Король на площади - Колесова Наталья Валенидовна - Страница 35

• Предыдущая
• 35/61
• Следующая

Но, и надев корону, он продолжал отмахиваться от намеков, становившихся все прозрачнее и прямее, – а не пора ли наконец Ристу подарить королеву, а тебе – обеспечить себя наследниками? Дошло лишь, когда Силвер очутился на госпитальной походной койке после финального сражения с хазратской конницей. От многочисленных ран спать было невозможно, так что все лихорадочные ночи оказались к его услугам для сомнений и раздумий. И в одну из таких ночей пришла к нему простая и ясная мысль: а вот умри он сейчас, и его серебряный Рист, все его победы и достижения загребет под себя жирный слизняк Финеар… И всё лишь потому, что ему было некогда и неохота заниматься поиском королевы.

А ведь ему и искать особо не приходится!

Так что уже на следующее утро озабоченный секретарь записывал надиктованное послание – как он сейчас сам понимает, краткое и деловитое до оскорбительности: я, такой-то такой-то, передаю привет тебе, князь Рагнар, и желаю жениться на твоей дочери Хельге, а буде она уже замужем, на любой другой твоей дочери, лишь бы та была крепка и умом и телом. Приехать сейчас не могу, поскольку ранен, но ко дню прибытия своей невесты надеюсь подняться на ноги. Все союзные обязательства подтверждаю, брачный контракт прилагается… Когда секретарь попытался уточнить условия контракта, отмахнулся: «Нас в долги тяжкие не вгони и девицу не обидь. А вышлите бумаги сегодня же!» Бедный секретарь впал в тоску и отчаянье, но взывать было уже не к кому, поскольку король, сочтя вопрос решенным, провалился в беспамятный сон, который целители с одинаковым правом могли счесть и предсмертным, и сном выздоравливающего. Он выбрал последнее.

Предполагаемый тесть оказался понимающим и расторопным, незамедлительно (через каких-то пару недель) отправив в Рист свадебный поезд с дочерью. А вот что эта самая дочь, заочная силверовская невеста, тоже может выбрать, причем нечто совершенно неожиданное, никому и в голову не приходило…

Запыхавшийся господин полицмейстер влетел в дверь, как раз когда в комнате воцарилось звенящее молчание: Эмма явно не знала, что сказать, а он хорошо знал, но, как назло, не мог сейчас вспомнить ни единого приличного слова. Полицмейстер кинул быстрый взгляд на княжну, на короля и попытался принять свой обычный невозмутимый вид.

Силвер оскалился раздраженно:

– Что, Эрик? Боялся, здесь прольется чья-то кровь?

Эрик отвесил ему не привычный короткий кивок, как обычно наедине, – полноценный поклон.

– С приездом, ваше величество! Я просил передать, чтобы вы сразу же встретились со мной – в любое время дня или ночи, но, вы, видимо…

И не закончив, замер, изображая полный почтения вопрос всей своей тощей сутулой фигурой. Он молча смотрел на друга. А ты, видимо, собирался принять первый удар королевского гнева на себя? Чего ты боялся, Эрик? Что я излуплю ее, удушу, в темницу брошу – и тем создам нежелательный повод для межгосударственного конфликта?

Король произнес:

– Видимо, мы должны послать нашему союзнику и другу князю Рагнару радостное известие о том, что его потерянная дочь нашлась.

– Уже, – отозвался Фандалуччи быстро.

– Вот как.

Значит, действительно боялся, раз решил подстраховаться и оповестить князя прежде, чем король надумает, что сотворить со своей несостоявшейся невестой. Ну что ж… умно, и не знаешь – то ли наказать полицмейстера за самоуправство, то ли поблагодарить за заботу о… государе и государстве.

– Значит, решено, – произнес он, глядя поверх головы женщины. – В течение двух недель сюда прибудет ваш отец, и я передам ему вас из рук в руки. Во избежание повторения истории.

– Я не собираюсь никуда бежать, – сказала Эмма устало.

Он проигнорировал ее слова. Обвел глазами комнату, старательно огибая женщину взглядом.

– Надеюсь, условия содержания вас устраивают и жалоб на жестокое обращение или на то, что вас морят голодом, вы нам не предъявите.

– Если желаете, могу дать в этом расписку, – в ее ровном голосе прорезался гнев. – Еще и с личной печатью!

Взгляд короля задержался на узком, забранном решеткой окошке: он вспомнил, как Эмма восхищалась большими светлыми окнами в его доме. Да и для рисования эта комната темновата… С какой стати это-то его заботит?

– Всего наилучшего… ваше сиятельство!

Ответа он не дождался – или тот был слишком тих, или Эмма просто промолчала.

Он стремительно пошагал по коридору и услышал, как друг устремился за ним следом.

– Силвер! Подожди!

Не оборачиваясь, король рубанул ладонью воздух.

– Оставь меня!

Хотя бы на время.

Хотя бы до тех пор, пока расхочется крушить все вокруг.

Я в изнеможении откинулась на спинку стула. Разговор обессилил меня настолько, что, казалось, лучше б Силвер меня избил, тогда бы боль тела заглушила боль души.

А тут страдало и то и другое. Я обхватила руками колени, прижалась к ним лицом, вздрагивая в сухих беззвучных рыданиях. Ах, Кароль, Кароль, что же я наделала!

Не знаю, сколько прошло времени, но, подняв голову, я увидела господина полицмейстера, безмолвно стоящего на пороге. Поспешно выпрямилась – я вовсе не собиралась публично демонстрировать глубину своего раскаяния… или вызывать жалость у королевского друга и соратника.

Фандалуччи кивнул, словно услышав мои мысли. Прошелся по комнате, как совсем недавно Кароль… Силвер. Правда, не столь резко и стремительно, еле сдерживая свой гнев, – медленно, как бы в раздумьях.

– Итак, ваше сиятельство?

– Итак, господин полицмейстер? – я бессознательно скопировала его интонацию, и по лицу Фандалуччи скользнула слабая улыбка.

– Кажется, вы вызвали гнев нашего общего приятеля.

Это не требовало подтверждения, поэтому я промолчала.

– Позвольте узнать только одно – зачем вы это сделали?

– И вы называете это «только одно»?

Фандалуччи остановился прямо передо мной.

– Я верный слуга и, смею надеяться, друг его величества.

– Я это знаю.

– Меня интересуют не собственно причины, а только было ли в вашем исчезновении нечто, направленное на причинение вреда его величеству в частности и Ристу как государству в общем?

Я подняла брови:

– Больший вред, чем я уже причинила?

Услышав, как господин полицмейстер хмыкнул уже явственно, я, к своему удивлению и радости, поняла, что в стане противника у меня имеется неожиданный союзник.

– Вы разрешите присесть?

Фандалуччи опустился на стул с явным облегчением. По-простецки потер костлявые колени, словно они у него ныли.

– Я намеревался увидеться с его величеством раньше, чем он узнает о вашем… возвращении.

Я оценила деликатность подобранного определения. Фандалуччи продолжал столь же доверительно:

– Видите ли, его величество бывает иногда несколько… несдержан.

– О! Неужели? Ни за что бы не подумала!

Он проигнорировал мой сарказм.

– Иногда этот гнев напускной. Но по-настоящему Силвер выходит из себя, когда его доверие теряют те, кто ему действительно дорог.

Пауза. Я грустно кивнула.

– Это я тоже уже поняла.

Полицмейстер откашлялся перед тем, как задать следующий вопрос:

– Прошу прощения за мою неделикатность, но были ли вы уже близки с ним… в телесном смысле?

Я молча покачала головой.

– О, – произнес господин полицмейстер, кажется, даже с разочарованием. – Это меня крайне удивляет… – Фандалуччи верно расценил выражение моего лица и поспешил добавить: – Я ни в коем случае не хотел обвинить вас в легкомысленности, просто его величество… – Он замялся, подыскивая слова, и я подсказала:

– Не жалейте мои уши, господин полицмейстер! Вы хотели сказать, что его величество – бабник?

– О, нет-нет, – поспешно заявил Фандалуччи. – Просто он пользуется большим успехом у дам и всегда крайне… целеустремлен, поэтому я предполагал, что…

– Оставим в стороне привычки и склонности его величества, – перебила я. – Что бы изменилось, если б мы, как вы предполагали, состояли в интимной близости?

• Предыдущая
• 35/61
• Следующая