Я и мой король - Никонова Ксения - Страница 74
- Предыдущая
- 74/143
- Следующая
– Если найдешь хоть какую-нибудь грязь, я уберу ее лично. Клянусь.
Святая клятва короля возбудила во мне запоздалые подозрения, что дело тут нечисто, но упрямство не позволило сдаться без боя. Через пять минут активного лазанья под мебелью, проверки поверхностей с помощью белого платка и прочих извращений (я даже на шкафы заглянула, уж на верхотурах пыль всегда в наличии) пришлось признать свое поражение. Вздохнув, повернулась к Дэну:
– Магия, да?
– Она самая. Я могу вернуть иллюзию? – После моего подтверждающего кивка он с облегчением, как мне показалось, выполнил обратное превращение.
Этот случай позволил заметить два момента: первый – к секретеру Дэн меня не подпустил. Просто встал перед ним, вроде как невзначай, и, улыбаясь, наблюдал за моей возней. Если бы я была не в курсе, что там у него лежит, на полочке, ничего бы даже не заподозрила – столь естественна была его поза. И второй. Книги, которые стопкой лежали на журнальном столике (видимо, из него в иллюзии получался письменный стол), имели вполне себе современный вид, хотя пять минут назад это были старинные тяжелые фолианты. Близко к ним я также не смогла подойти. Но могла бы поклясться, что на листе, исписанном Дэном, был нарисован самолет. В разрезе. Из чего я сделала неутешительный вывод, что мой король имеет от меня тайны.
Оказавшись вновь в дворцовом интерьере, я не удержалась:
– Тебе, наверное, и горничные не нужны? Или ты не рискуешь светить такими заклинаниями у себя дома?
– Тут и светить ничего не надо. Подобное заклинание было наложено на дворец задолго до меня. А горничные все равно есть. Кроме уборки у них и других обязанностей полно. Менять цветы, свечи, белье – в общем, поддерживать общий порядок.
– Красивые?
– Кто?
– Горничные, кто ж еще. Интересно, по какому принципу нанимают прислугу во дворец?
– Отчего тебя вдруг так заинтересовал этот вопрос?
– Да как тебе сказать… – Действительно, как ему сказать, почему это меня интересует внешность его служанок. Придется обратить все в шутку. – Не представляю себе жизни с прислугой. Сидишь вот так, работаешь, и тут вваливается какая-нибудь девица с ведром и начинает шваброй махать у тебя под ногами. Или приляжешь отдохнуть, а тебя сгоняют с кровати, потому что им, видите ли, приспичило белье менять.
Дэн беззвучно затрясся от смеха, закрыв глаза рукой:
– Маша, откуда такие буйные фантазии?
– Не знаю, – пожала я плечами. – У нас с уборщицами при исполнении никто не связывается, они даже директоров гоняют, со словами «ходют тут всякие, а потом мой за ними».
– В этом я с тобой согласен. Не терплю посторонних в своих покоях. Любая уборка у меня производится только в мое отсутствие. И все довольны: я не стесняю их, они – меня. Так что ответа на твой вопрос дать не могу, увы.
– Совсем горничных не видишь? Ну-ну!
– Что еще за «ну-ну»? Тебе Нэль что-то наговорил?
– При чем тут Нэль? – Так-так, очень интересно.
– Ни при чем. Закрыли тему.
И такие разговоры происходили постоянно. Меня несло в какую-то неправильную сторону, и сейчас я сама не могла понять почему. Как будто считала себя вправе задавать личные вопросы и требовать на них ответа. А еще я злилась на Мишку, словно он в чем-то виноват передо мной или должен мне. Просто помешательство, ничем не объяснимое. И Наташка на меня сегодня так странно смотрела…
В холле училища меня встретил Мишка:
– Чего опаздываешь, давай быстрее, – и потащил по лестницам и коридорам в какую-то дальнюю аудиторию. Там нас уже ждала Ольга, которая первым делом спросила, где Наташка, почему не со мной. Услышав, что она дома, учит билеты, нахмурилась и почти бегом куда-то умчалась, кинув на ходу:
– Сейчас приду, – и впрямь вернулась через минуту, приведя какого-то худосочного студента. – Вот, это Ростик, он вам музыку будет включать, и ему ключи потом отдадите. А я ушла, не успеваю все доделать. – Ольга кинула на Мишку мрачный взгляд и показала кулак: – Смотри у меня, понял?
Я деликатно сделала вид, что ничего не заметила и не услышала.
Тихий Ростик послушно включил нам музыку, мы начали петь, но мне не понравилась Мишкина поза, точнее, как он склоняется ко мне, когда требуется петь в два голоса.
– Стоп! – скомандовала я. Музыка стихла. – Мишка, чего ты весь согнулся? Что за спина? Выпрямись!
– Нормально я стою.
– Нет, не нормально. Я стою прямо, а ты сутулишься. Ростик, скажи, что я права?
– Просто он высокий, а ты небольшого роста. Вот он и наклоняется, чтобы быть поближе к твоему уровню, – рассудил тот. – С высокими парнями так часто бывает. Они себя некомфортно чувствуют, значительно возвышаясь над собеседниками. Вот у меня есть друг…
– Я понял. Не надо тут нам про твоих друзей, – раздраженно перебил его Мишка. – Если я не буду наклоняться, не будет нужного эффекта. Мы песню о чем поем? О любви. «Когда два сердца бьются вместе!» А у нас они где бьются? Про твое умолчим. А мое на уровне твоей макушки. Их рядом не стояло. Ну разве что тебе прислониться к моей груди и послушать. – Он нежно приобнял меня и потянул на себя.
– Мишка, прекрати паясничать! – вывернулась я. – Лучше спину выпрями. Вот так. – Мне пришлось привстать на цыпочки и руками придать ему нужное положение. – Я каблуки купила повыше. Ради тебя, между прочим. Цени!
– Ценю. И вовсе я не паясничаю, Маш. – Мишка оглянулся на Ростика: – Слушай, чего ты с нами будешь тут торчать? Иди занимайся своими делами. Мы ж не маленькие, музыку сами включим, и куда ключ сдать, я знаю.
– Подожди, – встревожилась я. – Ты зачем его отправляешь?
– Иди-иди, – небрежно махнул Мишка Ростику, одновременно шикнув на меня: – Цыть! Пусть идет человек. – И уже тише: – Маш, ну чего ты испугалась? Я тебя не съем. Поговорить хочу. Не при нем же.
Я опасливо отступила: блин, что-то сейчас будет. Мишка пошел к двери:
– Давай закроем. Чтоб не мешали.
– Нетушки. Если репетиция окончена, я пойду домой. Надо пораньше лечь, а то вставать завтра в пять утра. – Схватив шубу в охапку, как единственное прикрытие, направилась на выход, но друг перехватил меня по дороге:
– Стой. Ты куда?
– Миш, это плохая идея. Оля и так косилась на нас. Ей скажут, что мы тут вдвоем оставались. Я не хочу с ней из-за этого ссориться.
– Ну давай пойдем куда-нибудь. В кафешке посидим.
Я лихорадочно раздумывала, как бы так аккуратно отказать ему, чтобы не обидеть. Видя мои колебания, он торопливо добавил:
– Маш, я уезжаю скоро. А мы с тобой даже не пообщались нормально.
Весь облик Мишки выражал такую печаль, что мое сердце дрогнуло:
– Ладно. Но сначала честно репетируем. И не сутулься, ради бога. Совсем забыл, что ли, чему нас учили?
Поскольку аппетиты Ольги с первой репетиции возросли, наше выступление пополнилось несколькими песнями из старого репертуара. Забытые, казалось бы, сценические тонкости легко вспоминались и естественным образом вплетались в памятные ритмы. Одну песню я застолбила для себя. Если представится подходящий момент, спою. И предназначена она будет для конкретного человека. Даже дурак поймет неприкрытый намек этой песни. А откреститься, если что, и спихнуть все на особенности нашей культуры я всегда смогу.
Через час активной репетиции мы сидели в небольшом, уютном кафе неподалеку. Мишка рассказал, что сценарий немного изменился по просьбе невесты. Теперь мы будем выступать не вначале, как планировалось. Первый танец молодых будет вальсом, а мы пойдем в середке. Очень уж хотелось Маринке послушать наш дуэт. Блин, мне перед ней прямо стыдно. Я со своими делами в последнее время даже не звонила ей, все некогда. А ведь перед свадьбой, наверное, куча дел, помочь надо было да просто поболтать, поддержать. Все-таки не чужие.
Я уже решила, что на этот раз пронесло и Мишка удержится в дружеских рамках, но, видно, не судьба. После особо смешной его реплики, когда я хохотала во весь голос, он вдруг накрыл мою руку своей ладонью. Меня как водой окатили. Я попыталась высвободить свою кисть, но он удержал ее.
- Предыдущая
- 74/143
- Следующая