Черный Янгар - Демина Карина - Страница 82

• Предыдущая
• 82/88
• Следующая

Я верю. Но отвернуться выше моих сил.

В черных глазах Янгара просыпается бездна, и он сам поворачивается ко мне спиной. Я слышу, как рвется нить, на которой держится его разум.

– Убивай, бей, бей! – Руки Пиркко вытягиваются, и сумерки стекают с пальцев ее.

На что это было похоже?

Танец на острие клинка.

Музыка песка и крови, разодранного в клочья воздуха. Стали, что, встречая сталь, звенит, а в слабое человеческое тело впивается с тяжелым мерзким звуком.

Янгхаар Каапо не сражается – убивает. Небрежно. Быстро. И не клинок я вижу – серп Акку, что срезает нити жизней. А еще безумную дикую улыбку мужа.

Черная душа его поет.

Прочь с дороги: идет великая жатва! И люди, как рыбы, бьются в агонии. Доносится сверху смех моей сестры. А сумеречные змеи спешат напиться крови, которую щедро льет Янгар. И призрачные крылья наливаются темнотой. Еще немного – и хрустнут они под собственной тяжестью.

– Бей! Бей! Убивай! – Ее голос срывается на визг. И новые люди, послушные воле кейне, спешат ступить на арену. Вот только Янгара не хватит на всех.

И Олли, поняв это, отступает.

– Ты можешь уйти? – Олли отталкивает меня к двери, которая ведет в коридор. Я помню, что за ним ряды клеток, а там… свобода? Вряд ли клетки стерегут.

Мой брат поворачивается на пятках, обломком копья останавливая удар. И бьет в ответ. Клинок вспарывает глотку, и долговязый парень в нарядном парчовом халате падает на песок.

В нем нет души, умирает лишь тело, но я смотрю на его агонию, испытывая одно-единственное желание – закончить ее. Всего-то удар.

Он уже почти мертв, и сердце вот-вот остановится.

– Аану!

Крик Олли возвращает на арену.

– Уходи! Беги!

Он кружит, пытаясь отбиться сразу от двоих. И копье сменил на короткий меч, которым орудует ловко. Но Олли ранен и измотан. Те же, кто идут, повинуясь воле Пиркко, не способны испытывать усталость. И боли они не ощущают.

Я оборачиваюсь к Янгару, но он слишком далеко.

Пляшет.

По песку. По крови. По собственным следам, вывязывая клинком узор за узором. И черные косы мечутся змеями. А лицо исказила гримаса боли.

Из глаз его на меня смотрит бездна, которая улыбается мне.

Бездна знает, что я должна сделать. И я знаю.

Пиркко ждет этого, приплясывая от нетерпения.

– Не смей! – Крик Олли отрезвляет.

Я не буду убивать.

Попробую не убивать.

Медвежья шкура тяжела. А шепот Пиркко пробирает до костей:

– Видишь, Аану, ты такая же, как я. Попробуй, кровь – это вкусно, безумно вкусно… Попробуй и приди ко мне. Мы станем подругами, ты и я. Я поделюсь с тобой городом… людьми… всем…

Ложь. Сумеречнице и самой мало будет.

– Глупая Аану…

Пускай.

Время вдруг становится таким вязким. И единожды пройденная дорога бросается под ноги. Уходит Олли и те двое, что теснят его, выматывая. Остается за гранью Янгар с его клинком и затянувшимся безумием. И даже Пиркко, повисшая на прутьях ограды, исчезает.

Есть лишь песок, я и Гирко с мечом в руке. Подгнившая душа ушла из его глаз, и мне страшно заглядывать в них. Но я смотрю. Он наступает медленно, или просто время идет иначе для нас двоих? Не знаю. Блестит доспех. А клинок в руке темен, словно испачкан чем-то. И Гирко держит его как-то… неудобно, что ли? Руку вывернул.

– Аану! – Голос Олли доносится издалека. – Беги!

Нельзя. Любую дорогу нужно пройти до конца. И я, поднявшись на дыбы, рычу, хотя знаю, что рык не испугает его. Ветер ерошит шерсть, ласкается.

А мой враг заносит руку для удара.

Но я успеваю раньше. Когти с противным хрустом пробивают доспех и грудину. Ломаются ребра. Гирко падает, кувыркается, летит под ноги Янгару…

И тот обрывает танец.

Он поворачивается ко мне, и я вижу, что бездна отступает.

– Аану, – читаю по губам. – Что ты…

Я не хотела убивать! Просто отбросить. Я не знала, что настолько сильна. Мой недавний враг пытается подняться. Он шарит руками по песку, а из носа и рта его идет кровь. Жить ему осталось недолго – мгновение, но и его обрывает клинок Янгара, перерубивший шею.

– Хватит! – Окрик Пиркко пугает сумеречных змей. И нити рвутся. Падают люди-игрушки, еще живые, но бессильные. А хозяйка, оставив ограду, сама ступает на песок. И тот становится пеплом. – Мне надоело.

– Аану… – Олли встает за моим плечом. Он тяжело дышит и зажимает ладонью длинную рваную рану на груди. – Почему ты не ушла?

Потому что она – та, что звалась моей сестрой, – не отпустила бы. И сейчас не отпустит.

Она смотрит на меня.

А я – на мужа.

Янгхаар Каапо стоял на ногах.

Пока еще стоял.

Между мной и Пиркко. Но сил у него осталось лишь на то, чтобы не уронить палаш.

– И что ты будешь делать теперь? – спросила сумеречница. Тени собрались у ее ног – верные псы, готовые броситься на меня по знаку хозяйки.

Вместо ответа я опустилась на четыре лапы.

Все арены похожи друг на друга.

Ограда. Ворота, через которые на арену выгоняют зверье и людей, обреченных убивать друг друга. Песок под ногами. К концу дня он становится мокрым и прилипает к коже. Если сразу не смыть – присыхает намертво.

Толпа.

И тот, кто стоит над толпой.

Безумие давно рвалось с привязи, и Янгар, отвернувшись от жены, позволил себе сойти с ума. Ненадолго. И сознание не ушло, напротив, он вновь видел все и вся, но со стороны, прекрасно сознавая, что происходит.

Вязкое время.

Твердый воздух, который поддавался клинку со странным всхлипом.

Цель.

Распорядитель в расхристанном халате бросается под ноги, пытаясь сбить Янгара, и застывает грудой разноцветного тряпья. Его жизнь легко оборвать, и, завершив удар, клинок возвращается, чтобы столкнуться со сталью.

Звон отдается в ушах. И смех той, что пытается вернуть Янгара.

Она тянется к нему, ластится липкими тенями, клочьями сумрака, пеплом, что падает с неба. Не снег, но похоже на снег.

– Танцуй! – говорит она голосом Хазмата. И тот выступает из-за ее плеча. В руке его хлыст, а перерезанное горло прикрыто шафрановым шарфом.

– Танцуй, песий сын! – вторит Хазмат, поглаживая длинные усы.

Щелкает плеть. Хазмат хохочет. В руке его из ниоткуда появляется длинная трубка, и белесый опиумный дым вползает в мертвые глаза.

– А против меня, мальчишка? Чтобы не в спину, но лицом к лицу!

Вместо плетки – кривой ятаган. Он пляшет в руках Хазмата, рвется, желая уязвить того, кто посмел поднять руку на хозяина.

– Ты мертв, – отвечает Янгар. Но бьет в ответ на удар.

И живой мертвец заходится беззвучным смехом. Дергается кадык, и шарф сползает, обнажая рваную рану с запекшимися краями.

– Мертв… – Хазмат теснит. Он опытный боец и сам не единожды выходил на арену во славу богоравного Айро-паши. – Но я вернулся за тобой. Или ты не знаешь, что и после смерти раб остается служить хозяину?

Ятаган касается груди, и острая боль обжигает Янгара. Он привык получать раны, но эта пылает огнем. И он не в силах сдержать стон.

– Мальчишка… Брось клинок!

Нет.

Он – единственная защита.

– Брось! И встань на колени. Подчинись хозяину, и наказание не будет слишком суровым. – Клинок Хазмата вычерчивает узоры на груди Янгара. И тени на земле глотают его кровь.

– Нет.

– Упрямый. Тем лучше. Знаешь, что хорошего в смерти?

Ничего. Пустота. Забвение. И несбывшиеся надежды.

Разве Янгар многого хотел?

Наверное. Он слишком поздно понял, что на самом деле ему нужно.

– Вечность. – Хазмат отвечает сам себе и скалится. – У нас с тобой будет целая вечность. А ее хватит, чтобы научить строптивого раба покорности.

– Я не твой раб. – У Янгара получилось отбить удар.

– Разве? – щурится Хазмат. – Неужели я подарил тебе свободу?

– Я сам ее взял.

Клинок рассекает шафрановый шелк, отворяя старую рану. Из нее хлещет не кровь – сумрак. Хазмат, зажимая горло рукой, оседает. Он снова мертв, но в то же время готов ждать.

• Предыдущая
• 82/88
• Следующая