Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Дольфюс Ариан - Страница 26

Еще одним доказательством легендарного успеха пары Фонтейн – Нуреев явился выпуск австрийской почтовой марки с их изображением.

Мировая пресса исключительно тепло отзывалась о нежданно сложившемся дуэте. Однако среди пишущей братии были и такие, кто не воспринимал пару. Например, ветеран американской критики Джон Мартин, работавший в «Нью-Йорк Таймс» с 1927 года. «Для Королевского балета настал черный день, когда в Лондон прибыл Нуреев, это „ходячее недоразумение“, – написал он после первого американского турне английской труппы весной 1963 года. – Видеть этого парня партнером Фонтейн – что может быть печальнее, о каком бы балете ни шла речь». А заканчивалась статья так: «Трудно не почувствовать себя так, словно тебя предали; впечатление такое, будто Марго пришла на великосветский бал с жиголо»²³.

Джон Мартин боролся за «моральную чистоту» Марго, а Америка, наоборот, рукоплескала нежной «Жизели», тревожному «Лебединому озеру», взрывному «Корсару». По свидетельствам очевидцев, Фонтейн и Нуреев были не просто парой, как другие. На каждом спектакле с их участием творилась загадочная алхимия, о которой Марго Фонтейн выразилась так: «Когда я на сцене, я не вижу Рудольфа, мужчину, которого я хорошо знаю, с которым говорю каждый день. Я вижу Альбера, или Дезире, или другого персонажа, настолько он был ими одержим»²⁴.

Рудольф говорил: «Мы становились одним телом, одной душой. Мы двигались так, что дополняли друг друга во всех движениях. Не было больше никакой культурной пропасти, никакой разницы в возрасте. Мы были поглощены нашими персонажами. Публика была в восхищении, потому что мы были в восхищении друг от друга, от наших ролей»²⁵.

Фонтейн и Нуреев решительно взялись за дело, начав с двух легендарных балетов ХГХ века – «Жизели» и «Лебединого озера». Но эти два спектакля были лишь первыми в длинном списке совместных работ. Всего они станцевали вместе двадцать шесть балетов²⁶.

Участие в гала-концертах приносило неплохие доходы, но публика ждала от пары больших классических балетов, да и сами они получали от них удовольствие. За «Жизелью» и «Лебединым озером» последовали «Спящая красавица», «Раймонда» и «Баядерка»²⁷. В этих балетах гармонично сочетались классическая правильность Марго и романтизм Рудольфа, ее английская сдержанность и его русское буйство.

В конце 1966 года они начали танцевать вместе «Спящую красавицу». Принцесса Аврора явилась для Марго своеобразной визитной карточкой, с которой она гастролировала (с триумфом) в Соединенных Штатах. Роль принца – также одна из лучших ролей Рудольфа.

Они не были единодушны, когда решились взяться за этот балет (лондонская премьера состоялась 26 декабря, когда все переваривали рождественский ужин). Но четыре года спустя Нуреев изменил хореографию, добавив несколько вариаций, – и спектакль заиграл новыми красками.

Нуреев очень рано начал перекраивать классику на свой манер, к вящему неудовольствию английских пуристов, убежденных, что «святотатственные прочтения» принижают роль балета. Но так ли это на самом деле?

В ноябре 1962 года Нуреев обновил свое знаменитое па-де-де из «Корсара», которым он сначала вдохновил советскую публику, а затем покорил парижан²⁸. Па-де-де, напомню вам, состоит из общего выхода (лирическое адажио), двух сольных вариаций – танцовщицы и танцовщика – и совместной заключительной коды. Свою собственную блестящую партию, состоящую из эффектных прыжков и оборотов, Рудольф разумно сочетал с необычайной виртуозностью Марго Фонтейн. Когда он с необузданным буйством, как и положено корсару, метался по сцене, публика уже не владела собой. Нуреев «прыгал, как тигр», Фонтейн, зараженная его энергией, «танцевала с огромной живостью», «зал ревел от восторга, потому что лицезрел величайших звезд, и от этого перехватывало дыхание», – писала лондонская пресса.

В 1975 году, когда Фонтейн было уже пятьдесят шесть лет, она все еще завоевывала своего корсара. Па-де-де сразу же стало хитом, а теперь вдумайтесь – десять минут танца и двадцать минут сумасшедших оваций! Именно так происходило в Нью-Йорке во время первого турне Фонтейн и Нуреева в апреле 1963 года. На следующий день «Нью-Йорк Геральд Трибюн» отозвалась о звездном выступлении так: «The hottest little team in show-business». Формула, подхваченная затем американской прессой, красноречива: «Этот дуэт, вышедший из небольшого мира балета, влился в огромную, всемогущую вселенную шоу-бизнеса».

Когда в 1963 году Нуреев предложил переделать третий акт «Баядерки», его идею восприняли с прохладцей. Стоит ли разрушать версию Петипа? Сумеет ли «чужак» внушить «русский стиль» английской труппе? И почему надо навязывать «старую» Марго Фонтейн, тогда как недавно сменившееся руководство Королевского балета²⁹ намерено выдвигать молодежь? К всеобщему удивлению, Нуреев выиграл по всем статьям.

Премьера все же состоялась. В тот вечер «неудобный Нуреев» сделал лондонцам щедрый подарок. «В „Баядерке“, – писала „Дэнс энд Дэнсерс“, – он показал всем нам великую классику, а главное, научил нас, как ее танцевать. Даже если бы завтра ему предстояло уехать, все равно он столько сделал, что британский балет навсегда останется обязанным ему». Нельзя было польстить больше!

Нуреев танцевал блистательно, демонстрируя, что он вовсе не намерен разрушать классические традиции. Марго также была представлена с самой лучшей стороны. В один миг двадцатишестилетнему Рудольфу были прощены все его грехи.

На следующий год Нуреев поставил «Раймонду», однако публика встретила этот спектакль прохладно. Надо сказать, что над «Раймондой» навис злой рок. Это произведение на музыку А. К. Глазунова было совершенно не известно западной публике. Либретто, основанное на средневековой рыцарской легенде, многим казалось сложным и напыщенным. Вдобавок ко всему накануне премьеры произошло драматическое происшествие с Тито Ариесо. Марго уехала к мужу, и Рудольф в течение суток должен был ввести другую балерину, которая не справилась с ролью. В итоге Королевский балет принял решение не включать «Раймонду» в свое осеннее турне и поскорее забыть о ней.

Через три месяца Рудольф попросил Марго поучаствовать вместе с ним в создании новой версии «Лебединого озера» для Венской оперы. Это был последний балет, поставленный для великой танцовщицы, и он имел шумный успех³⁰.

Тем не менее дуэт опять заставил о себе говорить, когда в феврале 1965 года Кеннет Макмиллан осуществил постановку «Ромео и Джульетты». Британский хореограф делал ставку на двух своих любимых артистов Королевского балета – Кристофера Гейбла и Линн Сеймур. Но в его планы вмешались исключительно коммерческие расчеты. Американский продюсер Сол Юрок требовал, чтобы на открытии нью-йоркского сезона Королевского балета выступила пара Нуреев – Фонтейн. Более того, он пригрозил, что отменит гастроли вообще, если не будет этого дуэта. Макмиллан пытался сопротивляться, но дирекция «Ковент-Гарден» заставила его подчиниться.

Марго не просила этой роли, считая, что она старовата для пятнадцатилетней Джульетты. У Рудольфа было другое мнение, кроме того, ему не понравилось, что его обошли, но он терпеливо ждал своего часа. И дождался – Макмиллан вынужден был уступить, но был столь подавлен, что Линн и Кристофер сами обучали своих соперников. Для Линн это было тем более тяжело, потому что она прервала беременность, лишь бы не отказываться от роли всей своей жизни.

Как вы понимаете, репетиции проходили в ужасной атмосфере. Марго сомневалась в себе, у Рудольфа были проблемы с левой щиколоткой, что вынуждало его только намечать некоторые па. К тому же оба постоянно меняли рисунок танца – к ярости Макмиллана, который видел, как «уродуется его детище».

Состояние щиколотки было настолько плохим, что Нуреев был не уверен, сможет ли он выступить в день премьеры, и его собирались заменить Кристофером Гейблом. На генеральную Нуреев не пришел, и Гейбл полагал, что настал его час, но вдруг увидел соперника в кулисах, неторопливо снимающего шерстяной свитер и гетры.