Врата изменников - Перри Энн - Страница 23
- Предыдущая
- 23/101
- Следующая
– Ты вообще веришь, что мы сможем чего-то добиться? – продолжал Десмонд, не притрагиваясь к еде. – Или ты просто хотел успокоить меня?
– Ну, конечно, я говорил, что думал, – ответил Томас с набитым ртом. Он тоже был сердит и расстроен, но знал также, что если они собираются бороться, надо иметь для этого достаточно сил. – Мы не сможем доказать, что они лгут, не дав им полностью высказаться.
– А что потом? – спросил Мэтью недоверчиво.
– А вот потом мы и предпримем действия, – заключил его друг.
Сын покойного сэра Артура улыбнулся:
– Как это на тебя похоже… Ну, точь-в-точь как раньше. Ты совсем не изменился, правда, Томас!
Питт хотел было извиниться, но вовремя понял, что в этом нет необходимости.
Мэтью как будто хотел спросить еще о чем-то, но передумал и тоже откусил от своего сэндвича. И вдруг стал есть с удивившим его аппетитом, не сказав больше ни слова до тех пор, пока они не встали из-за стола.
Первым свидетелем на слушании во второй половине дня был врач судебно-медицинской экспертизы, который обо всем рассказывал подробно, но, будучи очень опытным человеком в своем деле, избегал всяких научных терминов. Все просто: Артур Десмонд умер от чрезмерной дозы лауданума, принятой в течение одного часа. Эта доза была достаточно велика, чтобы убить любого. В желудке содержалось изрядное количество бренди, и очевидно, из-за запаха спиртного он не учуял опия, приняв больше, чем собирался. Медик полагал, что опий все же обязательно должен был дать привкус. Сам он предпочитает хороший коньяк, но это дело вкуса.
– Вы нашли другие признаки болезни или старческого упадка здоровья? – спросил его коронер.
Врач поморщился.
– Конечно, признаки такого упадка присутствовали. Человеку ведь было семьдесят лет! Но, даже принимая это во внимание, следует сказать, что здоровья он был все-таки отменного. Я был бы счастлив достичь того же возраста в подобном состоянии. Нет, никакого следа какой-либо болезни я не обнаружил.
– Спасибо, доктор. Это всё.
Врач что-то негромко проворчал и покинул свидетельское место.
Питт готов был поклясться, что представитель судебной медицины не принадлежит к «Узкому кругу», но терялся в догадках, как сей факт можно использовать.
Следующим свидетелем был еще один врач, но совершенно иной человек. Он был серьезен, внимателен, вежлив, но очень высокого мнения о себе. Назвав свое имя и профессию, он сказал, что готов дать показания по рассматриваемому делу.
– Доктор Меррей, – начал следователь, – я полагаю, вы были лечащим врачом сэра Артура Десмонда. Это правильно?
– Да, это так.
– В течение какого времени?
– Последние четырнадцать лет.
– Таким образом, вы очень хорошо были знакомы с его физическим и душевным состоянием?
Сидящий рядом с Томасом Мэтью напрягся и наклонился вперед, сцепив руки, с каменным выражением лица. Питт тоже навострил уши.
– Естественно, – подтвердил врач. – Хотя надо признаться, я не подозревал, что его здоровье настолько расстроено, иначе не стал бы прописывать ему лауданум. Я говорю о его душевном расстройстве и образе мышления.
– Может быть, вы объяснитесь поподробнее, доктор Меррей, что вы имеете в виду? В частности, был ли сэр Артур в депрессии или, наоборот, беспокоился о чем-то, волновался?
Теперь в зале повисла гробовая тишина: не слышно было ни вздоха. Журналисты сидели с перьями наготове.
– Не в том смысле, что вы имеете в виду, сэр, – уверенно ответил медик. – Ему снились дурные сны, его мучили кошмары. По крайней мере, именно об этом он говорил мне, когда пришел проконсультироваться. Совершенно ужасные сны, понимаете? Я имею в виду не те неприятные сновидения, от которых страдаем все мы, чересчур плотно поужинав или после какого-нибудь неприятного события. – Он слегка переменил позу. – Мне казалось, что сэр Десмонд все больше теряет навыки прежнего поведения и начинает питать подозрения, касающиеся людей, которым он доверял всю жизнь. Полагаю, я должен заключить на этом основании, что он страдал от старческого маразма, который сказывался на его умственных способностях. К сожалению, такое может случиться даже с самыми уважаемыми людьми.
– Да, и это очень печально, – скорбно подтвердил коронер.
Больше Мэтью вынести этого не мог и вскочил с места.
– Но это же абсолютная чепуха! – крикнул он. – Отец был такого же ясного ума и полностью контролировал свои поступки и мысли, как любой другой!
Меррей оскорбленно покраснел. Он не привык, чтобы ему возражали.
Коронер заговорил очень спокойно и тихо, но его голос был слышен всем, и все обернулись к сыну покойного.
– Сэр Мэтью, мы все понимаем, что вы в горе, и чувство утраты, которое вы испытываете, очень естественно, особенно учитывая обстоятельства смерти вашего отца, но я не потерплю дальше вашего вмешательства. Прошу мистера Меррея продолжать, – он повернулся к врачу. – Вы можете привести пример неадекватного поведения сэра Артура, доктор? Если оно было так странно, как вы говорите, то я удивлен, что вы прописывали ему опий в дозах, достаточных для того, чтобы мы все здесь собрались.
Но Меррей, по-видимому, нисколько в том не раскаивался и, уж конечно, не чувствовал себя виноватым. Он говорил извиняющимся тоном, но лицо его оставалось совершенно бесстрастным: на нем никак не отразились ни боль, ни сожаление.
– Я глубоко сожалею обо всем случившемся, сэр, – сказал он ровно, не глядя на Мэтью. – Печально, что приходится обнажать на публике слабости хорошего человека, особенно когда нужно подтвердить причины его ухода. Но я понимаю, что это необходимо, понимаю, почему вы настаиваете на этом. Я действительно не знал о его истинном состоянии, когда предписывал ему принимать опий, иначе это было бы весьма сомнительное дело, как вы и заметили.
И он еле заметно улыбнулся. Один из сидевших на передней скамье кивнул в знак согласия.
– Сэр Артур рассказал мне о своих ночных кошмарах и о том, как ему трудно бывает заснуть, – подытожил врач. – В этих кошмарах ему чудились дикие звери, джунгли, людоеды и подобные устрашающие образы. Он, наверное, испытывал тайный страх перед этим наваждением. Но я в то время совершенно не подозревал о его болезненном отношении ко всему африканскому, – он покачал головой. – Я прописал лауданум, надеясь, что он даст моему пациенту возможность быстрее засыпать и видеть более легкие, нетревожные сны. И только потом я узнал от некоторых его друзей, насколько иррационально он стал мыслить и какими провалами памяти страдает.
– Он лжет, – прошипел Мэтью Томасу, не глядя на него. – Эта свинья лжет, чтобы выгородить себя! Коронер его подловил, и вот он немедленно стал ловчить, чтобы снять с себя вину.
– Да, я тоже так думаю, – прошептал Питт. – Но лучше молчи. Здесь ты никому ничего не докажешь.
– Но они его убили! Взгляни на них. Сидят все вместе, все явились сюда, чтобы очернить его имя и заставить поверить, что он стал слабоумен и случайно сам себя убил.
В надтреснутом голосе молодого человека звучала поразившая Томаса горечь. Мужчина, сидевший с краю, снова взглянул на Десмонда с чувством неловкости. У Питта создалось впечатление, что он обязательно пересел бы, если б не опасался привлечь к себе внимание.
– Ты ничего не добьешься, нападая на него прямо, – отрывисто процедил суперинтендант сквозь зубы и почувствовал какой-то новый страх. У него словно похолодело внутри, он испугался, что они могут так и не узнать, кто участвовал во всем этом деле, кто друг, а кто враг. – И держи порох сухим!
– Что? – Мэтью круто обернулся, ничего не понимая. Затем до него дошло значение слов, если не их глубокий смысл. – О да, извини. Они как раз и ждут, чтобы я не сдержался. Хотят, чтобы я разозлился до такой степени, чтобы утратил ясное представление, как надо действовать.
– Да, – подтвердил Питт.
Десмонд погрузился в молчание.
Доктора Меррея отпустили, и следователь вызвал человека по фамилии Денфорт, который был соседом Артура Десмонда в деревне. Тот с весьма печальным видом подтвердил, что старый аристократ в последнее время был чрезвычайно рассеян и совершенно не похож на себя прежнего. Да, к сожалению, он действительно, очевидно, утратил верное понимание происходящего.
- Предыдущая
- 23/101
- Следующая