Черный Янгар - Демина Карина - Страница 31

• Предыдущая
• 31/88
• Следующая

Он шел по краю оврага, ступая беззвучно, словно и не человек – призрак. Вода стерла и его запах. Вымокли черные косы, прилипли к спине. Пропиталась влагой одежда. И лишь острие копья в руке блестело ярко.

Заметив меня, Янгар остановился. Копье поднял.

Ударит?

Ударит. Мне ли сомневаться. Ближе только подойдет, чтобы наверняка.

И он шел. Я же наблюдала.

Шаг. И прогибается листвяной ковер, выпуская мутную влагу. Всхлипывает моховая подушка, попав под сапог. Оседают брызги грязи на черном сафьяне. Еще шаг. Полусогнутые колени. И рука поднимается для удара. Идет складками влажная кожа куртки, а с локтя бежит водяная дорожка.

И снова шаг. Ближе. Коса соскальзывает с плеча и переваливается, ложится на грудь широкой лентой. Янгар раздраженно отбрасывает ее назад.

Глаза его по-прежнему черны.

А на щеке свежая ссадина. Лес оставил?

Надо обернуться человеком.

…успеть до удара.

…сказать.

…что сказать?

Оборотня в живых не оставят.

Но Янгар, оборвав нить взгляда, вдруг опустил руку.

– Никогда не видел зеленоглазых медведей, – сказал он, и я заворчала, отползая под низкие ветви крушины. Лишенные листьев, они были плохим укрытием, да и цепь не отпустит далеко.

– Спокойно, девочка. – Янгар медленно наклонился и положил копье на листья.

Он не собирается бить?

– Ты еще маленькая, верно? И тебе больно. – Он говорил ласково. И приблизился еще на шаг. Теперь, пожалуй, я могла бы добраться до него.

Ударить.

Лапой по лицу. Наотмашь.

Плети у меня нет, но есть когти. И разве не справедливо ответить ударом на удар?

Я легла на листья и прижала уши. Шерсть на загривке поднималась дыбом, и рычание предупреждало Янгара: не подходи.

– Боль – это плохо. – Он опустился на колени. – Я знаю. Мне часто ее причиняли.

Он остался прежним.

И изменился.

– Когда больно, хочется отплатить тем же, не важно кому. Я платил.

Сняв с плеча сумку, Янгар вытащил кусок вяленого мяса и нож. Движения его были плавными, медленными. И я не сводила взгляда с его рук, а он – с меня.

Мы оба не верили друг другу.

Но почему он разговаривает, вместо того чтобы просто добить?

– В это время года медведи уже спят. – Янгар отрезал узкую полоску мяса и бросил мне. – Но с тобой что-то случилось?

Он спросил и сам себе ответил:

– Случилось. Ты очень… странная медведица.

Следующую полоску Янгар отправил в рот. И жевал с весьма сосредоточенным видом. Что он делает? Неужели полагает, будто зверя так легко приручить?

И, сама не зная зачем, я поддержала игру.

Дотянувшись до мяса, подобрала его. Соленое. Терпкое. С ароматом дыма, который мне-медведице не нравится, а вот у меня-человека будит воспоминания.

Давно, еще в Лисьем логе, который уже почти стерт в моей памяти, я ходила в ночное. И пусть у общего костра меня не рады были видеть, но я разводила собственный. Помню прекрасно и черную гладь пруда, к которому лошадей водили на водопой, и луг с высокими травами, сочными, терпкими ароматами, и пламя, что плясало на тонких веточках. Звон комарья. Дым. И опаленный со всех сторон кусок хлеба, вкуснее которого в тот момент ничего не было.

Помню тишину.

И лошадей, что разбрелись в ночи.

И голоса, запахи…

Надо же, я действительно стала забывать, каково это – быть человеком.

– Умница моя. – Янгар придвинулся чуть ближе и отрезал еще ломоть. – Я хочу тебе помочь.

Почему?

И он услышал незаданный этот вопрос.

– В последнее время все запуталось. – Янгар вытащил хлеб, мятый, промокший и крошащийся. – У меня с вашим родом не ладится, всякий раз шрамы остаются. Показать?

Я кивнула, прежде чем сообразила, что обычному медведю не полагается понимать человеческую речь. Однако Янгар не увидел ничего необычного. Положив кусок хлеба рядом с моей лапой, он расстегнул куртку. Как я и предполагала, промокла она насквозь, и белая некогда рубашка прилипла к коже. Но Янгар рубашку задрал.

– Видишь? Это старые отметины. Мне тогда было десять или около того.

Я помню их, белые рубцы, стянувшие кожу. И вмятины на ребрах, шишки костяные в тех местах, где эти ребра срослись.

– Тогда я думал, что меня сожрут. – Янгар трогал шрамы осторожно, словно они еще причиняли боль. – Хозяин решил, что меня проще на арену спихнуть, чем перевоспитать. И продал. Мне дали нож и выпустили на медведя. Точнее, медведя на меня. Тот был старым и огромным. Так мне казалось. Все думали, что я умру, но…

Янгар выжил.

Десять лет? Нож? Арена и медведь?

Верная смерть для мальчишки.

– Не печалься, маленькая медведица. – Янгар убрал руку. – Это было давно. А вот и свежие, с лета остались. Подарок от одной медведицы. Нет, не такой, как ты. Она была злой. И ей случалось людей убивать, я по глазам видел.

Тойву. Он говорит о ней.

– Я пытался отнять… кое-что для себя важное. Но вместо этого едва не умер. Иногда мне кажется, что я все-таки умер. Частично.

Я не заметила, как Янгар оказался настолько близко, что положил мне руку на голову.

– Спокойно, маленькая медведица.

Теперь я ощущала его запах. Манящий стук его сердца.

И сквозь него – боль, не телесную, иную. Она походила на ту, что испытывают деревья, пораженные гнилью, которая медленно выедает их изнутри.

– Я хочу помочь.

И, заглянув в черные безумные глаза Янгара, я спрятала клыки.

– Тише. – Его ладонь едва касалась шерсти, и все же я ощущала ее тяжесть. – Тише, маленькая медведица, я не причиню тебе вреда.

Вторая рука легла на железный обруч капкана.

– Позволь мне помочь.

Пальцы Янгара ощупывали устройство, пытаясь добраться до тайной пружины. И хотя осторожные прикосновения его причиняли мне боль – зубья глубоко вошли в лапу, – я терпела. А Янгар, казалось, утратил остатки здравого смысла. Теперь он сидел так близко, что я могла бы вцепиться в горло.

Мне очень хотелось вцепиться ему в горло.

– Уже скоро… сейчас…

Янгар говорил со мной ласково, как тогда, в пещере. И, потянувшись, я коснулась носом шеи. А он, безумный, только засмеялся:

– Погоди, маленькая медведица, скоро ты будешь свободна!

Теперь две руки лежали на полукружьях стальных челюстей. И Янгар, вздохнув, предупредил:

– Мне жаль, что придется сделать тебе больно.

Я замерла.

– Но потерпи, ладно?

И он запел ту самую колыбельную на чужом языке. Голос его был нежен, и я прикрыла глаза, позволяя себе поверить ему.

Боль была внезапной.

Острой.

Оглушающей.

И я, взвыв, рванулась. Щелкнул капкан, зажимая рукав Янгара. И мои клыки вцепились в плечо.

– Тише, маленькая… – Янгар не шелохнулся. – Уже все, все закончилось. Отпусти меня.

Я держала. И солоноватая кровь наполняла мой рот.

Сладкая какая.

Горячая.

От нее по телу растекалось тепло, и голос его сердца оглушил. Оно ведь близко. И само зовет меня.

Нет.

Надо отступить. Но его рука такая тонкая. Стоит сжать челюсти, и захрустит кость. Я ведь не стану убивать. Я просто сломаю руку, которая меня ударила.

Это ли не справедливо?

Если бы Янгар шелохнулся, если бы показал свой страх, я бы напала. Но он просто сидел и смотрел мне в глаза. И я выпустила его.

Я ведь не медведица.

Я человек.

И останусь человеком.

– Спасибо, – вполне серьезно сказал Янгар и, прижав раненую руку к груди, поклонился. Я же попятилась. Собственная лапа горела огнем. И наша кровь смешалась на гнилых листьях.

Я уходила, а он не спускал с меня печального взгляда.

– Возвращайся завтра, маленькая медведица, – сказал Янгар, когда за мной сомкнулись еловые лапы.

И я вернулась.

Зачем?

Из-за дождей.

И осеннего одиночества, которое было горьким, как застоявшаяся вода.

Тишины, что сводила с ума. И леса, вдруг ставшего чужим.

Из-за руки, которая горела огнем, не давая спать: раны были глубоки.

• Предыдущая
• 31/88
• Следующая