Русский флот на чужбине - Кузнецов Никита Анатольевич - Страница 46

10 ноября 10 гардемарин последнего выпуска и 15 гардемарин, окончившие морской корпус, в июле уехали во Францию. Там стараниями Дмитриева все они были приняты в Сорбонну. В этот же день уехали из Бизерты и 11 детей, зачисленные в различные учебные заведения Франции и Бельгии.

29 июля 1922 г. приказом командующею эскадрой № 172 был объявлен список лиц, выдержавших за истекший 1921–1922 учебный год при Морском корпусе экзамены за полный курс специальных классов. Всего эти экзамены сдали 17 человек, из них 2 мичмана военного времени, 8 подпоручиков по Адмиралтейству (главным образом — бывших гардемарин) и 7 подпоручиков Корпуса корабельных офицеров. Для лиц, уже имевших офицерские чины, сдача экзамена означала подтверждение их профессиональной квалификации, и его результаты были внесены в послужные списки.

В начале 1922 г. в составе эскадры числилось 825 человек, в декабре того же года на эскадре осталось 387 человек (из них 96 офицеров и 191 матрос и унтер-офицер). За второй год пребывания в Бизерте эскадра уменьшилась на два корабля — вслед за транспортом «Дон», проданным весной 1922 г., французам был продан транспорт «Добыча». На следующий год предполагалась продажа девяти вспомогательных судов. Суммы от продажи вспомогательных (небоевых) кораблей эскадры шли, по словам французского командования, целиком на ее содержание. С этим приходилось считаться. Кроме того, на следующий год планировалось сократить штат эскадры до 311 человек.

В целом 1922 г. прошел для эскадры под знаком массового отъезда ее чинов во Францию в поисках лучшей доли. Несмотря на три выпуска корабельных гардемарин из Морского корпуса, личный состав эскадры сократился более чем в два с половиной раза.

«Но положение Эскадры все же было прочным. Эскадра продолжала стоять под Андреевским флагом. Французские морские власти не вмешивались во внутреннею жизнь Эскадры и взаимоотношения между Русским и французским командованием за этот год, особенно с приездом нового Морского Префекта контр-адмирала Эксельманс, еще более улучшились в смысле взаимного доверия и доброжелательства. Небольшой численно личный состав Эскадры, еще более окреп духом, настроение и дисциплина стояли на должной высоте и люди, крепче привязавшись к своим кораблям и друг к другу, спокойно несли службу по сохранению и поддержке кораблей, веря в лучшее будущее», — написано в отчете по эскадре.

Новый 1923 год начался с невеселых событий: союзники продолжали продавать русские корабли. Так, 7 января Русскую эскадру покинул транспорт «Добыча», купленный ранее торговым домом «Gazzol» в Генуе. С 1 по 27 февраля ледоколы «Джигит», «Всадник», «Гайдамак», «Илья Муромец», буксир «Голланд», посыльное судно «Якут», спасательный буксир «Черномор», посыльное судно «Китобой» и канонерская лодка «Страж», назначенные к продаже, были переданы французскому командованию и отведены для стоянки в гавань Сиди Абдала. С 1 апреля 1923 г., по новому распоряжению французов, личный состав эскадры уменьшился до 274 человек.

Эскадра таяла — корабли продавались, людям приходилось переходить на положение беженцев. Как результат прошлогодних переговоров с генералом Занкевичем продолжилась продажа боевого запаса. С линкора «Генерал Алексеев» с помощью французских моряков выгрузили 160 выстрелов для 12-дюймовых орудий и 750 для 130-мм пушек. Боезапас продали русскому инженеру А.П. Клягину, выступившему посредником в сделке с правительством Эстонии.

С 1 января 1923 г. Морской корпус был переименован в Сиротский дом и прикомандирован для довольствия к линкору «Георгий Победоносец», причем воспитанникам старше 18 лет и «излишествующему» обучающему и обслуживающему составу по приказу французов полагалось покинуть корпус и искать заработки на стороне. Но благодаря принятым командованием мерам дело ограничилось лишь переименованием.

В июне в корпусе закончился учебный год. 35 человек, окончивших общие классы, были произведены в младшие гардемарины. Продолжить образование в специальных классах они уже не могли, т. к. последние оказались упразднены французскими властями. 15 гардемарин получили назначения на корабли эскадры. 13 лучших гардемарин рассчитывали осенью поступить в иностранные учебные заведения и поэтому остались при корпусе для прохождения дополнительного курса по математике и французскому языку. 7 человек остались при Морском корпусе в качестве унтер-офицеров в младших ротах.

Во вторую половину февраля проводилась в жизнь программа по перестановке и передаче французскими властям продаваемых судов. 15 февраля привели из Сиди-Абдала и поставили на бочку № 7 в бухте Карриер крейсер «Генерал Корнилов». В тот же день были отбуксированы в Сиди-Абдала «Гайдамак» и «Якут». За этими судами постепенно готовились и остальные, предназначенные к продаже.

Не обошлось, здесь и без инцидента. По плану канонерскую лодку «Грозный» следовало 27 февраля отбуксировать к «Генералу Корнилову» для окончательной разгрузки, а 2 марта сдать французам. В это время у «Корнилова» уже стояла другая канонерская лодка, «Страж». 27 февраля, около 6 часов утра, командующему эскадрой доложили, что канонерская лодка «Грозный» (стоявшая рядом с эсминцем «Дерзкий») тонет. Оказалось, что два молодых мичмана — оба выпуска 1918 г. — П.П. Непокойчицкий и П.М. Рукша (первый с «Грозного», а второй со «Стража»), не желая сдавать лодки французам, решили их затопить. Рукша собирался затопить «Страж», а Непокойчицкий — «Грозный». Однако мичману Рукше одному не удалось открыть кингстон на «Страже», и он после неудачной попытки около полуночи на шлюпке перешел на «Грозный», где решил помочь мичману Непокойчицкому в затоплении этой лодки. Около трех часов ночи вдвоем они открыли машинный кингстон «Грозного»; затем мичман Непокойчицкий доложил своему командиру (старшему лейтенанту фон Вирену), что лодка тонет, но лишь в шестом часу, т. е. тогда, когда лодка уже погрузилась до иллюминаторов, а машинное отделение заполнилась водой, и закрыть кингстон уже не представлялось возможным.

Благодаря рельефу дна «Грозный» погрузился в воду лишь кормой, оставшись сидеть носом на мели. С помощью стоящих рядом русских кораблей его пытались вытащить на более мелкое место, но к 8 часам утра, несмотря на все усилия, корабль практически затонул.

Командующий эскадрой известил о произошедшем французское командование и начал проводить дознание. Виновники происшествия прямо сознались в том, что причиной затопления корабля послужило нежелание отдавать его под чужой флаг. После производства дознания обоих мичманов арестовали французские власти. Действия мичманов оказались безрезультатными: 5 марта «Грозный» удалось поднять с помощью французского спасательного парохода «Риносеро» и отвести в гавань Сиди-Абдала.

По поводу поступка двух мичманов командующий эскадрой издал гневный приказ № 43 от 28 февраля 1923 г., который гласил: «В ночь с 26 на 27 февраля мичманы Рукша и Непокойчицкий открыли кингстоны в машине и затопили канонерскую лодку „Грозный“.

Поступок мичманов Рукши и Непокойчицкого нельзя назвать иначе, как преступлением. Преступлением не только в отношении эскадры, но и французского правительства, давшего ей приют.

Суда эскадры поставлены в Бизерте согласно условию, заключенному между французским правительством и главнокомандующим Русской армией, выведшим эти суда из России. Не только мичманы, но и адмиралы не имеют права без нарушения самых элементарных основ дисциплины вводить свои поправки. Честь флага, на которую ссылаются мичманы, поддерживается поведением лиц, плавающих под этим флагом, а не фактом покупки или продажи кораблей.

Вышеназванные лица не могли не знать, что продажа части судов производится с целью покрытия расходов по содержанию остальных, имеющих боевое значение. Своим преступлением они показали отсутствие понятия о дисциплине и совершенно превратное понятие о долге, за что и понесут заслуженную кару».

Кара действительно постигла молодых моряков. Их поместили в марсельскую тюрьму, причем французские власти заподозрили в офицерах тайных агентов большевиков и собрались выслать в СССР. Узнав об этом, Рукша совершил попытку самоубийства, вскрыв себе вены, но его жизнь спасли. После вмешательства русского военного начальства французы согласились дать мичманам разрешение на выезд в любую страну по их желанию. Офицеры выбрали Соединенные Штаты Америки. Но посольство США отказалось выдать им визу, узнав о том, что они принудительно высылаются с эскадры. Тогда французские власти предложили Беренсу от имени командования эскадры обратиться с запросом о выдаче визы, умолчав, что Рукша и Непокойчицкий являются военными моряками и высылаются в дисциплинарном порядке. Командующий эскадрой от предложения, естественно, отказался. Между тем и содержать мичманов во французской военной тюрьме уже основания не было. Французы теперь просто стремились избавиться от проблемы, возникшей в лице двух русских. Беренс сообщал 25 октября 1923 г. Дмитриеву: «С Рукшей и Непокойчицким теперь меня оставили в покое после еще одного неприемлемого предложения взять их на эскадру пока не решится их судьба, с условием, что если их встретят на берегу, то их посадят снова и на этот раз в городскую тюрьму, т. е. с арабами и мелкими жуликами. Взять их на „Корнилов“ или „Алексеев“ — опасно; если они там проделают тоже, что на „Грозном“, то скандал выйдет такой, о котором даже думать неприятно, и после полугодового сидения в тюрьме злобы у них должно было накопиться достаточно»[60].