного в кровь, поэтому оно стучало, как сумасшедшее, а этот стук отдавался в ушах, словно барабанная дробь.

Я надеялась, что придет забвение, и эта круговерть и грохот на время прекратятся, но я не засыпала и не теряла сознание, просто лежала на полу, обхватив себя руками, стучала зубами от холода и тупо смотрела перед собой.

Иногда наступало просветление, и я понимала, кто я и где нахожусь, а потом оно отступало вновь, и я терялась в водовороте звуков и обрывков мыслей и образов, то и дело всплывающих в воспаленном мозгу.

Краем сознания я различала в коридоре громкие голоса.

— Что значит «приказано никого не пускать»? — звенел металлом уверенный мужской голос. — Кем приказано? — кто-то что-то отвечал в ответ, но тихо и, кажется, испуганно, что слов было не разобрать. — Я сказал, открывай дверь! Живо! — аргументы на наглого типа с громким голосом явно не подействовали. — Я вам всем устрою веселую жизнь, энтузиасты чертовы!

Громкоголосый добился своего, дверь поползла в строну и в мое поле зрения попали начищенные до блеска ботинки вошедшего и идеально выглаженные брюки со «стрелками». Где-то там, на краю сознания, я узнала голос своего незваного гостя, но так и не смогла его идентифицировать.

Ноги приблизились ко мне, потом остановились, будто в нерешительности.

— Что с ней?

— Так это… я же говорю…

— Изволь яснее формулировать свою мысль, — тон раздраженный, ядовитый.

— Она сопротивлялась, напала на доктора Шрайтера.

— Шрайтера, значит, — многообещающе произнес хозяин начищенных ботинок, — вот, кто добрался до дела, старый садист.

Я не узнавала владельца голоса, но его слова, определенно, пришлись мне по душе. Старый садист, да…

Ноги снова приблизились, и их обладатель присел на корточки возле меня, перед этим привычным жестом подтянув брюки, чтобы не вытянулись коленки. Лица я все еще не видела, смотрела в одну точку прямо перед собой.

— Морган, ты меня слышишь?

Теплая ладонь дотронулась до меня в районе плеча.

— Ч-черт! — выругался гость и отдернул руку, будто обжегся, хотя мне было так холодно, что, скорее, обморозился. — Какого черта она делает раздетая на полу?

— Так… это… — испуганно залепетал ответчик, потом собрался и выдал на одном дыхании: — Не велено было заходить!

• Предыдущая
• 90/98
• Следующая