Врата изменников - Перри Энн - Страница 36
- Предыдущая
- 36/101
- Следующая
– Вы еще пропустили Питера Арунделла и Роберта Листера, – напомнил Томас.
– С ними ничего интересного. Арунделл – умный молодой человек из хорошей семьи. Младший сын. Старший унаследовал титул, второй купил подряд на воинские поставки, третий пошел служить в Министерство по делам колоний, а самый младший, Питер, получил семейное владение где-то в Уилтшире.
– Семейное владение? – не понял Питт.
– Церковный приход, – ответил Телман с удовлетворением, что поставил его в тупик. – Обеспеченные семьи часто покупают такие приходы впрок, и они могут быть очень даже доходными. Там, где я родился, у священника было три прихода, и он нанимал в каждый викария или помощника викария. А сам жил в Италии на проценты. Сейчас этим почти не занимаются, но раньше такое случалось сплошь и рядом.
У Томаса на кончике языка вертелся ответ, что ему об этом тоже известно, но он удержался. Да и инспектор все равно бы ему не поверил.
– Ну а что о самом Арунделле? – спросил он. – Что он за человек? – Хотя эти вопросы не имели значения, так как у Питера Арунделла не было доступа к информации по Замбезии.
– Да то, что вы и так знаете. Снимает квартиру на Белгрейв-сквер, участвует во всех светских развлечениях, хорошо одевается, хорошо обедает, но очень часто за чужой счет. Он холостяк и завидный жених. За ним охотятся все матери незамужних дочерей, не считая тех, кто имеет более высокие виды. И, несомненно, через несколько лет он таки выгодно женится. – Телман опять слегка скривил губы. Он презирал общество и все, что знал о нем, и никогда не терял возможности подпустить шпильку.
– А Листер?
– Да примерно то же самое, – проворчал инспектор.
– Тогда лучше начать с Аманды Пеннеквик, – решил Питт. – И еще одно, Телман…
– Да, сэр? – Голос его коллеги по-прежнему звучал саркастично, а взгляд был чересчур пристальным и прямым.
– Держите язык на привязи.
Суперинтендант ответил таким же прямым и вызывающим взглядом. Больше объяснений не требовалось. Они с Телманом были людьми из совершенно разной среды и придерживались разных жизненных ценностей. Томас был родом из сельской местности и питал врожденное уважение и даже любовь к дворянам-землевладельцам, которые создали и сохранили мир, в котором он родился, и к тем, кто лично, как сэр Артур, так много ему дал. Инспектор же происходил из городских низов, вырос в бедности и среди бедных, а потому ненавидел тех, кто из-за своего происхождения был богат, и считал всех богачей бездельниками. Они ничего не создавали и только брали, не возмещая. Общей у них с Питтом была только преданность полицейскому делу, но на данном уровне такой преданности было достаточно, чтобы они совершенно ясно понимали друг друга.
– Да, мистер Питт, – сказал Телман и, сдерживая улыбку, повернулся на каблуках и ушел.
Примерно через полчаса помощник комиссара полиции Джайлс Фарнсуорт вызвал суперинтенданта к себе. Его записка была написана в таком тоне, что следовало подчиниться немедленно, и Томас, наняв кеб на Боу-стрит, поехал на набережную, в Скотленд-Ярд для доклада.
– А, – взглянул на Питта Фарнсуорт, оторвав взгляд от стола, когда тот вошел. Он подождал, когда пришедший закроет дверь, и продолжил: – Это дело в Министерстве по делам колоний. Что вам удалось узнать?
Томасу не хотелось признаваться, как мало он успел.
– На первый взгляд все эти люди безупречны. Кроме, возможно, Гарстона Эйлмера. – Питт видел, как лицо Джайлса оживилось, но сделал вид, что ничего не замечает. – Этот человек питает некоторую слабость к мисс Аманде Пеннеквик, но, очевидно, не взаимно. Он на редкость некрасив, а она необычайно привлекательна.
– Такое нередко случается. – Фарнсуорт был явно разочарован. – Но в этом вряд ли есть что-нибудь подозрительное, Питт. Это просто одна из житейских проблем. Некрасивость, даже безобразие еще никому не мешали влюбляться в красивых. Иногда это причиняет большое страдание, но это трагедия, а не преступление.
– Однако трагедия является источником очень многих преступлений, – ответил Томас. – Люди по-разному реагируют на боль, особенно когда она вызвана попыткой достичь недостижимого.
Начальник взглянул на него со смешанным выражением недовольства и пренебрежения.
– Можно стащить пирог с мясом или алмазное ожерелье, но нельзя украсть или присвоить любовь женщины. И мы говорим о мужчине, который не опустился до того, чтобы красть.
– Ну, конечно, любовь украсть нельзя. – Суперинтендант тоже почувствовал раздражение. – Но иногда можно купить ее – или же ее очень искусную подделку. Он не первый из некрасивых мужчин, который может на это пойти.
Джайлсу не хотелось с ним соглашаться, но пришлось. Он достаточно хорошо знал жизнь, чтобы спорить.
– Продать немцам информацию, чтобы иметь возможность покупать ей подарки, или что ей там заблагорассудится? – неохотно согласился он. – Ладно. Проверьте этот вариант. Но ради бога, Питт, будьте осмотрительны. Очень возможно, что он просто порядочный человек, который полюбил не ту женщину, которую следует.
– Я обдумываю также вариант, что эта мисс Пеннеквик может иметь германский интерес и скорее, чем Эйлмер, склонна продавать информацию, которую, возможно, вытягивает из него в обмен на свою благосклонность. К сожалению, другим, более подходящим объяснением мы не располагаем.
Фарнсуорт пожевал нижнюю губу.
– Разузнайте о ней все, – приказал он. – Кто она, откуда, с кем видится.
– Я уже дал Телману это задание.
– Телман тут ни при чем. Сами этим займитесь, – нахмурился помощник комиссара. – А где вы были вчера, Питт? Вас никто не видел целый день.
– Я уезжал в Хэмпшир на похороны близкого человека.
– А я думал, что ваши родители давно умерли? – В вопросе послышался вызов, а не только любопытство.
– Да, они умерли. Хоронили человека, который относился ко мне как к родному сыну.
Ясные синие глаза Фарнсуорта смотрели на Томаса очень жестким взглядом.
– Неужели? – Он не поинтересовался, кто этот человек, его лицо было непроницаемо. – Вы как будто присутствовали на заседании в связи с сэром Артуром Десмондом. Не так ли?
– Да.
– Но почему? – вздернул брови начальник Питта. – Ведь там все ясно. Это трагично, когда человек его социального положения так кончает, но болезнь и возраст не делают скидки на личное достоинство. Оставьте это дело в покое или только вред принесете.
Томас молча, пристально смотрел на него. Джайлс принял его удивление и гнев за непонимание.
– Чем меньше об этом будут говорить, тем меньше обо всем будут знать. – Его раздражало тугоумие Питта. – Пусть это печальное дело не станет предметом досужей болтовни для его друзей и близких, тем более – для широкой публики. Надо предать забвению все, чтобы мы вспоминали его таким, каков он был, прежде чем у него возникла эта навязчивая идея.
– Навязчивая идея? – переспросил суперинтендант. Он знал, что в разговоре с шефом ничего не прояснится, но не смог совладать с любопытством.
– Идея, касающаяся Африки, – раздраженно пояснил Фарнсуорт. – То, что он рассказывал о каких-то тайных обществах, заговорах и тому подобном. Он считал, что его преследуют. Очень хорошо известная в медицине мания, и все это очень огорчительно, очень печально. Ради бога, Питт, если вы питаете к нему хоть каплю уважения, не выносите это на суд общества. Ради семейной чести хотя бы пусть его заблуждение будет похоронено вместе с ним.
Томас прямо встретил его взгляд.
– Сэр Мэтью Десмонд не верит, что его отец был не в своем уме или так рассеян и неосторожен, что принял опий не на сон грядущий, а днем, да еще и в смертельной дозе.
– Ничего неестественного, – отмахнулся начальник от его замечания рукой с хорошо наманикюренными ногтями. – Всегда очень трудно смириться с тем, что люди, которых мы любим, безумны. Мне бы тоже не хотелось так думать о своем отце. Я очень сочувствую сэру Мэтью, но факты – вещь упрямая.
– Но сэр Мэтью, возможно, прав, – упорствовал Питт.
- Предыдущая
- 36/101
- Следующая