Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур - Страница 52
- Предыдущая
- 52/109
- Следующая
Так как вскоре должна была наступить зимняя тьма, нам приходилось торопиться, тем более, что к концу осени карибу худеют, и их мясо становится менее вкусным. Из нас троих Уилкинс в то время был наименее опытным (хотя впоследствии он сделался первоклассным охотником), а потому на третий день я попросил его остаться и караулить наш лагерь, тогда как Наткусяк и я разошлись в разных направлениях, сквозь довольно сильную метель. При такой погоде карибу можно рассмотреть лишь на расстоянии менее 400 м, но зато во время метели, если охотник будет начеку, он всегда обнаружит карибу прежде, чем сам будет замечен им, и притом обнаружит на таком расстоянии, с которого сразу можно стрелять. Кроме того, ветром заглушается всякий шум, случайно произведенный охотником, и сама метель, по-видимому, делает животных менее осторожными. При ней мало шансов найти карибу, но если он подвернулся, то у охотника много шансов добыть его.
Мы находились в местности, которую видели впервые; здесь не было русла реки или других местных объектов, придерживаясь которых можно было бы чисто машинально находить дорогу в оба конца. В мглистую погоду найти дорогу обратно в лагерь можно лишь при условии тщательных наблюдений и правильных приемов ориентировки. Удаляясь от лагеря, я замечаю скорость своей ходьбы и продолжительность пути в каждом данном направлении; кроме того, я в точности определяю, под каким углом к ветру я иду. Направление ветра я время от времени проверяю либо по карманному компасу, или же по расположению сугробов, так как, если перемена ветра пройдет незамеченной, это расстроит всю ориентировку. Наши охотничьи лагери мы обычно разбиваем на вершинах высоких холмов, перед уходом нужно обойти вокруг холма и изучить его вид со всех сторон, чтобы при возвращении с уверенностью опознать его из любого пункта, отстоящего на полмили в окружности. Запомнив топографию окрестностей лагеря на пространстве примерно в 0,5 кв. мили, я выхожу или прямо навстречу ветру, или же под углом в 45° или в 90° к нему и иду вперед час или два, в зависимости от большей или меньшей уверенности в том, что смогу найти дорогу обратно. Если за это время не удалось найти дичи, то я поворачиваюсь под определенным углом, обычно под прямым углом, к первоначальному направлению и снова иду на определенное расстояние, которое, например, может быть равно первоначальному. Если и теперь ничего не найдено, я еще раз поворачиваюсь под прямым углом, после чего нетрудно определить, когда я окажусь против лагеря и на расстоянии 1 или 2 часов пути от него. После третьего поворота под прямым углом я уже обращен лицом к лагерю, и поскольку были тщательно соблюдены все вышеприведенные правила, я подхожу к нему с отклонением не более полумили, т. е. оказываюсь в пределах участка, который я запомнил перед уходом. Но если бы я даже и «промахнулся», я знаю, что в данное время нахожусь вблизи от этого участка, а потому, если буду идти по все увеличивающимся кругам, то рано или поздно попаду на него. Если во время ходьбы я вижу дичь, то прежде всего замечаю время по карманным часам или каким-нибудь другим способом определяю направление от данного пункта до лагеря. Если удается тут же убить дичь, то найти затем дорогу к лагерю очень просто; но если пришлось долго преследовать дичь или если найдена не самая дичь, а только ее след, то правила для отыскания обратного пути не так легко сформулировать. Во всяком случае, необходимо все время запоминать свой маршрут; тогда задача сведется к определению угла, под которым нужно выйти обратно к лагерю.
Эти простые правила позволяют мне ориентироваться в метель и вообще при всякой погоде, сопряженной с плохой видимостью; между тем, эскимос, оказавшийся в подобных условиях, обычно вынужден расположиться лагерем и ждать, пока погода прояснится.
Во время той охоты, о которой здесь идет речь, я прошел 3 мили против ветра, затем 3 мили в сторону и вернулся к лагерю, не найдя никаких признаков дичи. Но Наткусяку больше повезло. Через 2–3 часа мы догадались об этом, так как в случае неудачи Наткусяк уже вернулся бы. Действительно, он пришел перед самым наступлением темноты и сообщил, что видел около тридцати карибу, из которых убил и освежевал семнадцать. В это время волки были очень многочисленны, и мы часто встречали их стаями, примерно по десяти в каждой; поэтому наша первая забота была о том, чтобы доставить добытое мясо домой. К следующему вечеру у нас находилось в безопасности свыше трех четвертей его, хотя некоторое количество все же досталось волкам. Затем Наткусяк и я снова, отправились охотиться, но уже при более ясной погоде. На этот раз он ничего не нашел, тогда как я добыл целое стадо в 23 головы двадцатью семью выстрелами.
Не следует думать, что такой результат представляет собою нечто замечательное. Для правильной оценки нужно знать, как он был достигнут. В мой сильный бинокль я обнаружил стадо на расстоянии 7–8 миль. Затем я приблизился до расстояния примерно в 1 милю, взобрался на холм, возвышавшийся над всей окружающей местностью, и в течение получаса запоминал ее топографию. Кругом было много холмиков, ложбин и ручьев с разветвлявшимися руслами. Труднее всего было запомнить существенные детали так, чтобы опознать их после спуска на более низкое место, откуда все выглядело иначе. Направление ветра оставалось весьма устойчивым, и я стал приближаться к карибу с подветренной стороны. Однако когда я оказался на расстоянии в полмили, карибу перешли на бугор и паслись вдоль его гребня, стоя почти боком к ветру. Так как вблизи не было прикрытия, за которым я мог бы приблизиться прямо к ним, я пробрался за бугор, отстоявший от них примерно на полмили, и залег там. В течение около получаса карибу, продолжая пастись, медленно приближались ко мне. Затем они легли и отдыхали еще часа полтора. Мне оставалось лишь ждать. Если бы после отдыха они спустились с бугра или повернули обратно, то мне пришлось бы сделать еще один обход и повторить весь маневр. Но карибу паслись, пододвигаясь ко мне, и еще через час все 23 были не дальше 200 м, а некоторые приблизились даже на 50 м. Обычно карибу и другие дикие животные не умеют распознавать врага, пока он неподвижен и они не успели почувствовать его запах. Теперь карибу, конечно, видели меня, как и всю окружающую обстановку, но были неспособны сообразить, что я от нее чем-то отличаюсь.
В это время года, когда все озера замерзают, озерный лед и даже самый грунт нередко издают треск, напоминающий ружейные выстрелы. По-видимому, карибу часто принимают настоящие ружейные выстрелы за этот треск и не пугаются. Во время первых выстрелов я, конечно, старался целиться особенно тщательно. Следует остерегаться попаданий в область сердца, так как карибу, которому нанесена такая рана, пробежит с максимальной скоростью от 50 до 200 м, а затем, падая, перекувырнется и этим может спугнуть все стадо. Но карибу, раненый в брюшную полость, обычно остается на том месте, где он стоял, или же, пробежав с полдюжины метров, ложится самым естественным образом. Поэтому я совершил, может быть, жестокий, но необходимый поступок: первых двух-трех животных я ранил в брюшную полость, так что они тихо легли.
Выстрелы привлекли внимание стада, но не испугали его, так как, очевидно, были приняты за потрескивание льда. Кроме того, вид лежащего карибу не представляет ничего необычного для других и даже успокаивает их. Затем я повернул ружье так медленно, что его передвижение было незаметно, и прицелился в ближайшего соседнего карибу, причем держал ружье так близко к земле, что движение затвора при повторном заряжании тоже осталось незамеченным. Убив двух-трех животных выстрелами в шею, причем смерть последовала почти мгновенно, я стал целиться в тех, которые находились дальше от меня. Так как карибу, раненый в область сердца, всегда бежит в ту сторону, в которую он смотрел в момент ранения, я выжидал перед выстрелом, чтобы карибу повернулся ко мне. Оленят я перестрелял в последнюю очередь.
Хотя та методичность, с которой производится подобная охота, производит впечатление жестокости, в действительности она причиняет животным минимум страданий. Когда же охотники, по неопытности или вследствие азарта, палят куда попало, они наносят животным всевозможные мучительные, но не смертельные раны, от которых спасшиеся животные нескоро выздоравливают. Для карибу самая жестокая рана — это сломанная нога, так как в этом случае он может спастись от охотника, но не может выздороветь. В двух или трех случаях мне удалось наблюдать подобных животных впоследствии. Они, по-видимому, понимают, что на своих трех ногах они не в состоянии следовать за стадом, а потому все время находятся под ужасом неизбежного растерзания волками, от которого их может спасти лишь милосердный приканчивающий выстрел охотника. При правильной охоте по нашему методу раненое животное почти никогда не может спастись, а вследствие сильного боя наших ружей даже выстрел в брюшную полость неизбежно приводит к смерти в течение от 5 минут до получаса.
- Предыдущая
- 52/109
- Следующая
